и балалайка.
swordmaster.org/2013/09/23/nahodka-drevnetyurks...
Из: Гершкович Я.П. Наследие коркута в половецкой среде Северного Причерноморья // Археологія, 2011, № 1
Перевод с украинского
читать дальшеНаходка древнетюркского музыкального инструмента кобыза
Сведения о Коркуте содержатся в древнетюркском эпосе «Китаб-и дэдэм Коркут» («Книга моего деда Коркута») вместе с другими народными сказаниями X-XV вв. (Мелетинский 1985, с. 588). Он известен как шаман и знахарь, который, в частности, предсказал будущую мощь Османской династии, изобретатель кобыза/кобуза — музыкального инструмента, которому приписывались волшебные свойства, (Basilov 1989, p. 154). Жил Коркут, согласно легенде, больше 200 лет, пока звучал его кобыз. Во все времена его последователи, игроки на кобызе (кобызчи), также выполняли функции шаманов, знахарей и провидцев, наставников и воспитателей. Близкие к кобызу др. инструменты, которые фламандский путешественник Вильгельм де Рубрук называл «гитарами», были распространены в среде монголо-татар (Путешествия ... 1957, с. 96). Развитая музыкальная культура кочевых тюркоязычных народов позднего средневековья нашла отражение не только в письменных, исторических, но и археологических источниках.
В 1983-1985 рр. возглавляемый автором отряд в составе Краснознаменской экспедиции Института археологии АН УССР проводил раскопки в зоне строительства оросительной системы на левобережном плато р. Ингулец, возле с. Кирово Бериславского р-на Херсонской обл. В кургане 4, высотой около 3,5 м, в центре, на глубине 2,6 м от современной поверхности, было обнаружено впускное половецкое захоронение 1. Контуры могила не прослеживались, возможно, захоронение было осуществлено в подбое, рядом с входной ямой или в ее заполнении, были отдельные кости мужчины? и животных. В подбое была деревянная двухъярусная конструкция, ориентирована по линии запад-восток, размерами 2,42 х 0,80 м (рис. 1). Поверх нее лежал слой камыша, местами толщиной до 2,0 см (рис. 1, 1).
Основу конструкции, снизу и сверху, составляли по две пары длинных брусьев. Верхние длиной 2,2 м были подпрямоугольные в сечении, толщина их около 10,0 см (рис. 1, 2). Брусья с помощью штифтов соединены между собой не менее чем пятью поперечными планками (две пары – в центре и западной половине, один – в восточной). Ширина планок 6,00-10,00 см, их концы немного отесанные по бокам, сужены. На одном уровне с этими планками лежали шесть обычных досок такой же ширины и булыжники диаметром 3,0-6,0 см в сечении. Поскольку между досками были зазоры, можно предположить наличие дополнительного покрытия плотными тканями или коврами, которые прижимались этими булыжниками. Пара нижних брусьев длиннее – 2,42 м (рис. 1, 3), концы подтесанного, а с востока загнутые вверх не менее чем на 10,0-15,0 см (рис. 1, 4), по бокам – 12 сквозных отверстий, в которые вставлены планки шириной 10,0-15,0 см (рис. 1, 4). Так же, как и вверху, между ними были зазоры.
Продольные брусья также соединены между собой вертикальными планками и узкими досками толщиной 3,0-6,0 см, их концы вставлены в отверстия. Под давлением земли и через естественную деформацию часть вертикальных досок выступила за пределы брусьев. По северной стене, почти по центру и ближе к восточной оконечности, прослеживаются две доски со сквозными вертикальными удлиненными отверстиями.
Рис. 1. Кирово. Захоронение 1 кургана 4: 1, 2 - верхний ярус деревянной конструкции; 3 - останки погребенного; 4 - вид сбоку южной стороны деревянной конструкцїі. Условные обозначения: а - блюдо; б - изделие со стержнем (частично под блюдом); в - пряжка; г - колчан; д - нож; е - лук; - наконечники стрел; - смычок; с - скобяные изделия; і - кобиз; и - деревянный сосуд; к - фрагменты ткани; л - береста.
Западная сторона между ярусами была закрыта тремя досками шириной до 10,0 см, установленные под углом 40-45°. Две крайние имеют вверху по три круглых сквозные отверстия диаметром около 2,0 см, внутри сохранились кусочки просмоленной шпагата. Эти планки служили изголовьем для умершего, не исключена наличие на них подушки из органических материалов, не сохранилась. С восточной стороны расположена массивная деревянная деталь размерами 70,0х30,0 см и толщиной около 15,0 см (рис. 1, 2; 2, 5), что закрывает пространство между верхними и нижними брусьями. С одной стороны она имеет выступ пидтрапециеподибнои формы, с другой – плоская. На выступлении сквозные прямоугольные отверстия размерами 6,0х4,0 см, на торце пазы, в которые вставлены планки, входящие в отверстия, но полностью не перекрывают их. Поверхность планок, надо полагать, предназначались для крепления в отверстиях любой другой детали.
Рис. 2. Сопровождение захоронения: 1 - нож; 2 - фрагмент деревянной палочки; 3 - пряжка; 4 - деревянное изделие; 5 - реконструкция детали с выступлением перекрытия саней-гробошища Рис. 3. Сопровождение захоронения: деревянное блюдо (после реставрации)
Скелет взрослого человека был положен вплотную к северной стене конструкции, на перекладины нижнего яруса, вытянутая на спине головой на запад, лицом на юг, руки вдоль туловища (рис. 1, 3). Почти весь сопровождение сосредоточено справа от скелета, вдоль южной стены. В области груди – пряжка (1), на правом плече – блюдо (2), а под ним изделие с длинным стержнем (3) у таза – чем (4) и фрагмент палочки (5), место от блюда почти до колена занимал колчан с остриями и остатками древков стрел (6), между колчаном и костяком – лук (7) у стены, напротив ног, – музыкальный инструмент с вложенным в него смычком (8) слева от инструмента – фрагменты железного изделия; у ступни – банку (9). На левом плече, в области грудной клетки и у лучевых костей левой руки, сохранились кусочки ткани.
1. Железная пидпрямокутна пряжка с обломанными язычком 2,5 х 2,2 см (рис. 2, 3).
2. Круглое блюдо из одного куска дерева продольного спила на кольцевом поддоне со сферическим углублением (рис. 3). Высота блюда 5,0 см, диаметр - 37,0 см, высота поддона 4,0 см, диаметр – 5,0 см. На поверхности сохранились параллельные черточки - следы токарной обработки. Изготовлено из ясеня. Во время реставрации на внешней поверхности обнаружены тонкие нерегулярные насечки.
3. Деревянное изделие из двух частей длиной 19,0 см (рис. 2, 4). Одна часть в виде резного суженного книзу стержня, имитирующего скрученные веревки, с утолщением вверху, диаметром 2,2 см (впоследствии, из-за высыхания, на нем образовались четыре поперечные трещины), вторая – полусферическая высотой 4,0 см и диаметром сверху 8, 0 см, украшенная снаружи тонким валиком с плотными насечками. Части соединены маленьким штифтом диаметром 0,6 см.
4. Железный однолезвийный черешковый нож (рис. 2, 1). Длина 11,0 см, черенка – 3,0 см, максимальная ширина лезвия 1,40 см.
5. Фрагмент деревянной изогнутой палочки с выступом, длина 2,0 см, диаметр около 0,4 см (рис. 2, 2). На выступлении в древности могла быть кожаная втулка или обмотка. Возможно, это часть батожища.
6. Сагайдак, размерами 0,7х1,5 м, изготовленный из бересты, обтянутый кожей, фрагменты которой лучше сохранились в центре и на основе. У древков стрел была немного изогнутая деревянная застежка со сквозным отверстием, сегментоподобного в сечении, размерами 3,4х1,0х0,6 см (рис. 4, 11), а в стороне от наконечников – плоская подсегментобразной формы дощечка размерами 13,0х5,0 см и толщиной 0,5 см (рис. 4, 12).
В колчане – пять железных наконечников стрел: а) втульчато-треугольный с жалобразными отростками, длина втулки 2,6 см, размах отростков 2,6 см, диаметр втулки 0,5 см (рис. 4, 2), б) листовидно-черешковый длиной 3,50 см, максимальная ширина, в основе, 1,1 см (рис. 4, 3) в) втульчато-ромбический с вогнутыми нижними и немного изогнутыми верхними ударными гранями, длина 3,0 см, максимальная ширина 1,2 см (рис. 4, 1) г) срезень в виде удлиненной лопаточки с немного закругленной верхней частью, сохранившеяся длина 2,0 см, ширина ударной грани 1,0 см (рис. 4, 4) д) очень плохой сохранности, возможно, ромбический с удлиненной нижней частью.
