books.google.fi/books?id=ofSHqxeh5bsC&printsec=...
Livland und die Rus' im 13. Jahrhundert
Anti Selart
proceedings.usu.ru/?base=mag/0066(01_$04-2009)&xsln=showArticle.xslt&id=a28&doc=../content.jsp
рецензия на неё Г. Рюсса (Перевод А. С. Козлова)
читать
Рец . на кн .: Selart A. Livland und dir Rus’ im 13. Jahrhundert / A. Selart. Köln ; Weimar ; Wien, 2007. – 373 S. (Quellen und die Studien zur Baltischen Geschichten / hrsg. P. Kaegbein, G. von Pistohlkors ; Bd. 1).
Историография подвержена политической конъюнктуре. Это азбучная истина; не являются исключением и ливонско-восточнославянские отношения XIII в. Тем не менее размах и историографическая весомость относящихся к этому предмету интерпретаций и оценок, далеких от реалий источников, просто поражают. С подобной методикой в своей достойной внимания диссертации 2002 г. принципиально порывает молодой дерптский историк Анти Селарт. При этом ему как гражданину эстонского государства, вновь обретшего независимость, без сомнения идет на пользу дистанцирование от идущей на спад историографической местечковости и от манеры смотреть на вещи исключительно в патриотическом духе, т. е. дистанцирование от того, что было характерно для прежних исследований. Во всяком случае, в его работе повсюду ощущается непредвзятый научный подход к «русскому аспекту» ливонской истории рассматриваемого периода (1180–1330). В самом деле, в наше время в науке уже обрели дурную славу крайние антагонистические взгляды вроде мнения о немецком «Drang nach Osten», или о перманентной «немецкой агрессии» в отношении Руси, или же, наоборот, о постоянной «русской опасности» для Ливонии, защищавшей «западную культуру», – взгляды, непримиримо зазвучавшие в серьезных исследованиях самое позднее с XIX в. И ведь еще недавно были популярны точки зрения, на базе соответствующих источников делавшие выводы о том, что миссионерские войны против впавшей в «схизму» Руси исходили из ливонских земель или что по крайней мере существовали масштабные завоевательные планы. Подобные суждения Селарт в процессе своих изысканий относит к области фантастических. При этом он отвращает взор от мнимого глобального конфликта между западным и восточным миром в сторону микрокосма локальных контактов, встреч и конфронтаций, принимая во внимание при этом принципиальный факт: ни Ливония, ни Русь в XIII в. не составляли политического, этнического и даже конфессионального единства, – иначе говоря, были по отношению друг к другу внутренне замкнутыми, контрастными мирами и обществами. Ливония представляла собой конгломерат самостоятельных сил, а Русь в то время, как известно, также давно не являлась политически целостной и дробилась на региональные династии с самыми разными интересами. Поэтому только основательный анализ локальных или региональных сил и их политической расстановки позволяет, по убеждению автора, ставить вопрос о ливонско-восточнославянских конфликтах, имевших, как часто утверждалось, международные масштабы. Ответы, которые он дает, хотя их и нельзя назвать безусловно «сенсационными» (как утверждается в резюмирующем тексте на обложке книги), весомо указывают пути научного поиска и хорошо обоснованы. Для отношений Ливонии с Русью важнее были не далекие императоры и папы или великие князья и митрополиты, а те, кто принимал решения на местах. Нельзя переоценивать конфессиональные границы между латинянами и православными, как и исходить из того, что взаимные посрамления, содержащиеся в некоторых текстах, были, дескать, всеобщей составной частью общественного и политического сознания.
