Вот тут некоторые отдельные товарищи позволяют себе нападки на всеми нами уважаемого Гая нашего Верреса - дескать, импоссибиле ест!
Любопытно сравнить его со светочем свободы и отцом римской демократии, Марком Юнием, понимаете ли, Брутом. Лично я от этого бюста в полном восхищении.
(главка из книги "Частная и общественная жизнь римлян" П. Гиро)
www.sno.pro1.ru/lib/giro/index.htm
читать дальшеВ 56 г. до Р. X. жители кипрского Саламина, изнемогая под бременем податей и разных поборов, послали своих уполномоченных в Рим попытаться сделать заем. Но закон Габиния [А. Габиния, трибуна 67 г. до Р. X. ] запрещал провинциалам занимать в Риме и даже признавал недействительными долговые обязательства, подписанные ими в столице. Брут решил извлечь выгоду из этого закона, нарушив его. (славное начало! - Э.) У него были свободные деньги, для которых он искал размещения, он пользовался влиянием в сенате и знал саламинцев. Брут предложил им денег под 4,% в месяц, т. е. 48% годовых, тогда как законный процент не превышал 12-ти в год. Саламинцы вынуждены были принять эти ростовщические условия и подписали обязательство на имя Матиния и Скаптия, подставных лиц, предложенных Брутом.
Этот заем был вдвойне беззаконным: во-первых, благодаря чрезмерным процентам, во-вторых, потому что он прямо противоречил закону Габиния. Тем не менее Бруту удалось добиться сенатского решения, которое признавало эту сделку вполне законной. (Что рекомендует отцов-сенаторов с самой лучшей стороны - Э.) Ввиду этого, он не беспокоился за свои деньги и, в назначенное время отправил Скаптия получать проценты.
Правитель Киликии, которому был подведомствен о. Кипр, Аппий Клавдий, очень притеснял население управляемой им области. Поэтому саламинцы остались без средств и не имели никакой возможности уплатить долг. Скаптий тотчас же потребовал у Аппия официальных полномочий и отряд кавалерии. (Тоже хорошо. К этому еще надо добавить, что почтенный Аппий Клавдий назначил честнейшего Скаптия префектом Саламина - то есть, официально отдал город в его полное распоряжение - Э.) Получив и то и другое, он высадился в Саламине и повел правильную осаду здания, в котором заседал местный совет. Во время этой осады пять советников умерли от голода. Совет все-таки продолжал упорствовать: им нечем было платить. (Что за жалкие и глупые люди! А ведь с ними по-хорошему... - Э.) Утомленный таким противодействием, Скаптий принужден был снять осаду и удалиться.
Когда Аппия заменил Цицерон, защитник сицилийцев против Верреса, жители Саламина сочли себя спасенными. Они отправили навстречу ему в Эфес депутатов, которые со слезами рассказали новому правителю о своих бедствиях. Проконсул тотчас же приказал кавалерийскому отряду оставить Кипр и освободил саламинцев от обязательного подношения, которое по установившемуся обычаю провинциалы делали каждому новому правителю (Пять миллионов сестерциев. Киприоты выплачивали эти деньги - не разово, а ежегодно! - за то, чтобы их избавили от постоя римской армии. При этом сам такой постой был противозаконен, поскольку сенат выделял деньги на содержание воинов, а наместники прикарманивали эти деньги, вынуждая солдат кормиться за счет местного населения - Э.). Через несколько месяцев Скаптий обратился к Цицерону с просьбой оказать ему содействие при взыскании долга; по-видимому, он имел при этом рекомендацию от Брута; он решился даже требовать официальных полномочий, которые раньше с готовностью дал ему Аппий. Цицерон отказал, так как решил не давать их никакому банкиру. «Дать отряд Скаптию! — писал он. — Поистине, этот человек ни перед чем не остановится!»
Он ограничился тем, что разобрал это дело и постановил, чтобы саламинцы уплатили проценты за истекшие 6 лет, считая по 12% годовых, а также проценты на проценты. Жители Саламина готовы были подчиниться этому решению, но Скаптий протестовал, ссылаясь на расписку, в которой должники обязались платить 48%, и на то, что эта сделка утверждена специальным постановлением сената. С чисто формальной точки зрения он был прав, и Цицерон мог бы решить дело в его пользу. Но эта сделка показалась ему настолько отвратительной, что он не решился признать ее законную силу. Совесть его, как честного человека, возмущалась требованиями Скаптия, и он остался при своем первом решении. Цицерону и в голову не приходило, что его друг Брут может иметь какое-нибудь отношение ко всей этой истории. Ввиду такого отношения Цицерона, Скаптий прибег к последнему средству, он заявил: «Ведь это Брут потеряет деньги из-за тебя, так как он кредитор, а я только подставное лицо». Это признание поставило Цицерона .в чрезвычайно затруднительное положение. Согласиться на просьбу Скаптия — значило насмеяться над справедливостью; отказать — рассориться с Брутом, чего Цицерон вовсе не хотел. Чтобы выйти из затруднительного положения, он совсем устранился от этого дела и не хотел принимать от саламинцев, даже на хранение, денег, к уплате которых он их сам присудил. В июне 50-го года он оставил эту провинцию, и мы не знаем, чем все это дело закончилось. (Ц. жалобно пишет Аттику: "Но что будет, если моим преемником окажется шурин Брута Пуллий?!" -Э.)