В колчане также найдено не менее десяти древков стрел диаметром в сечении 0,3 - 0,5 см, некоторые обозначены разноцветными полосами: красная, желтая, зеленая, черная (рис. 4, 6, 7), а выше - черными линиями в виде косой сетки (рис. 4, 5). В трех сохранились ушки (рис. 4, 8-10).
7. Деревянный лук длиной 1,2 м. Возможно, положенный со снятой тетивой. Средняя часть с сегментоподобного в сечении куска дерева шириной 3,0 см имеет боковые желобчатые накладки и нижнюю плоскую ширину 3,3 см с закругленными сторонами. Отметим отсутствие каких-либо костяных деталей.
8. Деревянный смычковый музыкальный инструмент (рис. 5, 6). Г.Л. Евдокимов отмечал, что большая его часть изготовлена из ясеня (Евдокимов 1991, с. 281), что недавно подтверждено в Отделе научно-технической экспертизы Государственного Эрмитажа канд. биол. наук М.И. Колосовою. Длина 87,0 см. Состоит из резонаторного корытца грифа с фигурной головкой.
Корытце ладьевидной формы, размерами 47,0х11,0 см (наибольшая ширина приходится примерно на его середине), толщина стенок 0,5 см, объем 1262 см3 (рис. 5, 1г). Наверное, оно вырезано ложечным резцом вроде тех, которые использовали для изготовления древнерусских гудков (Поветкин 1982, с. 316), но здесь его следы тщательно убраны. Внешняя глубина корпуса 4,5 см. В основе есть три резонаторных отверстия-духовички: снизу большой диаметром 1,3 см, средний, по 4,2 см от указанного, диаметром 0,5 см, и крайний сверху малый, по 7,0 см от предыдущего, диаметром 0,3 см. На боковых стенках, между средним и малым отверстиями, прямоугольные вырезы длиной 5,0 см и глубиной 0,3 см (рис. 5, 1б).
С внутренней стороны, внизу струнодержатель трапециевидной формы, длиной сверху около 1,5 см (один край обломаны), боковые стороны по 2,2 см (рис. 5, 2, 6, 3). Сверху – три выреза для струн на расстоянии 0,3 см друг от друга, а в основе – небольшие выступы-шипы для крепления в отверстиях в стенках по бокам корытца (диаметр выреза шипов соответствует толщине стенок).
Гриф немного сужается кверху, его обратную сторону (шейка) закругленный. По бокам, в основе, по две короткие прорезаны линии, а выше, по 2.0 см друг от друга, – три глубоких проемы разделители ладов (рис. 6, 4). Сразу за третьим строем есть углубление в 0,4 см, на котором с помощью штифта в сквозном круглом отверстии крепилась плоская дощечка, соединяла гриф с его головкой. Эта дощечка прямоугольная в сечении, под ней, на уступе, проявляется серия косых насечек, которые указывают на то, что она еще и приклеивалась. К сожалению, выше штифта гриф обломан и на протяжении 6,0 см его конструкция неизвестна.
К противоположной стороне дощечки с помощью штифта крепилась головка грифа змеевидной формы (рис. 6, 2). Внешне она немного вогнута, а на обратной стороне имеет выступы по краям (рис. 5, 1г, 1в). В этих выступлениях на расстоянии 2.0 см друг от друга просверлены три отверстия, в которые вставлены округлые в сечении колки для натягивания струн (рис. 6, 2).
Немного изогнутый смычок изготовлен из цельного куска дерева или ветви, длина 48.0 см, то есть почти соответствует длине корытца (рис. 7, 4). В сечении он круглый, максимальный диаметр, в основе, около 0,7 см, далее сужается, но на противоположном конце немного расширяется.
9. Деревянный сосуд полусферической формы, возможно, на невысоком поддоне. Диаметр вверху около 10,0 см.
По составу инвентаря, включающий лук, стрелы и колчан, с большой вероятностью (Федоров-Давыдов 1966, с. 116, табл. 6) можно утверждать, что здесь похоронен мужчина. К сожалению, материал для антропологического изучения отобрать не удалось из-за крайне плохой сохранности костей, которые рассыпались при малейшем прикосновении.
Своеобразие захоронения заключается в разнообразии деревянных изделий и впечатляющим, как для курганов степной полосы, их хорошим состоянием. В Северном Причерноморье подобных захоронений известно очень мало (Рассамакин 2003, с. 216). В нашем случае сохранность обусловлена не только тем, что захоронение не было разграблено, но, вероятно, и обвалом подбоя вскоре после захоронения. Это помешало доступу воздуха к плотно вложенным изделиям из органики, которые какбы «законсервировались». Дополнительным фактором могло быть то, что, возможно, захоронения произошло зимой, когда активность микроорганизмов была минимальна. При любых других условиях мы бы имели вполне рядовой набор находок – железные наконечники стрел, нож, пряжку и тлен непонятной погребальной деревянной конструкции.
Уже во время расчистки этой конструкции стало понятно, что она очень напоминает сани. О этом свидетельствуют загнутые вверх концы брусьев нижнего яруса – полозья, выступающие за пределы поперечных и продольных брусьев верхнего яруса, т.е. грядок или нащепив (рис. 7, 1, 2). Начальная загнутисть полозьев должна быть больше. Подобные конструкции трудно идентифицировать, но, вероятно, они доходят до нас в виде так называемых «Решетчатых гробниц» и представляли собой не только кузова или другие детали колесных транспортных средств, но и бесколесного. Общее сходство деревянных саней и повозок вполне очевидна (Шалобудов, Лесничий 2003, с. 194, рис. 1, 2, 1, 5).
Сани, вероятно, были переоборудованы специально для захоронения – иначе трудно объяснить наличие, например, изголовья, есть детали, лишенной всякой функциональности в реальных санях в позиции между двумя ярусами продольных брусьев, сиденьем и полозьями. Совершенно нефункциональными также кажутся и поперечные планки нижнего яруса, которые мешали бы передвижению хоть по снегу, хоть по земле. Еще одним признаком переоборудования, возможно, есть деталь с выступом и отверстиями (рис. 2, 5) – не исключено, что это составляющая реальных саней, возможно, спинка съемного кузова, попала в захоронения через представление, будто покойник «ехал» в потусторонний мир на санях, которые после его ожидаемого воскресения использовали уже по их прямому назначению. В слоях Великого Новгорода 10-15 вв. сохранились фрагменты спинок кресел, и некоторые из них представляют собой именно спинки саней (Колчин 1968, рис. 45; 1971, с. 25, рис. 1, 2; табл. 13, 1).
В верхних частях двух вертикальных досок, выступающие за пределы продольных брусьев верхнего яруса, есть продолговатые сквозные отверстия, возможно, для прикрепления съемного кузова. Такие отверстия необходимы для надевания оглобель на копыли – в новгородских санях оглобли имели вид округлых в сечении длинных жердей (Колчин 1968, с. 53, табл. 43, 1-8). Как известно, сани использовали не только зимой (Волк 1995, с. 328), а описанные здесь имеют и «зимние», и «летние» признаки (среди последних – невысокие копыли, слабый загиб полозьев: Васильев 2006, с. 118).
О роли саней в погребальном обряде написано достаточно много еще с конца XIX в. (Анучин 1890), но мы не намерены подробно рассматривать эту тему. Можно лишь напомнить, что, например, доправки санями покойника на кладбище считается архаичной особенностью (Рыбаков 1987, с. 112; Волк 1995, с. 328-329), а первые находки транспортных средств – тележек или санок – в Северном Причерноморье датируются эпохой ранней бронзы. Считается, что колесные происходят от последних (Избицер 1990, с. 33-34). В степном Заволжье в захоронении ямно-катакомбного времени обнаружены отпечатки полозьев деревянных саней, на которые был положен покойник (Юдин, Лопатин 1989, с. 131). Для конца IV тыс. до н. е. серия глиняных моделек саней представлена в Томашивской группе трипольской культуры в междуречье Буга и Днепра (Бурдо 2003).
наконечники и древки стрел музыкальній инструмент кобыз
Рис. 4. Сопровождение захоронения: 1-4 - наконечники стрел; 5-7 - орнаментированные древка стрел; 8-10 - древка с ушками; 11 - застежка колчана; 12-дощечка Рис. 5. Сопровождение захоронения: 1 - кобиз; 2 - увеличенное изображение струнодержателя (стрелками обозначено место вырезов по сторонам корытца); в - вырез
Сагайдак, если принять за основу его дощечку (рис. 4, 12), был сегментообразным в сечении и размерам не отличался от других подобных предметов из традиционного комплекта половецкого военного снаряжения (Медведев 1966, с. 19-20). Колчаны сложной и оригинальной конструкции находят в захоронениях половецкой «знати» (Рассамакин 2003, с. 222, рис. 4, 4).