Между прочим, эти наблюдения явно корреспондируют с известным тезисом о московско-татарских отношениях: несмотря на содержащуюся в тогдашних хрониках резкую антитатарскую риторику против «неверных», правилом было в большей или меньшей степени прагматичное общение с ними, слабо фиксируемое источниками. И в отношениях Ливонии со своими восточнославянскими соседями (в порядке значимости: с Новгородом, Псковом, Полоцком, Витебском и Смоленском) существовали не считавшиеся с границами многосторонние контакты, о которых римская курия в силу недостатка информации имела весьма ограниченное представление. В интересах купцов, с самого начала участвовавших в этих контактах весьма масштабно, были не войны и крестовые походы, а мир и спокойная торговля. Пацифистским фактором оказывалось совместное экономическое пространство, тем более для партнеров с равным потенциалом, которые не только вели войны друг с другом, но и выступали как союзники. Во всяком случае, политика крестоносцев, после 1204 г. клеймившая и «схизматиков» как врагов латинского христианства, в отношениях Ливонии к Руси, по обоснованному мнению Анти Селарта, играла лишь маргинальную роль. Она использовалась местными власть имущими только тогда, когда соответствовала их конкретным властным интересам. Принципиальной значимости как движущей силы в расстановке политических она не имела.
Дается отпор и время от времени возникающему утверждению, что в продвижении шведов к Неве (1240) и рыцарей Тевтонского ордена к Плескову (Пскову) следует видеть концентрированные военные акции с целью покорения и окатоличивания Руси, иначе говоря – Новгородской земли. Правда, ход событий (ввиду слабости Руси вследствие покорения монголами и присутствия папских легатов в Ливонии) создавал широкие возможности для подобных спекуляций. В этом отношении приемлемым представляется толкование автором военных конфликтов 1240–1242 гг., которые он связал с властными и территориальными интересами контрагентов в устье Невы, в языческом Ватланде и в пространстве влияния Пскова. Новейшие изыскания наряду с прочим ревизовали и масштабность (часто преувеличиваемую до абсурда) битвы на льду Пейпус-озера (1242) – битвы, создавшей славу Александру Ярославичу. Это также говорит о необходимости рассматривать данный конфликт в контексте ограниченно локальной политики державных субъектов. Во всяком случае в источниках конфессиональный антагонизм ни как причина, ни как оправдание этой войны не оставил каких-либо следов, пригодных для использования историком. Далеко идущие экспансионистские притязания северных «слуг Божьих» – ливонских «рыцарей», о наличии которых утверждает современная литература, Селарт интерпретирует (и, пожалуй, справедливо) как риторические фигуры, служащие для подчеркивания оборонительных усилий христианской Руси и героизма Александра Невского.
Диссертация Анти Селарта нелегка для чтения. Для того чтобы удержать в своем поле зрения множество фактов и тем и при этом не утратить основные нити аргументации, требуются усилия даже для профессионала. Книга выходит далеко за пределы тематики связей между непосредственными соседями: большое место занимают отношения Ливонии и Северо-Западной Руси с Литвой. Для сравнения ситуации автор довольно подробно описывает отношения курии и Юго-Западной Руси. В отличие от ливонско-русского пространства, здесь, на базе династических связей между православными галицко-волынскими князьями и их католическими западными соседями, было, как казалось, больше многообещающих сфер влияния папства, ориентированного на заключение унии. Как известно, наивысшим достижением в этой области стало венчание папскими легатами Даниила Романовича Галицкого в 1253 г. королевской короной. Однако временное признание римской супрематии (тем более что детали ее весьма неясно донесены источниковой традицией) было в основном тактико-дипломатической мерой в ожидании (конечно, нереальном) помощи Запада против татаро-монгольской угрозы. Конфессиональные противоречия не были препятствием для политических союзов и на юго-западном пространстве. Становится ясным, что и здесь католико-миссионерские устремления Рима растрачены более или менее впустую, ввиду прагматичного политического поведения местных правителей и постоянно уменьшающейся готовности к восприятию этого миссионерства в широких слоях населения.