Это, впрочем, не единственная история в таком роде, в которой был замешан Брут. Так, он оспаривал у Помпея, как лакомую добычу, несчастного царя Каппадокии, Ариобарзана, бывшего их общим должником. ("человеческий детеныш - моя добыча!!!"
- Э.) Скаптий и Габий играли роль охотничьих собак, которыми Брут травил запутавшегося в долгах царя, и Цицерон по просьбе своего друга Аттика дал им официальные полномочия (звание префекта, благодаря которому они могли действовать как агенты римского правительства), впрочем, вне пределов своей провинции. Бруту, весьма падкому на деньги, постоянно казалось, что для него делают слишком мало, и он жаловался или через Аттика или прямо Цицерону на недостаток любезности с его стороны, и Цицерон писал в Рим письмо за письмом, стараясь оправдаться от этих обвинений. Он приходил в ужас от жадности Брута и, несмотря на всю свою готовность услужить, не мог решиться исполнить его требования.""
Вот я все думаю - за какую такую свободу и демократию Брут Цезаря кинжалом пырял? Вот за эту? Тогда я его понимаю!
А вся-то беда Гая Верреса - в том, что Сицилия гораздо ближе к Риму, чем Кипр.
Любопытно сравнить его со светочем свободы и отцом римской демократии, Марком Юнием, понимаете ли, Брутом. Лично я от этого бюста в полном восхищении.
(главка из книги "Частная и общественная жизнь римлян" П. Гиро)
www.sno.pro1.ru/lib/giro/index.htm
читать дальшеВ 56 г. до Р. X. жители кипрского Саламина, изнемогая под бременем податей и разных поборов, послали своих уполномоченных в Рим попытаться сделать заем. Но закон Габиния [А. Габиния, трибуна 67 г. до Р. X. ] запрещал провинциалам занимать в Риме и даже признавал недействительными долговые обязательства, подписанные ими в столице. Брут решил извлечь выгоду из этого закона, нарушив его. (славное начало! - Э.) У него были свободные деньги, для которых он искал размещения, он пользовался влиянием в сенате и знал саламинцев. Брут предложил им денег под 4,% в месяц, т. е. 48% годовых, тогда как законный процент не превышал 12-ти в год. Саламинцы вынуждены были принять эти ростовщические условия и подписали обязательство на имя Матиния и Скаптия, подставных лиц, предложенных Брутом.
Этот заем был вдвойне беззаконным: во-первых, благодаря чрезмерным процентам, во-вторых, потому что он прямо противоречил закону Габиния. Тем не менее Бруту удалось добиться сенатского решения, которое признавало эту сделку вполне законной. (Что рекомендует отцов-сенаторов с самой лучшей стороны - Э.) Ввиду этого, он не беспокоился за свои деньги и, в назначенное время отправил Скаптия получать проценты.
Правитель Киликии, которому был подведомствен о. Кипр, Аппий Клавдий, очень притеснял население управляемой им области. Поэтому саламинцы остались без средств и не имели никакой возможности уплатить долг. Скаптий тотчас же потребовал у Аппия официальных полномочий и отряд кавалерии. (Тоже хорошо. К этому еще надо добавить, что почтенный Аппий Клавдий назначил честнейшего Скаптия префектом Саламина - то есть, официально отдал город в его полное распоряжение - Э.) Получив и то и другое, он высадился в Саламине и повел правильную осаду здания, в котором заседал местный совет. Во время этой осады пять советников умерли от голода. Совет все-таки продолжал упорствовать: им нечем было платить. (Что за жалкие и глупые люди! А ведь с ними по-хорошему... - Э.) Утомленный таким противодействием, Скаптий принужден был снять осаду и удалиться.
Когда Аппия заменил Цицерон, защитник сицилийцев против Верреса, жители Саламина сочли себя спасенными. Они отправили навстречу ему в Эфес депутатов, которые со слезами рассказали новому правителю о своих бедствиях. Проконсул тотчас же приказал кавалерийскому отряду оставить Кипр и освободил саламинцев от обязательного подношения, которое по установившемуся обычаю провинциалы делали каждому новому правителю (Пять миллионов сестерциев. Киприоты выплачивали эти деньги - не разово, а ежегодно! - за то, чтобы их избавили от постоя римской армии. При этом сам такой постой был противозаконен, поскольку сенат выделял деньги на содержание воинов, а наместники прикарманивали эти деньги, вынуждая солдат кормиться за счет местного населения - Э.). Через несколько месяцев Скаптий обратился к Цицерону с просьбой оказать ему содействие при взыскании долга; по-видимому, он имел при этом рекомендацию от Брута; он решился даже требовать официальных полномочий, которые раньше с готовностью дал ему Аппий. Цицерон отказал, так как решил не давать их никакому банкиру. «Дать отряд Скаптию! — писал он. — Поистине, этот человек ни перед чем не остановится!»