Железные наконечники стрел (рис. 1, 1-4) – разного типа и, соответственно, различного назначения (Медведев 1966, с. 53). Столько же было в колчанах из знаменитого Чингульского кургана, а в погребении 3 кургана 30 возле с. Виноградное на р. Молочная их было три (Отрощенко, Рассамакин 1986, с. 26; Рассамакин 2003, с. 222). Наличие древков без наконечников связано с тем, что это был своеобразный запас, поскольку древка чаще ломались, а их производство имело сезонный характер (Кищенко 2003, с. 132-133).
Лук, безусловно, сложный. В отличие от новгородских, длинных, предназначавшиеся пешим лучникам (Медведев 1966, с. 11), этот принадлежал воину-всаднику.
И блюдо, и сосуд очень правильных, концентрических очертаний. Это указывает, что их изготовили на токарном станке (Колчин 1968, с. 31-32). Блюдо по форме и размеру больше напоминает новгородские второго типа, появившиеся от XIII в. (Колчин 1968, рис. 24 20, с. 35). Подобную посуду, наверное также кожаный, имел широкое распространение и у кочевников, и среди оседлого сельского и городского населения. Всего в захоронении представлена посуда различного назначения, своего рода «погребальный сервиз».
Назначение деревянного изделия с длинным стержнем (рис. 2, 4) непонятное. Расположение под блюдом позволяет допустить, что и оно представляет собой некую разновидность посуды (стержень мог служить ручкой), то есть перед нами оригинальная сосуд для напитков, с учетом небольшого объема верхней емкости – всего около 100 см3 – алкогольных или наркотических. Однако нельзя не обратить внимание и на совпадение некоторых деталей с описанием головного убора – «бокка» – у монголов, который привел Плано Карпини: «на голове они носят что-то круглое, сделанное из прутьев или из коры, длиною в локоть, что заканчивается сверху четырехугольником ... а наверху имеет один длинный и тонкий прутик из золота, серебра или дерева ... »(цит. по: Федоров-Давыдов 1966, с. 36-37, здесь же сведения о головном уборе« гу-гу »и ссылки на изображения в рисунках из Монголии и др.).
Железные пряжка и нож (рис. 2, 1, 3) – очень распространенные категории находок половецкого времени. Ножи известны также по изображениям на каменных статуях и мужских, и женских (Плетнева 1974, с. 49, рис. 20, 17). Обратим внимание на расположение пряжки в области груди, то есть она, скорее всего, связана с одеждой или портупеей, а нож – у правого бедра, то есть, возможно, в кармане пояса или в подвешенном к нему кожаном футляре.
Рис. 6. Кобыз и его детали (фото) Рис. 7. Реконструкция: 1, 2 - сани (гробовище); 3 - кобиз
Музыкальный инструмент – пока единственный реальный артефакт такого рода в кругу восточноевропейских, а, возможно, и евразийских кочевников древностей позднего средневековья. Нет сомнений, что он относится к типу кобыза/кобуза (у азербайджанцев - кеманча). Создается впечатление, что к могиле инструмент положили поломанным, во всяком случае, в нем не хватает некоторых деталей, преимущественно мелких, но крайне важных для исчерпывающего понимания всей конструкции этого уникального музыкального инструмента. Г.Л. Евдокимов подал его как трехструнный, с семью ладами на грифе; струны пропущены на обратную сторону через отверстие в основании головки грифа и закреплены здесь на колки, с другой стороны они будто бы выходят на внешнюю сторону корытца, где обматывались вокруг стрижнеподибного выступления, у боковых вырезах корытца показана плоская дощечка, а на ней – подставка под струны (Евдокимов 1991, рис. 2, 3). Такая реконструкция не соответствует данным, зафиксированным в полевой документации, поэтому предлагаем другой ее вариант (рис. 7, 3).
В вырезах не было следов поперечной дощечки с подставкой (кобылкой), но ясно, что они расположены в том месте, где струны выходили на уровень верхнего среза корытца. Итак, вероятно, вырезами были оформлены участки, где смычок должен был касаться струн (рис. 7, 3б). Благодаря этим вырезам, при необходимости, обеспечивалась переменная игра на крайних, боковых, струнам.
Действительно, расположение колки допускает крепление струн только с внутренней стороны головки и вывода их сюда через специальное отверстие. Но где оно находилось? Безусловно, в основе головки грифа, как показано на рисунке Г.Л. Евдокимова, поскольку небольшое отверстие здесь узкий, аморфный, со свежим (современным) изломом внутри. Одно сквозной большое отверстие или три малых – по количеству струн – могло располагаться только в отсутствующей части грифа. Для предотвращения столкновения струн при настройке головка с колками, возможно, устанавливалась под незначительным наклоном к плоскости последнего (рис. 7, 3г).
В рамках грифа должен был располагаться порожек, определенно необходимый из-за значительной длины струн. Вероятным местом для него было пространство между отверстием в грифе и накладной дощечкой. Верхний порожек, если он и был, мог устанавливаться внутри корытца, прочное скрепление его с корпусом с помощью шипов или штифтов, как и на многих современных струнных инструментах, не обязательно.
Наличие ладов, возможно, указывает на существование какой-то разновидности музыкальной нотации, то есть записи нотного текста (партитуры) в виде определенного знакового кода. В проемах для ладов вполне могли размещаться перевязи из сухожилий, а общее количество ладов была не более трех-четырех, даже если принять за них короткие насечки по краям в основе грифа и пространство от края соединительной дощечки до начала выреза. Впрочем Л.Н. Черкасский, специалист в области струнных украинских народных музыкальных инструментов, обратил наше внимание на нелогичность такого конструктивного решения, которое, он считает, приводило к значительному сужению звучання. Но даже при относительно простом терцевом строе и незначительном количестве ладов хватило бы для выполнения мелодий в небольшом диапазоне. При игре рука исполнителя могла находиться в одной позиции и высота звука достигалась только передвижением пальцев в ее пределах. Часть грифа между головкой и нижним порожком (шейкой) служила дополнительной опорой на корпус исполнителя.
Деревянный витой стержень с чашечкой (рис. 2, 4) в любом случае не является частью инструмента (Евдокимов 1991, рис. 3). Это функционально различные предметы. Струны обматывались и привязывались к боковым планкам струнодержателя, а затем либо выходили в ложе канавок в его верхней части, или перевязывались непосредственно в самих канавках: здесь сохранились следы трения струн в виде едва вдавленных полос на широких плоскостях (рис. 6, 3). На готовом к игре инструменте струнодержатель через натянутые струны занимал почти горизонтальное положение, и, будучи вставленным выступлениями в отверстия в боках, сам по себе обеспечивал достаточно прочное и надежное крепление.
В ходе консультаций со специалистами всегда возникал вопрос о наличии сплошной верхней полочки (деки) в корытце. Считаю, что такой все же не было. Об этом свидетельствуют и полное отсутствие каких-либо ее остатков, и округлые верхние края корытца, в которых приклеить такую достаточно большую и массивную деталь было невозможно. Л.Н. Черкасский предполагает наличие натянутой на корпус кожаной мембраны, поскольку без нее резонаторные отверстия лишены смысла. Я считаю, что такой вариант нельзя исключать, но мембрана не могла быть сплошной - она закрывала бы вырезы по бокам корытца, кроме того, она не позволяла вывести струны наружу от немного «утопленного» внутрь корытца струнодержателя. На известной статуи из Симферопольского историко-краеведческого музея (Плетнева 1974, с. 105, табл. 65, 1156, с. 33, рис. 10, 45), по нашему мнению, изображен подобный инструмент именно без деки: при ее наличии не пришлось бы показывать в нем двойной контур (впрочем, не будем забывать о схематичности изображения на камне).
Отверстия-духовички разного диаметра, но каков реальный эффект достигался благодаря им, можно будет выяснить только после изготовления действующих копий. Мы не должны исключать того, что старый мастер, а его логику мы сейчас вряд ли в состоянии понять, просто не знал, какова их функция и вырезал их по аналогии с какими-то другими подобными инструментами твоего времени. Верхние полки с духовичкамы имели древнерусские гудки и гусли.