С середины XIII в. клеймо схизматиков, до сих пор предназначаемое прежде всего для греков и болгар, все больше и больше переносилось Западом и на православных восточных славян. Так как они, будучи подданными монголов, должны были участвовать или же участвовали в их походах, то пропаганда помещала их в один ряд с «язычниками» и «неверными». Однако, по мнению Селарта, не может быть и речи о том, что в тогдашней Европе имела место «весомая», направленная против Руси политика. Для этого папским проектам унии и призывам к крестовому походу недоставало материальной базы, на переднем плане стояли другие политические темы, и упрек в ереси зачастую становился всего лишь инструментом для дополнительной идейной аргументации в целях компромата политического противника. В ливонских источниках, по крайней мере наряду с изображением опасных и впавших в схизму жителей Руси, присутствуют все оттенки, вплоть до само собой разумеющегося признания их в качестве единоверцев во Христе. Враждебность новгородских источников по отношению к «немцам» вообще относилась не к немцам-ливонцам, а к шведам. Антинемецкие сентенции, присутствующие в других источниках, в значительной степени связаны с Псковом, бывшим в хороших отношениях с Литвой на больших пространственных и временных отрезках.
Одно лишь изобилие фактов придает книге Селарта свойство справочника по хитросплетениям внешней политики Ливонии на фазе ее зарождения и начального развития. Впечатляет знание автором источников и литературы. Естественно, тезисы Селарта вызовут и возражения. Но методический концепт – внимательнее быть к контексту «волюнтаристских» и полемичных источников и соотносить смысл их высказываний с определенным взглядом на переплетение региональных отношений – убеждает точно так же, как и достигнутый научный вывод о ливонско-восточнославянском соседстве, определявшемся ограниченными и локальными интересами, в значительной мере лишенными идеологии. В качестве новой их оценки, многоохватной и последовательной, работа Анти Селарта займет достойное место в историографии.
его статья "Внутренняя война в Ливонии конца XIII в. и Псков ." в сборнике "Староладожский сборник. Выпуск 5, отв. ред. А. А. Селин. - СПб.: ООО "Геликон-СПб, 2002. - 176 с., ил.
и
"Роль Пскова в внутриливонской войне конца XIII-начала XIV в" // Седов, Валентин В. Псков в Российской и Европейской истории (к 1000-летию первого летописного упоминания) (173 - 179). Москва: Российская академия наук
druzhkovka-news.ru/rol-pskova-v-vnutrilivonskoj...
Livland und die Rus' im 13. Jahrhundert
Anti Selart
proceedings.usu.ru/?base=mag/0066(01_$04-2009)&xsln=showArticle.xslt&id=a28&doc=../content.jsp
рецензия на неё Г. Рюсса (Перевод А. С. Козлова)
читать
Рец . на кн .: Selart A. Livland und dir Rus’ im 13. Jahrhundert / A. Selart. Köln ; Weimar ; Wien, 2007. – 373 S. (Quellen und die Studien zur Baltischen Geschichten / hrsg. P. Kaegbein, G. von Pistohlkors ; Bd. 1).
Историография подвержена политической конъюнктуре. Это азбучная истина; не являются исключением и ливонско-восточнославянские отношения XIII в. Тем не менее размах и историографическая весомость относящихся к этому предмету интерпретаций и оценок, далеких от реалий источников, просто поражают. С подобной методикой в своей достойной внимания диссертации 2002 г. принципиально порывает молодой дерптский историк Анти Селарт. При этом ему как гражданину эстонского государства, вновь обретшего независимость, без сомнения идет на пользу дистанцирование от идущей на спад историографической местечковости и от манеры смотреть на вещи исключительно в патриотическом духе, т. е. дистанцирование от того, что было характерно для прежних исследований. Во всяком случае, в его работе повсюду ощущается непредвзятый научный подход к «русскому аспекту» ливонской истории рассматриваемого периода (1180–1330). В самом деле, в наше время в науке уже обрели дурную славу крайние антагонистические взгляды вроде мнения о немецком «Drang nach Osten», или о перманентной «немецкой агрессии» в отношении Руси, или же, наоборот, о постоянной «русской опасности» для Ливонии, защищавшей «западную культуру», – взгляды, непримиримо зазвучавшие в серьезных исследованиях самое позднее с XIX в. И ведь еще недавно были популярны точки зрения, на базе соответствующих источников делавшие выводы о том, что миссионерские войны против впавшей в «схизму» Руси исходили из ливонских земель или что по крайней мере