Он ограничился тем, что разобрал это дело и постановил, чтобы саламинцы уплатили проценты за истекшие 6 лет, считая по 12% годовых, а также проценты на проценты. Жители Саламина готовы были подчиниться этому решению, но Скаптий протестовал, ссылаясь на расписку, в которой должники обязались платить 48%, и на то, что эта сделка утверждена специальным постановлением сената. С чисто формальной точки зрения он был прав, и Цицерон мог бы решить дело в его пользу. Но эта сделка показалась ему настолько отвратительной, что он не решился признать ее законную силу. Совесть его, как честного человека, возмущалась требованиями Скаптия, и он остался при своем первом решении. Цицерону и в голову не приходило, что его друг Брут может иметь какое-нибудь отношение ко всей этой истории. Ввиду такого отношения Цицерона, Скаптий прибег к последнему средству, он заявил: «Ведь это Брут потеряет деньги из-за тебя, так как он кредитор, а я только подставное лицо». Это признание поставило Цицерона .в чрезвычайно затруднительное положение. Согласиться на просьбу Скаптия — значило насмеяться над справедливостью; отказать — рассориться с Брутом, чего Цицерон вовсе не хотел. Чтобы выйти из затруднительного положения, он совсем устранился от этого дела и не хотел принимать от саламинцев, даже на хранение, денег, к уплате которых он их сам присудил. В июне 50-го года он оставил эту провинцию, и мы не знаем, чем все это дело закончилось. (Ц. жалобно пишет Аттику: "Но что будет, если моим преемником окажется шурин Брута Пуллий?!" -Э.)
Это, впрочем, не единственная история в таком роде, в которой был замешан Брут. Так, он оспаривал у Помпея, как лакомую добычу, несчастного царя Каппадокии, Ариобарзана, бывшего их общим должником. ("человеческий детеныш - моя добыча!!!"
- Э.) Скаптий и Габий играли роль охотничьих собак, которыми Брут травил запутавшегося в долгах царя, и Цицерон по просьбе своего друга Аттика дал им официальные полномочия (звание префекта, благодаря которому они могли действовать как агенты римского правительства), впрочем, вне пределов своей провинции. Бруту, весьма падкому на деньги, постоянно казалось, что для него делают слишком мало, и он жаловался или через Аттика или прямо Цицерону на недостаток любезности с его стороны, и Цицерон писал в Рим письмо за письмом, стараясь оправдаться от этих обвинений. Он приходил в ужас от жадности Брута и, несмотря на всю свою готовность услужить, не мог решиться исполнить его требования.""Вот я все думаю - за какую такую свободу и демократию Брут Цезаря кинжалом пырял? Вот за эту? Тогда я его понимаю!
А вся-то беда Гая Верреса - в том, что Сицилия гораздо ближе к Риму, чем Кипр.
@темы: история, книги, античность
-
-
28.05.2008 в 23:43Дык, упадок Республики. Ну, а что под "свободой и демократией" понимают личные корыстные интересы - старо, как мир!
-
-
29.05.2008 в 00:07Дык, упадок Республики. Ну, а что под "свободой и демократией" понимают личные корыстные интересы - старо, как мир!
А по моему, так наоборот - не упадок, а полный, тотальный и бесповоротный расцвет
-
-
29.05.2008 в 00:27... чего?
-
-
29.05.2008 в 00:35-
-
29.05.2008 в 00:42haermaunne И кто же хранил общак этой братвы? А потом пришли императоры и перечитать дальше всё по-своему
-
-
29.05.2008 в 00:58""Провинции выплачивали tributum soli, или земельный налог, и tributum capitis, бывший в действительности налогом на личное имущество. Налоги поступали в государственную казну (aerarium), контролируемую сенатом...""
""Ограбление провинции начиналось с момента ее завоевания. Римское войско захватывало казну прежних правителей и богатства храмов; население завоеванной страны обязывали сдать золото и серебро; Рим конфисковал часть земель в покоренных странах, а также рудники, соляные промыслы и другие важнейшие предприятия. Значительная часть награбленных ценностей шла в казну (эрарий) римского государства, другая часть делилась среди воинов, причем львиную долю добычи получали полководцы.""
Эрарий хранился в храме Сатурна на Форуме, у подножия Капитолия. При республике эрарием Сатурна распоряжались квесторы, подотчетные сенату. Официальным же хранителем и хозяином эрария считался сам Сатурн.
Императоры завели дполнительную казну - фиск, и военный эрарий - своеобразный фонд для награждения войск и отставников; но и служащие эрария теперь отчитывались лично перед императорами, которые довольно часто, подобно товарищу Саакову, "путали свою шерсть с государственной".