Надеюсь, специалисты в области истории музыкальных инструментов еще скажут свое слово относительно других возможных вариантов реконструкции, но некоторые из затронутых вопросов снимаются этнографическими данными. В первой половине XIX в. А.И. Левшин отмечал: «кобыз подобный древнего русского гудка и даже немного скрипке, но не имеет верхней деки и состоит из выдолбленной полушария с ручкой наверху и с выпуском внизу для прикрепления подставки. Струны, которые связывают на кобыз, очень толстые и скручиваются из конского волоса. Играют на нем, сжимая в коленях (как виолончель), коротким смычком. Сигналы выдаваемых этот инструмент, удивительно грубые и нечистые, впрочем я слышал на нем имитации пения различных птиц, которые были очень близки к естественным »(Левшин 1996, с. 354).
Наша находка полностью подтверждает слова В.И. Поветкина:
«Исторические пути конструктивных идей музыкальных инструментов неотделимы от общеисторических процессов. Вот почему даже незначительный на вид, лишенный легендарного ореола музыкальный инструмент может найти себе «двойника» в неожиданном месте и времени. И такой факт должны объяснять и учитывать не только историки музыки »(Поветкин 1993, с. 145). Думаю, вполне закономерно, что как явления одной эпохи очень близки к найденному нами половецкого, те же своеобразные «двойники», представлены в слоях ХI-XV вв. Великого Новгорода и, по отдельным деталям, Старой Руссы (Колчин 1968, с. 87, табл. 81, 4-6; 1978, с. 182, рис. 1-4; Поветкин 2001). Интересные и конструктивные сходства, и различия новгородских гудков и половецких кобыз.
Наибольшее сходство заметно по «ладьевидной» форме, глубине (4,0-5,0 см) и толщиной стенок (0,5 см) корытец; змееподобного головкой грифов, использованием в игре короткого смычка (лучка, погудальця) расположением струн в одной плоскости. Отлично мы: меньше, почти вдвое, размеры новгородских инструментов (общая длина около 40,00 см, а объем корытец 550 см3), отсутствие длинного грифа с вырезанными ладами, наличие верхней деки; другая, внешняя, система крепления струн и значительно больше (на новгородских – до 1,80 см) расстояние между ними. На новгородском гудке XIV в. установлено наличие трех струн разного диаметра: высокого звучания (0,60 мм) и двух по 0,80 мм (Поdеткин 1982, с. 312), а на кобыз, исходя из ширины канавок на верхней планке струно-держателя, система немного иная: все они одного диаметра, следовательно различное звучание обеспечивалось только степенью натяжения струн на колках. Впрочем, если допустить связь с диаметром духовых отверстий, все струны здесь были разной толщины.
Прародиной смычковых музыкальных инструментов считается Средняя Азия, откуда в XI в. они попали в Европу, в том числе и на Русь (Колчин 1978, с. 180-181). Следовательно, вполне вероятно значительное их распространение в промежуточной степной полосе. Это подтверждается многочисленными свидетельствами. Например, о половецком «гудце» Оре, который был послан к хану Отроку (Атараку) ханом Сырчан (Сарган), сообщается в Ипатьевской летописи. Итак, находка в половецкой захоронении, хотя и неожиданное, все же вполне закономерна. Она вписывается в свидетельство о развитой музыкальной культуре кочевых тюркоязычных народов позднего средневековья и имеет отношение к одному из ранних этапов развития таких инструментов.
В Западной Европе подобные кобыза и гудка смычковые музыкальные инструменты – Ребек (от араб. Ребаб или рабаба) фидула или фидель (от лат. Фидес – струна).. Эти «братья» кобыза считаются «прадедами» скрипки. Позже название «кобыз/кобуз» перешла на украинский лютнеподибний струнный щипковый музыкальный инструмент – кобзу. Вот такой странный круговорот идей, их материальных воплощений и названий!
Описанное захоронения не попадает ни в разряд «бедных» (впущен в центр кургана на относительно значительную глубину, остатки «решетчатых гробницу» случаются не в каждом захоронении), ни в разряд «богатых» (известные захоронения со значительным количественно и качественно набором инвентаря). Иными словами, умерший явно имел особый социальный статус при относительно невысоком имущественного состояния (см.: Цимиданов 2004, с. 108). Такой статус он получил, вероятно, из-за музыкальных способностей, умений предсказывать и лечить, которые так почитали его современники. Это был не один Коркут, а один из тех певцов, шаманов, знахарей, черты которых вобрал его образ. Вместе открытый нами половецкий музыкант-кобызчи мог быть современником «гудца» Ори или даже – кто знает? – Он сам.
Литература
Анучин Д. Сани, ладья и кони, как принадлежности погребального обряда // Древности (Тр. МАО). — М., 1890. — Т. XIV. — С. 81-226.
Бурдо Н.Б. Керамічні моделі саней трипільської культури // Український керамологічний журнал. — 2003. — № 1. — С. 25-30.
Васильев М.И. Функциональные типы средневековых новгородских упряжных саней: проблемы интерпретации // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Мат-лы науч. конф. — Новгород, 2006. — 20. — С. 115-130.
Вовк Х. Студії з української етнографії та антропології. — К., 1995.
Євдокимов Г.Л. «…Співай же йому пісні половецькі» (Літопис Нестора) // Золото степу. Археологія України. — К.;
Шлезвіг, 1991. — С. 281—283.
Избицер Е.В. Погребения с повозками эпохи ранней бронзы в Степном Прикубанье // Древние памятники Кубани. — Краснодар, 1990. — С. 29-35.
Кищенко В.Г. Стрелы древних и средневековых культур Евразии: реконструкция // Степи Европы в эпоху средневековья. — Донецк, 2003. — С. 131-191.
Колчин Б.А. Новгородские древности. Деревянные изделия. — М., 1968 (САИ. — Вып. Е1-55).
Колчин Б.А. Новгородские древности. Резное дерево. — М., 1971 (САИ. — Вып. Е1-55).
Колчин Б.А. Коллекция музыкальных инструментов древнего Новгорода // Памятники культуры. Новые открытия.
Письменность. Искусство. Археология. — М., 1978. — С. 174—187.
Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких гор и степей. — Алматы, 1996.
Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие. Лук и стрелы, самострел. VIII—XIV вв. — М., 1966 (САИ. — Вып. Е1-36).
Мелетинский Е.М. Огузский эпос «Китаб-и дэдэм Коркут» // История всемирной литературы. — М., 1985. — Т. 9. — С. 558—590.
Надиров Н. «Вначале был Коркут» // National. — 2004. — № 7. — (www.kazakh.ru/news/articles/?a=144).
Отрощенко В.В., Рассамакін Ю.Я. Половецький комплекс Чингульського кургану // Археологія. — 1986. — 53. — С. 14—36.
Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния. — М., 1974 (САИ. — Вып. Е 4-2).
Поветкин В.И. Новгородские гусли и гудки (опыт комплексного исследования) // Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода. — М., 1982. — С. 295—322.
Поветкин В.И. Новгород музыкальный по материалам археологических исследований. Раскопки 1992 года // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Мат-лы науч. конф. — Новгород, 1993. — С. 144-152.
Поветкин В.И. Вначале был гудочек // Чело. — 1997. — 1(10). — (www.bibliotekar.ru/rusPovetkin/4.htm).
Поветкин В.И. Находки в древнем Новгороде и Руссе // Новгород и Новгородская земля. История и археология. — Великий Новгород, 2001.
Рассамакин Ю.Я. Погребение знатного кочевника на реке Молочной: опыт реконструкции вещевого комплекса // Степи Европы в эпоху средневековья. — Донецк, 2003. — С. 207—230.
Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. — М., 1987.
Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. — М., 1957.
Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. Археологические памятники. — М., 1966.
Юдин А.И., Лопатин В.А. Погребение мастера эпохи бронзы в степном Заволжье // СА. — 1989. — № 3. — С. 131-140.
Шалобудов В.Н., Лесничий П.П. Опыт реконструкции позднекочевнических повозок (по материалам половецких погребений Поднепровья) // Степи Европы в эпоху средневековья. — Донецк, 2003. — Т. 3. — С. 193—206.
Цимиданов В.В. Социальная структура срубного общества. — Донецк, 2004.
Basilov V.N. Nomads of Eurasia. — Los Angeles; Seattle; Washington, 1989.
_________________________________
www.newchron.narod.ru/texts/hung.htm
О венгерских мусульманах. Перевод отвратительный, источник тенденциозный. По возможности, осторожно. Во всяком случае, ал-Гарнати в середине 12 в. открыто проповедовал и в Киеве, и в Венгрии.
swordmaster.org/2013/09/23/nahodka-drevnetyurks...