существовали масштабные завоевательные планы. Подобные суждения Селарт в процессе своих изысканий относит к области фантастических. При этом он отвращает взор от мнимого глобального конфликта между западным и восточным миром в сторону микрокосма локальных контактов, встреч и конфронтаций, принимая во внимание при этом принципиальный факт: ни Ливония, ни Русь в XIII в. не составляли политического, этнического и даже конфессионального единства, – иначе говоря, были по отношению друг к другу внутренне замкнутыми, контрастными мирами и обществами. Ливония представляла собой конгломерат самостоятельных сил, а Русь в то время, как известно, также давно не являлась политически целостной и дробилась на региональные династии с самыми разными интересами. Поэтому только основательный анализ локальных или региональных сил и их политической расстановки позволяет, по убеждению автора, ставить вопрос о ливонско-восточнославянских конфликтах, имевших, как часто утверждалось, международные масштабы. Ответы, которые он дает, хотя их и нельзя назвать безусловно «сенсационными» (как утверждается в резюмирующем тексте на обложке книги), весомо указывают пути научного поиска и хорошо обоснованы. Для отношений Ливонии с Русью важнее были не далекие императоры и папы или великие князья и митрополиты, а те, кто принимал решения на местах. Нельзя переоценивать конфессиональные границы между латинянами и православными, как и исходить из того, что взаимные посрамления, содержащиеся в некоторых текстах, были, дескать, всеобщей составной частью общественного и политического сознания.
Между прочим, эти наблюдения явно корреспондируют с известным тезисом о московско-татарских отношениях: несмотря на содержащуюся в тогдашних хрониках резкую антитатарскую риторику против «неверных», правилом было в большей или меньшей степени прагматичное общение с ними, слабо фиксируемое источниками. И в отношениях Ливонии со своими восточнославянскими соседями (в порядке значимости: с Новгородом, Псковом, Полоцком, Витебском и Смоленском) существовали не считавшиеся с границами многосторонние контакты, о которых римская курия в силу недостатка информации имела весьма ограниченное представление. В интересах купцов, с самого начала участвовавших в этих контактах весьма масштабно, были не войны и крестовые походы, а мир и спокойная торговля. Пацифистским фактором оказывалось совместное экономическое пространство, тем более для партнеров с равным потенциалом, которые не только вели войны друг с другом, но и выступали как союзники. Во всяком случае, политика крестоносцев, после 1204 г. клеймившая и «схизматиков» как врагов латинского христианства, в отношениях Ливонии к Руси, по обоснованному мнению Анти Селарта, играла лишь маргинальную роль. Она использовалась местными власть имущими только тогда, когда соответствовала их конкретным властным интересам. Принципиальной значимости как движущей силы в расстановке политических она не имела.
Дается отпор и время от времени возникающему утверждению, что в продвижении шведов к Неве (1240) и рыцарей Тевтонского ордена к Плескову (Пскову) следует видеть концентрированные военные акции с целью покорения и окатоличивания Руси, иначе говоря – Новгородской земли. Правда, ход событий (ввиду слабости Руси вследствие покорения монголами и присутствия папских легатов в Ливонии) создавал широкие возможности для подобных спекуляций. В этом отношении приемлемым представляется толкование автором военных конфликтов 1240–1242 гг., которые он связал с властными и территориальными интересами контрагентов в устье Невы, в языческом Ватланде и в пространстве влияния Пскова. Новейшие изыскания наряду с прочим ревизовали и масштабность (часто преувеличиваемую до абсурда) битвы на льду Пейпус-озера (1242) – битвы, создавшей славу Александру Ярославичу. Это также говорит о необходимости рассматривать данный конфликт в контексте ограниченно локальной политики державных субъектов. Во всяком случае в источниках конфессиональный антагонизм ни как причина, ни как оправдание этой войны не оставил каких-либо следов, пригодных для использования историком. Далеко идущие экспансионистские притязания северных «слуг Божьих» – ливонских «рыцарей», о наличии которых утверждает современная литература, Селарт интерпретирует (и, пожалуй, справедливо) как риторические фигуры, служащие для подчеркивания оборонительных усилий христианской Руси и героизма Александра Невского.