Из: Гершкович Я.П. Наследие коркута в половецкой среде Северного Причерноморья // Археологія, 2011, № 1
Перевод с украинского
читать дальшеНаходка древнетюркского музыкального инструмента кобыза
Сведения о Коркуте содержатся в древнетюркском эпосе «Китаб-и дэдэм Коркут» («Книга моего деда Коркута») вместе с другими народными сказаниями X-XV вв. (Мелетинский 1985, с. 588). Он известен как шаман и знахарь, который, в частности, предсказал будущую мощь Османской династии, изобретатель кобыза/кобуза — музыкального инструмента, которому приписывались волшебные свойства, (Basilov 1989, p. 154). Жил Коркут, согласно легенде, больше 200 лет, пока звучал его кобыз. Во все времена его последователи, игроки на кобызе (кобызчи), также выполняли функции шаманов, знахарей и провидцев, наставников и воспитателей. Близкие к кобызу др. инструменты, которые фламандский путешественник Вильгельм де Рубрук называл «гитарами», были распространены в среде монголо-татар (Путешествия ... 1957, с. 96). Развитая музыкальная культура кочевых тюркоязычных народов позднего средневековья нашла отражение не только в письменных, исторических, но и археологических источниках.
В 1983-1985 рр. возглавляемый автором отряд в составе Краснознаменской экспедиции Института археологии АН УССР проводил раскопки в зоне строительства оросительной системы на левобережном плато р. Ингулец, возле с. Кирово Бериславского р-на Херсонской обл. В кургане 4, высотой около 3,5 м, в центре, на глубине 2,6 м от современной поверхности, было обнаружено впускное половецкое захоронение 1. Контуры могила не прослеживались, возможно, захоронение было осуществлено в подбое, рядом с входной ямой или в ее заполнении, были отдельные кости мужчины? и животных. В подбое была деревянная двухъярусная конструкция, ориентирована по линии запад-восток, размерами 2,42 х 0,80 м (рис. 1). Поверх нее лежал слой камыша, местами толщиной до 2,0 см (рис. 1, 1).
Основу конструкции, снизу и сверху, составляли по две пары длинных брусьев. Верхние длиной 2,2 м были подпрямоугольные в сечении, толщина их около 10,0 см (рис. 1, 2). Брусья с помощью штифтов соединены между собой не менее чем пятью поперечными планками (две пары – в центре и западной половине, один – в восточной). Ширина планок 6,00-10,00 см, их концы немного отесанные по бокам, сужены. На одном уровне с этими планками лежали шесть обычных досок такой же ширины и булыжники диаметром 3,0-6,0 см в сечении. Поскольку между досками были зазоры, можно предположить наличие дополнительного покрытия плотными тканями или коврами, которые прижимались этими булыжниками. Пара нижних брусьев длиннее – 2,42 м (рис. 1, 3), концы подтесанного, а с востока загнутые вверх не менее чем на 10,0-15,0 см (рис. 1, 4), по бокам – 12 сквозных отверстий, в которые вставлены планки шириной 10,0-15,0 см (рис. 1, 4). Так же, как и вверху, между ними были зазоры.
Продольные брусья также соединены между собой вертикальными планками и узкими досками толщиной 3,0-6,0 см, их концы вставлены в отверстия. Под давлением земли и через естественную деформацию часть вертикальных досок выступила за пределы брусьев. По северной стене, почти по центру и ближе к восточной оконечности, прослеживаются две доски со сквозными вертикальными удлиненными отверстиями.
Рис. 1. Кирово. Захоронение 1 кургана 4: 1, 2 - верхний ярус деревянной конструкции; 3 - останки погребенного; 4 - вид сбоку южной стороны деревянной конструкцїі. Условные обозначения: а - блюдо; б - изделие со стержнем (частично под блюдом); в - пряжка; г - колчан; д - нож; е - лук; - наконечники стрел; - смычок; с - скобяные изделия; і - кобиз; и - деревянный сосуд; к - фрагменты ткани; л - береста.
Западная сторона между ярусами была закрыта тремя досками шириной до 10,0 см, установленные под углом 40-45°. Две крайние имеют вверху по три круглых сквозные отверстия диаметром около 2,0 см, внутри сохранились кусочки просмоленной шпагата. Эти планки служили изголовьем для умершего, не исключена наличие на них подушки из органических материалов, не сохранилась. С восточной стороны расположена массивная деревянная деталь размерами 70,0х30,0 см и толщиной около 15,0 см (рис. 1, 2; 2, 5), что закрывает пространство между верхними и нижними брусьями. С одной стороны она имеет выступ пидтрапециеподибнои формы, с другой – плоская. На выступлении сквозные прямоугольные отверстия размерами 6,0х4,0 см, на торце пазы, в которые вставлены планки, входящие в отверстия, но полностью не перекрывают их. Поверхность планок, надо полагать, предназначались для крепления в отверстиях любой другой детали.
Рис. 2. Сопровождение захоронения: 1 - нож; 2 - фрагмент деревянной палочки; 3 - пряжка; 4 - деревянное изделие; 5 - реконструкция детали с выступлением перекрытия саней-гробошища Рис. 3. Сопровождение захоронения: деревянное блюдо (после реставрации)
Скелет взрослого человека был положен вплотную к северной стене конструкции, на перекладины нижнего яруса, вытянутая на спине головой на запад, лицом на юг, руки вдоль туловища (рис. 1, 3). Почти весь сопровождение сосредоточено справа от скелета, вдоль южной стены. В области груди – пряжка (1), на правом плече – блюдо (2), а под ним изделие с длинным стержнем (3) у таза – чем (4) и фрагмент палочки (5), место от блюда почти до колена занимал колчан с остриями и остатками древков стрел (6), между колчаном и костяком – лук (7) у стены, напротив ног, – музыкальный инструмент с вложенным в него смычком (8) слева от инструмента – фрагменты железного изделия; у ступни – банку (9). На левом плече, в области грудной клетки и у лучевых костей левой руки, сохранились кусочки ткани.
1. Железная пидпрямокутна пряжка с обломанными язычком 2,5 х 2,2 см (рис. 2, 3).
2. Круглое блюдо из одного куска дерева продольного спила на кольцевом поддоне со сферическим углублением (рис. 3). Высота блюда 5,0 см, диаметр - 37,0 см, высота поддона 4,0 см, диаметр – 5,0 см. На поверхности сохранились параллельные черточки - следы токарной обработки. Изготовлено из ясеня. Во время реставрации на внешней поверхности обнаружены тонкие нерегулярные насечки.
3. Деревянное изделие из двух частей длиной 19,0 см (рис. 2, 4). Одна часть в виде резного суженного книзу стержня, имитирующего скрученные веревки, с утолщением вверху, диаметром 2,2 см (впоследствии, из-за высыхания, на нем образовались четыре поперечные трещины), вторая – полусферическая высотой 4,0 см и диаметром сверху 8, 0 см, украшенная снаружи тонким валиком с плотными насечками. Части соединены маленьким штифтом диаметром 0,6 см.
4. Железный однолезвийный черешковый нож (рис. 2, 1). Длина 11,0 см, черенка – 3,0 см, максимальная ширина лезвия 1,40 см.
5. Фрагмент деревянной изогнутой палочки с выступом, длина 2,0 см, диаметр около 0,4 см (рис. 2, 2). На выступлении в древности могла быть кожаная втулка или обмотка. Возможно, это часть батожища.
6. Сагайдак, размерами 0,7х1,5 м, изготовленный из бересты, обтянутый кожей, фрагменты которой лучше сохранились в центре и на основе. У древков стрел была немного изогнутая деревянная застежка со сквозным отверстием, сегментоподобного в сечении, размерами 3,4х1,0х0,6 см (рис. 4, 11), а в стороне от наконечников – плоская подсегментобразной формы дощечка размерами 13,0х5,0 см и толщиной 0,5 см (рис. 4, 12).
В колчане – пять железных наконечников стрел: а) втульчато-треугольный с жалобразными отростками, длина втулки 2,6 см, размах отростков 2,6 см, диаметр втулки 0,5 см (рис. 4, 2), б) листовидно-черешковый длиной 3,50 см, максимальная ширина, в основе, 1,1 см (рис. 4, 3) в) втульчато-ромбический с вогнутыми нижними и немного изогнутыми верхними ударными гранями, длина 3,0 см, максимальная ширина 1,2 см (рис. 4, 1) г) срезень в виде удлиненной лопаточки с немного закругленной верхней частью, сохранившеяся длина 2,0 см, ширина ударной грани 1,0 см (рис. 4, 4) д) очень плохой сохранности, возможно, ромбический с удлиненной нижней частью.
В колчане также найдено не менее десяти древков стрел диаметром в сечении 0,3 - 0,5 см, некоторые обозначены разноцветными полосами: красная, желтая, зеленая, черная (рис. 4, 6, 7), а выше - черными линиями в виде косой сетки (рис. 4, 5). В трех сохранились ушки (рис. 4, 8-10).
7. Деревянный лук длиной 1,2 м. Возможно, положенный со снятой тетивой. Средняя часть с сегментоподобного в сечении куска дерева шириной 3,0 см имеет боковые желобчатые накладки и нижнюю плоскую ширину 3,3 см с закругленными сторонами. Отметим отсутствие каких-либо костяных деталей.
8. Деревянный смычковый музыкальный инструмент (рис. 5, 6). Г.Л. Евдокимов отмечал, что большая его часть изготовлена из ясеня (Евдокимов 1991, с. 281), что недавно подтверждено в Отделе научно-технической экспертизы Государственного Эрмитажа канд. биол. наук М.И. Колосовою. Длина 87,0 см. Состоит из резонаторного корытца грифа с фигурной головкой.
Корытце ладьевидной формы, размерами 47,0х11,0 см (наибольшая ширина приходится примерно на его середине), толщина стенок 0,5 см, объем 1262 см3 (рис. 5, 1г). Наверное, оно вырезано ложечным резцом вроде тех, которые использовали для изготовления древнерусских гудков (Поветкин 1982, с. 316), но здесь его следы тщательно убраны. Внешняя глубина корпуса 4,5 см. В основе есть три резонаторных отверстия-духовички: снизу большой диаметром 1,3 см, средний, по 4,2 см от указанного, диаметром 0,5 см, и крайний сверху малый, по 7,0 см от предыдущего, диаметром 0,3 см. На боковых стенках, между средним и малым отверстиями, прямоугольные вырезы длиной 5,0 см и глубиной 0,3 см (рис. 5, 1б).
С внутренней стороны, внизу струнодержатель трапециевидной формы, длиной сверху около 1,5 см (один край обломаны), боковые стороны по 2,2 см (рис. 5, 2, 6, 3). Сверху – три выреза для струн на расстоянии 0,3 см друг от друга, а в основе – небольшие выступы-шипы для крепления в отверстиях в стенках по бокам корытца (диаметр выреза шипов соответствует толщине стенок).
Гриф немного сужается кверху, его обратную сторону (шейка) закругленный. По бокам, в основе, по две короткие прорезаны линии, а выше, по 2.0 см друг от друга, – три глубоких проемы разделители ладов (рис. 6, 4). Сразу за третьим строем есть углубление в 0,4 см, на котором с помощью штифта в сквозном круглом отверстии крепилась плоская дощечка, соединяла гриф с его головкой. Эта дощечка прямоугольная в сечении, под ней, на уступе, проявляется серия косых насечек, которые указывают на то, что она еще и приклеивалась. К сожалению, выше штифта гриф обломан и на протяжении 6,0 см его конструкция неизвестна.
К противоположной стороне дощечки с помощью штифта крепилась головка грифа змеевидной формы (рис. 6, 2). Внешне она немного вогнута, а на обратной стороне имеет выступы по краям (рис. 5, 1г, 1в). В этих выступлениях на расстоянии 2.0 см друг от друга просверлены три отверстия, в которые вставлены округлые в сечении колки для натягивания струн (рис. 6, 2).
Немного изогнутый смычок изготовлен из цельного куска дерева или ветви, длина 48.0 см, то есть почти соответствует длине корытца (рис. 7, 4). В сечении он круглый, максимальный диаметр, в основе, около 0,7 см, далее сужается, но на противоположном конце немного расширяется.
9. Деревянный сосуд полусферической формы, возможно, на невысоком поддоне. Диаметр вверху около 10,0 см.
По составу инвентаря, включающий лук, стрелы и колчан, с большой вероятностью (Федоров-Давыдов 1966, с. 116, табл. 6) можно утверждать, что здесь похоронен мужчина. К сожалению, материал для антропологического изучения отобрать не удалось из-за крайне плохой сохранности костей, которые рассыпались при малейшем прикосновении.
Своеобразие захоронения заключается в разнообразии деревянных изделий и впечатляющим, как для курганов степной полосы, их хорошим состоянием. В Северном Причерноморье подобных захоронений известно очень мало (Рассамакин 2003, с. 216). В нашем случае сохранность обусловлена не только тем, что захоронение не было разграблено, но, вероятно, и обвалом подбоя вскоре после захоронения. Это помешало доступу воздуха к плотно вложенным изделиям из органики, которые какбы «законсервировались». Дополнительным фактором могло быть то, что, возможно, захоронения произошло зимой, когда активность микроорганизмов была минимальна. При любых других условиях мы бы имели вполне рядовой набор находок – железные наконечники стрел, нож, пряжку и тлен непонятной погребальной деревянной конструкции.
Уже во время расчистки этой конструкции стало понятно, что она очень напоминает сани. О этом свидетельствуют загнутые вверх концы брусьев нижнего яруса – полозья, выступающие за пределы поперечных и продольных брусьев верхнего яруса, т.е. грядок или нащепив (рис. 7, 1, 2). Начальная загнутисть полозьев должна быть больше. Подобные конструкции трудно идентифицировать, но, вероятно, они доходят до нас в виде так называемых «Решетчатых гробниц» и представляли собой не только кузова или другие детали колесных транспортных средств, но и бесколесного. Общее сходство деревянных саней и повозок вполне очевидна (Шалобудов, Лесничий 2003, с. 194, рис. 1, 2, 1, 5).
Сани, вероятно, были переоборудованы специально для захоронения – иначе трудно объяснить наличие, например, изголовья, есть детали, лишенной всякой функциональности в реальных санях в позиции между двумя ярусами продольных брусьев, сиденьем и полозьями. Совершенно нефункциональными также кажутся и поперечные планки нижнего яруса, которые мешали бы передвижению хоть по снегу, хоть по земле. Еще одним признаком переоборудования, возможно, есть деталь с выступом и отверстиями (рис. 2, 5) – не исключено, что это составляющая реальных саней, возможно, спинка съемного кузова, попала в захоронения через представление, будто покойник «ехал» в потусторонний мир на санях, которые после его ожидаемого воскресения использовали уже по их прямому назначению. В слоях Великого Новгорода 10-15 вв. сохранились фрагменты спинок кресел, и некоторые из них представляют собой именно спинки саней (Колчин 1968, рис. 45; 1971, с. 25, рис. 1, 2; табл. 13, 1).
В верхних частях двух вертикальных досок, выступающие за пределы продольных брусьев верхнего яруса, есть продолговатые сквозные отверстия, возможно, для прикрепления съемного кузова. Такие отверстия необходимы для надевания оглобель на копыли – в новгородских санях оглобли имели вид округлых в сечении длинных жердей (Колчин 1968, с. 53, табл. 43, 1-8). Как известно, сани использовали не только зимой (Волк 1995, с. 328), а описанные здесь имеют и «зимние», и «летние» признаки (среди последних – невысокие копыли, слабый загиб полозьев: Васильев 2006, с. 118).
О роли саней в погребальном обряде написано достаточно много еще с конца XIX в. (Анучин 1890), но мы не намерены подробно рассматривать эту тему. Можно лишь напомнить, что, например, доправки санями покойника на кладбище считается архаичной особенностью (Рыбаков 1987, с. 112; Волк 1995, с. 328-329), а первые находки транспортных средств – тележек или санок – в Северном Причерноморье датируются эпохой ранней бронзы. Считается, что колесные происходят от последних (Избицер 1990, с. 33-34). В степном Заволжье в захоронении ямно-катакомбного времени обнаружены отпечатки полозьев деревянных саней, на которые был положен покойник (Юдин, Лопатин 1989, с. 131). Для конца IV тыс. до н. е. серия глиняных моделек саней представлена в Томашивской группе трипольской культуры в междуречье Буга и Днепра (Бурдо 2003).
наконечники и древки стрел музыкальній инструмент кобыз
Рис. 4. Сопровождение захоронения: 1-4 - наконечники стрел; 5-7 - орнаментированные древка стрел; 8-10 - древка с ушками; 11 - застежка колчана; 12-дощечка Рис. 5. Сопровождение захоронения: 1 - кобиз; 2 - увеличенное изображение струнодержателя (стрелками обозначено место вырезов по сторонам корытца); в - вырез
Сагайдак, если принять за основу его дощечку (рис. 4, 12), был сегментообразным в сечении и размерам не отличался от других подобных предметов из традиционного комплекта половецкого военного снаряжения (Медведев 1966, с. 19-20). Колчаны сложной и оригинальной конструкции находят в захоронениях половецкой «знати» (Рассамакин 2003, с. 222, рис. 4, 4).