Диссертация Анти Селарта нелегка для чтения. Для того чтобы удержать в своем поле зрения множество фактов и тем и при этом не утратить основные нити аргументации, требуются усилия даже для профессионала. Книга выходит далеко за пределы тематики связей между непосредственными соседями: большое место занимают отношения Ливонии и Северо-Западной Руси с Литвой. Для сравнения ситуации автор довольно подробно описывает отношения курии и Юго-Западной Руси. В отличие от ливонско-русского пространства, здесь, на базе династических связей между православными галицко-волынскими князьями и их католическими западными соседями, было, как казалось, больше многообещающих сфер влияния папства, ориентированного на заключение унии. Как известно, наивысшим достижением в этой области стало венчание папскими легатами Даниила Романовича Галицкого в 1253 г. королевской короной. Однако временное признание римской супрематии (тем более что детали ее весьма неясно донесены источниковой традицией) было в основном тактико-дипломатической мерой в ожидании (конечно, нереальном) помощи Запада против татаро-монгольской угрозы. Конфессиональные противоречия не были препятствием для политических союзов и на юго-западном пространстве. Становится ясным, что и здесь католико-миссионерские устремления Рима растрачены более или менее впустую, ввиду прагматичного политического поведения местных правителей и постоянно уменьшающейся готовности к восприятию этого миссионерства в широких слоях населения.
С середины XIII в. клеймо схизматиков, до сих пор предназначаемое прежде всего для греков и болгар, все больше и больше переносилось Западом и на православных восточных славян. Так как они, будучи подданными монголов, должны были участвовать или же участвовали в их походах, то пропаганда помещала их в один ряд с «язычниками» и «неверными». Однако, по мнению Селарта, не может быть и речи о том, что в тогдашней Европе имела место «весомая», направленная против Руси политика. Для этого папским проектам унии и призывам к крестовому походу недоставало материальной базы, на переднем плане стояли другие политические темы, и упрек в ереси зачастую становился всего лишь инструментом для дополнительной идейной аргументации в целях компромата политического противника. В ливонских источниках, по крайней мере наряду с изображением опасных и впавших в схизму жителей Руси, присутствуют все оттенки, вплоть до само собой разумеющегося признания их в качестве единоверцев во Христе. Враждебность новгородских источников по отношению к «немцам» вообще относилась не к немцам-ливонцам, а к шведам. Антинемецкие сентенции, присутствующие в других источниках, в значительной степени связаны с Псковом, бывшим в хороших отношениях с Литвой на больших пространственных и временных отрезках.
Одно лишь изобилие фактов придает книге Селарта свойство справочника по хитросплетениям внешней политики Ливонии на фазе ее зарождения и начального развития. Впечатляет знание автором источников и литературы. Естественно, тезисы Селарта вызовут и возражения. Но методический концепт – внимательнее быть к контексту «волюнтаристских» и полемичных источников и соотносить смысл их высказываний с определенным взглядом на переплетение региональных отношений – убеждает точно так же, как и достигнутый научный вывод о ливонско-восточнославянском соседстве, определявшемся ограниченными и локальными интересами, в значительной мере лишенными идеологии. В качестве новой их оценки, многоохватной и последовательной, работа Анти Селарта займет достойное место в историографии.
его статья "Внутренняя война в Ливонии конца XIII в. и Псков ." в сборнике "Староладожский сборник. Выпуск 5, отв. ред. А. А. Селин. - СПб.: ООО "Геликон-СПб, 2002. - 176 с., ил.
и
"Роль Пскова в внутриливонской войне конца XIII-начала XIV в" // Седов, Валентин В. Псков в Российской и Европейской истории (к 1000-летию первого летописного упоминания) (173 - 179). Москва: Российская академия наук
druzhkovka-news.ru/rol-pskova-v-vnutrilivonskoj...
@темы: история, книги, Селарт, Рюсс, Раковорская битва