Железные наконечники стрел (рис. 1, 1-4) – разного типа и, соответственно, различного назначения (Медведев 1966, с. 53). Столько же было в колчанах из знаменитого Чингульского кургана, а в погребении 3 кургана 30 возле с. Виноградное на р. Молочная их было три (Отрощенко, Рассамакин 1986, с. 26; Рассамакин 2003, с. 222). Наличие древков без наконечников связано с тем, что это был своеобразный запас, поскольку древка чаще ломались, а их производство имело сезонный характер (Кищенко 2003, с. 132-133).
Лук, безусловно, сложный. В отличие от новгородских, длинных, предназначавшиеся пешим лучникам (Медведев 1966, с. 11), этот принадлежал воину-всаднику.
И блюдо, и сосуд очень правильных, концентрических очертаний. Это указывает, что их изготовили на токарном станке (Колчин 1968, с. 31-32). Блюдо по форме и размеру больше напоминает новгородские второго типа, появившиеся от XIII в. (Колчин 1968, рис. 24 20, с. 35). Подобную посуду, наверное также кожаный, имел широкое распространение и у кочевников, и среди оседлого сельского и городского населения. Всего в захоронении представлена посуда различного назначения, своего рода «погребальный сервиз».
Назначение деревянного изделия с длинным стержнем (рис. 2, 4) непонятное. Расположение под блюдом позволяет допустить, что и оно представляет собой некую разновидность посуды (стержень мог служить ручкой), то есть перед нами оригинальная сосуд для напитков, с учетом небольшого объема верхней емкости – всего около 100 см3 – алкогольных или наркотических. Однако нельзя не обратить внимание и на совпадение некоторых деталей с описанием головного убора – «бокка» – у монголов, который привел Плано Карпини: «на голове они носят что-то круглое, сделанное из прутьев или из коры, длиною в локоть, что заканчивается сверху четырехугольником ... а наверху имеет один длинный и тонкий прутик из золота, серебра или дерева ... »(цит. по: Федоров-Давыдов 1966, с. 36-37, здесь же сведения о головном уборе« гу-гу »и ссылки на изображения в рисунках из Монголии и др.).
Железные пряжка и нож (рис. 2, 1, 3) – очень распространенные категории находок половецкого времени. Ножи известны также по изображениям на каменных статуях и мужских, и женских (Плетнева 1974, с. 49, рис. 20, 17). Обратим внимание на расположение пряжки в области груди, то есть она, скорее всего, связана с одеждой или портупеей, а нож – у правого бедра, то есть, возможно, в кармане пояса или в подвешенном к нему кожаном футляре.
Рис. 6. Кобыз и его детали (фото) Рис. 7. Реконструкция: 1, 2 - сани (гробовище); 3 - кобиз
Музыкальный инструмент – пока единственный реальный артефакт такого рода в кругу восточноевропейских, а, возможно, и евразийских кочевников древностей позднего средневековья. Нет сомнений, что он относится к типу кобыза/кобуза (у азербайджанцев - кеманча). Создается впечатление, что к могиле инструмент положили поломанным, во всяком случае, в нем не хватает некоторых деталей, преимущественно мелких, но крайне важных для исчерпывающего понимания всей конструкции этого уникального музыкального инструмента. Г.Л. Евдокимов подал его как трехструнный, с семью ладами на грифе; струны пропущены на обратную сторону через отверстие в основании головки грифа и закреплены здесь на колки, с другой стороны они будто бы выходят на внешнюю сторону корытца, где обматывались вокруг стрижнеподибного выступления, у боковых вырезах корытца показана плоская дощечка, а на ней – подставка под струны (Евдокимов 1991, рис. 2, 3). Такая реконструкция не соответствует данным, зафиксированным в полевой документации, поэтому предлагаем другой ее вариант (рис. 7, 3).
В вырезах не было следов поперечной дощечки с подставкой (кобылкой), но ясно, что они расположены в том месте, где струны выходили на уровень верхнего среза корытца. Итак, вероятно, вырезами были оформлены участки, где смычок должен был касаться струн (рис. 7, 3б). Благодаря этим вырезам, при необходимости, обеспечивалась переменная игра на крайних, боковых, струнам.
Действительно, расположение колки допускает крепление струн только с внутренней стороны головки и вывода их сюда через специальное отверстие. Но где оно находилось? Безусловно, в основе головки грифа, как показано на рисунке Г.Л. Евдокимова, поскольку небольшое отверстие здесь узкий, аморфный, со свежим (современным) изломом внутри. Одно сквозной большое отверстие или три малых – по количеству струн – могло располагаться только в отсутствующей части грифа. Для предотвращения столкновения струн при настройке головка с колками, возможно, устанавливалась под незначительным наклоном к плоскости последнего (рис. 7, 3г).
В рамках грифа должен был располагаться порожек, определенно необходимый из-за значительной длины струн. Вероятным местом для него было пространство между отверстием в грифе и накладной дощечкой. Верхний порожек, если он и был, мог устанавливаться внутри корытца, прочное скрепление его с корпусом с помощью шипов или штифтов, как и на многих современных струнных инструментах, не обязательно.
Наличие ладов, возможно, указывает на существование какой-то разновидности музыкальной нотации, то есть записи нотного текста (партитуры) в виде определенного знакового кода. В проемах для ладов вполне могли размещаться перевязи из сухожилий, а общее количество ладов была не более трех-четырех, даже если принять за них короткие насечки по краям в основе грифа и пространство от края соединительной дощечки до начала выреза. Впрочем Л.Н. Черкасский, специалист в области струнных украинских народных музыкальных инструментов, обратил наше внимание на нелогичность такого конструктивного решения, которое, он считает, приводило к значительному сужению звучання. Но даже при относительно простом терцевом строе и незначительном количестве ладов хватило бы для выполнения мелодий в небольшом диапазоне. При игре рука исполнителя могла находиться в одной позиции и высота звука достигалась только передвижением пальцев в ее пределах. Часть грифа между головкой и нижним порожком (шейкой) служила дополнительной опорой на корпус исполнителя.
Деревянный витой стержень с чашечкой (рис. 2, 4) в любом случае не является частью инструмента (Евдокимов 1991, рис. 3). Это функционально различные предметы. Струны обматывались и привязывались к боковым планкам струнодержателя, а затем либо выходили в ложе канавок в его верхней части, или перевязывались непосредственно в самих канавках: здесь сохранились следы трения струн в виде едва вдавленных полос на широких плоскостях (рис. 6, 3). На готовом к игре инструменте струнодержатель через натянутые струны занимал почти горизонтальное положение, и, будучи вставленным выступлениями в отверстия в боках, сам по себе обеспечивал достаточно прочное и надежное крепление.
В ходе консультаций со специалистами всегда возникал вопрос о наличии сплошной верхней полочки (деки) в корытце. Считаю, что такой все же не было. Об этом свидетельствуют и полное отсутствие каких-либо ее остатков, и округлые верхние края корытца, в которых приклеить такую достаточно большую и массивную деталь было невозможно. Л.Н. Черкасский предполагает наличие натянутой на корпус кожаной мембраны, поскольку без нее резонаторные отверстия лишены смысла. Я считаю, что такой вариант нельзя исключать, но мембрана не могла быть сплошной - она закрывала бы вырезы по бокам корытца, кроме того, она не позволяла вывести струны наружу от немного «утопленного» внутрь корытца струнодержателя. На известной статуи из Симферопольского историко-краеведческого музея (Плетнева 1974, с. 105, табл. 65, 1156, с. 33, рис. 10, 45), по нашему мнению, изображен подобный инструмент именно без деки: при ее наличии не пришлось бы показывать в нем двойной контур (впрочем, не будем забывать о схематичности изображения на камне).
Отверстия-духовички разного диаметра, но каков реальный эффект достигался благодаря им, можно будет выяснить только после изготовления действующих копий. Мы не должны исключать того, что старый мастер, а его логику мы сейчас вряд ли в состоянии понять, просто не знал, какова их функция и вырезал их по аналогии с какими-то другими подобными инструментами твоего времени. Верхние полки с духовичкамы имели древнерусские гудки и гусли.
Надеюсь, специалисты в области истории музыкальных инструментов еще скажут свое слово относительно других возможных вариантов реконструкции, но некоторые из затронутых вопросов снимаются этнографическими данными. В первой половине XIX в. А.И. Левшин отмечал: «кобыз подобный древнего русского гудка и даже немного скрипке, но не имеет верхней деки и состоит из выдолбленной полушария с ручкой наверху и с выпуском внизу для прикрепления подставки. Струны, которые связывают на кобыз, очень толстые и скручиваются из конского волоса. Играют на нем, сжимая в коленях (как виолончель), коротким смычком. Сигналы выдаваемых этот инструмент, удивительно грубые и нечистые, впрочем я слышал на нем имитации пения различных птиц, которые были очень близки к естественным »(Левшин 1996, с. 354).
Наша находка полностью подтверждает слова В.И. Поветкина:
«Исторические пути конструктивных идей музыкальных инструментов неотделимы от общеисторических процессов. Вот почему даже незначительный на вид, лишенный легендарного ореола музыкальный инструмент может найти себе «двойника» в неожиданном месте и времени. И такой факт должны объяснять и учитывать не только историки музыки »(Поветкин 1993, с. 145). Думаю, вполне закономерно, что как явления одной эпохи очень близки к найденному нами половецкого, те же своеобразные «двойники», представлены в слоях ХI-XV вв. Великого Новгорода и, по отдельным деталям, Старой Руссы (Колчин 1968, с. 87, табл. 81, 4-6; 1978, с. 182, рис. 1-4; Поветкин 2001). Интересные и конструктивные сходства, и различия новгородских гудков и половецких кобыз.
Наибольшее сходство заметно по «ладьевидной» форме, глубине (4,0-5,0 см) и толщиной стенок (0,5 см) корытец; змееподобного головкой грифов, использованием в игре короткого смычка (лучка, погудальця) расположением струн в одной плоскости. Отлично мы: меньше, почти вдвое, размеры новгородских инструментов (общая длина около 40,00 см, а объем корытец 550 см3), отсутствие длинного грифа с вырезанными ладами, наличие верхней деки; другая, внешняя, система крепления струн и значительно больше (на новгородских – до 1,80 см) расстояние между ними. На новгородском гудке XIV в. установлено наличие трех струн разного диаметра: высокого звучания (0,60 мм) и двух по 0,80 мм (Поdеткин 1982, с. 312), а на кобыз, исходя из ширины канавок на верхней планке струно-держателя, система немного иная: все они одного диаметра, следовательно различное звучание обеспечивалось только степенью натяжения струн на колках. Впрочем, если допустить связь с диаметром духовых отверстий, все струны здесь были разной толщины.
Прародиной смычковых музыкальных инструментов считается Средняя Азия, откуда в XI в. они попали в Европу, в том числе и на Русь (Колчин 1978, с. 180-181). Следовательно, вполне вероятно значительное их распространение в промежуточной степной полосе. Это подтверждается многочисленными свидетельствами. Например, о половецком «гудце» Оре, который был послан к хану Отроку (Атараку) ханом Сырчан (Сарган), сообщается в Ипатьевской летописи. Итак, находка в половецкой захоронении, хотя и неожиданное, все же вполне закономерна. Она вписывается в свидетельство о развитой музыкальной культуре кочевых тюркоязычных народов позднего средневековья и имеет отношение к одному из ранних этапов развития таких инструментов.
В Западной Европе подобные кобыза и гудка смычковые музыкальные инструменты – Ребек (от араб. Ребаб или рабаба) фидула или фидель (от лат. Фидес – струна).. Эти «братья» кобыза считаются «прадедами» скрипки. Позже название «кобыз/кобуз» перешла на украинский лютнеподибний струнный щипковый музыкальный инструмент – кобзу. Вот такой странный круговорот идей, их материальных воплощений и названий!
Описанное захоронения не попадает ни в разряд «бедных» (впущен в центр кургана на относительно значительную глубину, остатки «решетчатых гробницу» случаются не в каждом захоронении), ни в разряд «богатых» (известные захоронения со значительным количественно и качественно набором инвентаря). Иными словами, умерший явно имел особый социальный статус при относительно невысоком имущественного состояния (см.: Цимиданов 2004, с. 108). Такой статус он получил, вероятно, из-за музыкальных способностей, умений предсказывать и лечить, которые так почитали его современники. Это был не один Коркут, а один из тех певцов, шаманов, знахарей, черты которых вобрал его образ. Вместе открытый нами половецкий музыкант-кобызчи мог быть современником «гудца» Ори или даже – кто знает? – Он сам.
Литература
Анучин Д. Сани, ладья и кони, как принадлежности погребального обряда // Древности (Тр. МАО). — М., 1890. — Т. XIV. — С. 81-226.
Бурдо Н.Б. Керамічні моделі саней трипільської культури // Український керамологічний журнал. — 2003. — № 1. — С. 25-30.
Васильев М.И. Функциональные типы средневековых новгородских упряжных саней: проблемы интерпретации // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Мат-лы науч. конф. — Новгород, 2006. — 20. — С. 115-130.
Вовк Х. Студії з української етнографії та антропології. — К., 1995.
Євдокимов Г.Л. «…Співай же йому пісні половецькі» (Літопис Нестора) // Золото степу. Археологія України. — К.;
Шлезвіг, 1991. — С. 281—283.
Избицер Е.В. Погребения с повозками эпохи ранней бронзы в Степном Прикубанье // Древние памятники Кубани. — Краснодар, 1990. — С. 29-35.
Кищенко В.Г. Стрелы древних и средневековых культур Евразии: реконструкция // Степи Европы в эпоху средневековья. — Донецк, 2003. — С. 131-191.
Колчин Б.А. Новгородские древности. Деревянные изделия. — М., 1968 (САИ. — Вып. Е1-55).
Колчин Б.А. Новгородские древности. Резное дерево. — М., 1971 (САИ. — Вып. Е1-55).
Колчин Б.А. Коллекция музыкальных инструментов древнего Новгорода // Памятники культуры. Новые открытия.
Письменность. Искусство. Археология. — М., 1978. — С. 174—187.
Левшин А.И. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких гор и степей. — Алматы, 1996.
Медведев А.Ф. Ручное метательное оружие. Лук и стрелы, самострел. VIII—XIV вв. — М., 1966 (САИ. — Вып. Е1-36).
Мелетинский Е.М. Огузский эпос «Китаб-и дэдэм Коркут» // История всемирной литературы. — М., 1985. — Т. 9. — С. 558—590.
Надиров Н. «Вначале был Коркут» // National. — 2004. — № 7. — (www.kazakh.ru/news/articles/?a=144).
Отрощенко В.В., Рассамакін Ю.Я. Половецький комплекс Чингульського кургану // Археологія. — 1986. — 53. — С. 14—36.
Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния. — М., 1974 (САИ. — Вып. Е 4-2).
Поветкин В.И. Новгородские гусли и гудки (опыт комплексного исследования) // Новгородский сборник. 50 лет раскопок Новгорода. — М., 1982. — С. 295—322.
Поветкин В.И. Новгород музыкальный по материалам археологических исследований. Раскопки 1992 года // Новгород и Новгородская земля. История и археология. Мат-лы науч. конф. — Новгород, 1993. — С. 144-152.
Поветкин В.И. Вначале был гудочек // Чело. — 1997. — 1(10). — (www.bibliotekar.ru/rusPovetkin/4.htm).
Поветкин В.И. Находки в древнем Новгороде и Руссе // Новгород и Новгородская земля. История и археология. — Великий Новгород, 2001.
Рассамакин Ю.Я. Погребение знатного кочевника на реке Молочной: опыт реконструкции вещевого комплекса // Степи Европы в эпоху средневековья. — Донецк, 2003. — С. 207—230.
Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. — М., 1987.
Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. — М., 1957.
Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. Археологические памятники. — М., 1966.
Юдин А.И., Лопатин В.А. Погребение мастера эпохи бронзы в степном Заволжье // СА. — 1989. — № 3. — С. 131-140.
Шалобудов В.Н., Лесничий П.П. Опыт реконструкции позднекочевнических повозок (по материалам половецких погребений Поднепровья) // Степи Европы в эпоху средневековья. — Донецк, 2003. — Т. 3. — С. 193—206.
Цимиданов В.В. Социальная структура срубного общества. — Донецк, 2004.
Basilov V.N. Nomads of Eurasia. — Los Angeles; Seattle; Washington, 1989.
_________________________________
www.newchron.narod.ru/texts/hung.htm
О венгерских мусульманах. Перевод отвратительный, источник тенденциозный. По возможности, осторожно. Во всяком случае, ал-Гарнати в середине 12 в. открыто проповедовал и в Киеве, и в Венгрии.
@темы: половцы