www.academia.edu/9667347/_КАК_БЫ_СЛУЖБУ_НАМ_УСТ...
Бенцианов М. М. «Как бы службу нам устроити»: военно-организационные преобразования середины XVI в. // Quaestio Rossica. — 2014. — № 2. — С. 80-93.
читать
Военно-организационные преобразования середины XVI в. были ограничены по своему характеру и не могли обеспечить быстрые результаты. Форсировать этот процесс должны были принуди-тельные методы воздействия и репрессии, взятые за основу политики в опричные годы. В этом отношении опричнина продолжала начинания 1550-х гг., радикализировав их внутреннее содержание.
Для осмысления феномена опричнины необходимо разделять две основные ее составляющие: личные взгляды и антипатии Ивана Грозного, который, не отличаясь излишне толерантным характером, сосредоточил в своих руках немыслимые для традиционных евро-пейских монархий объемы власти, и существующие проблемы, про-явившиеся в ходе создания системы централизованного управления Русским государством. Трудно предположить, что у самого Ивана IV существовало чет-кое понимание направленности своих действий. Вне зависимости от симпатий или антипатий первого русского царя существовал, од-нако, ряд проблем объективного характера, «важные вопросы, ко-торые задавал век государству», по определению С. М. Соловьева, с решением которых не удалось успешно справиться в предшествую-щие десятилетия. Опричнина, а точнее, механизм опричного террора, в этом отношении была не отдельным институтом, а инструментом, позволявшим быстро и решительно (под страхом репрессий) доби-ваться поставленных задач. Наиболее характерным показателем изменения методов воздей-ствия является система организации службы, которая с учетом сло-жившейся военно-политической модели Русского государства имела приоритетное значение для его развития [см.: Филюшкин]Разрозненные источники, позволяющие охарактеризовать состоя-ние дел с организацией службы в 1550-е гг., показывают, что необхо-димо было осуществить серьезную «перезагрузку». Поместная систе-ма – основа военной организации – была представлена в это время в нескольких вариациях. В новоосваиваемых уездах, где массовые ис-помещения начали проводиться сравнительно недавно, существовала реальная возможность строить служебные отношения на единых «пра-вильных» основаниях, не считаясь со сложившимися традициями. В «старых» поместных уездах, к которым относились, к примеру, Нов-городская земля и Тверской уезд, служебные отношения уже находи-лись в более устоявшемся состоянии, изменить которые было про-блематично. Еще большее разнообразие существовало в центральных уездах страны, где поместья соседствовали с вотчинами, дополняя друг друга. В этом случае вряд ли вообще приходилось говорить о каком-то единообразии и действенном контроле над этим процессом со сторо-ны центрального правительства. В. Б. Кобрин приводил даже пример раздела поместий по завещаниям [Кобрин, с. 94]
82
О состоянии дел на территории Тверского уезда красноречи-во свидетельствует дозорная книга 1551–1554 гг. По наблюдениям М. М. Крома, всего в этом источнике зафиксировано 1173 земле- владельца, из которых на службе у царя и великого князя находи-лось всего 489. 168 человек несли частную службу, а еще 220 не слу-жили никому [Кром, 2012, с. 427]. В числе последних были землев-ладельцы из числа помещиков. Подавляющее большинство «старых» помещиков служило с земель, переданных им в предшествующие десятилетия без дополнительных «придач», хотя зачастую их владе-ния принадлежали уже нескольким совладельцам. Некоторые из них не служили «государеву службу», в других случаях (конюхи К., Ф. Г. Софроновские) их поместья были фактически отобраны со-седями из числа знати. Отсутствовал действенный механизм перерас-пределения «вдовьих» наделов. Полноценными поместьями, не при-нимая во внимание вдову знатного князя В. А. Микулинского, владели вдовы помещиков А. Ширяева, О. Ларионова и С. Юрлова [Писцовые материалы Тверского уезда XVI века, с. 99, 104]. Раздачи конца 1530-х гг., времени «большого поместного верстания», производились здесь достаточно произвольно. Размеры передаваемых земель не пресле-довали цели соответствовать определенным поместным окладам. Значительные массивы земель, в результате, оказались в распоряже-нии у лиц, связанных с придворной средой.Складывается впечатление, что работа поместной системы, начало которой было положено еще в 80-е гг. XV в., в этом случае была пуще-на на «самотек», что привело к плачевным результатам.Несколько лучше был налажен механизм функционирования по-местной системы в Новгородской земле. Но и здесь к началу 1550-х гг. наметились серьезные проблемы. Согласно Летописцу начала цар-ства, во время казанского похода 1552 г. «многу же несогласию бывшу в людех, дети боярские ноугородцы... биют челом, что им невозможно столко будучи на Коломне на службе от весны, а иным за царем ходя-щим и на боих бывших да толику долготу пути идти, а там на много время стояти». Это заявление едва не привело к срыву всего похода [ПСРЛ, т. 29, с. 85]. В новгородских писцовых книгах и делопроиз-водственных материалах новгородской приказной избы сохранились имена нескольких десятков казанских «нетчиков» – помещиков, кото-рые не смогли явиться на службу. Все они лишились своих поместий, которые были возвращены им только спустя несколько лет. Дальней-шие разбирательства показали, что в ряде случаев упомянутые «нет-чики» действительно были не в состоянии нести службу. Поместье М. М. Палицына, например, было «все пусто и лесом поросло, от голоду и от лихого поветрея и от податей» [Дополнения к актам историческим…, с. 92–93]. Писцовые книги фиксируют большое количество помещиков, вынужденных служить с минимальных земельных наделов, находящихся в совместном управлении нескольких родственников.
83
Отсутствие источников не позволяет оценить масштабы уклоне-ния от службы. Позднее в переписке с князем А. М. Курбским Иван Грозный предъявлял очередные обвинения боярам-изменникам о «недоборе» служилых людей в казанском походе 1553 г.: «Егда же бог милосердие свое яви нам, и тот род варварский християнству покори, и тогда како вы не хотесте с нами воевати на варвары, яко боле пятинадесять тысящ, вашего ради нехотения, тогда с нами не быша» [Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским, с. 87]. Эти цифры, выглядят вполне правдоподобными, учитывая реальную воз-можность Ивана IV сопоставить общую численность русского войска во время взятия Казани с недавним разрядом полоцкого похода 1563 г., в котором была задействована подавляющая масса имевшихся в наличии служилых людей.Другой вопрос, который должен был постоянно вставать на по-вестку дня при организации крупных походов – уровень боеготовно-сти армии. О. А. Курбатов отмечал низкий уровень «оружности» де-тей боярских и их «людей», упомянутых в каширской десятне 1556 г. Уровень земельного обеспечения каширян в целом был достаточно высоким, но количество имеющихся в их распоряжении доспехов
и тягиляев было совершенно неудовлетворительным [Курбатов, с. 261].
Низкий уровень боеготовности в значительной степени объяс-нялся недостаточным уровнем обеспечения «воинников». В проектах вопросов к Стоглавому собору 1550 г. прямо поднималась тема несо-ответствия номинального и фактического поместных окладов: «А у которых отцов было поместья на сто четвертей, ино за детми ныне втрое, а иной голоден; а в меру дано на только по книгам, а сметить, ино вдвое, а инъде болши» [Памятники русского права…, с. 577]. Позднее, в 1556 г., при принятии «Уложения о службе» именно 100 четвертей рассматривались в качестве минимального поместного оклада. Как видно из этого сообщения, с момента проведения послед-него верстания и фиксации его итогов прошло значительное количе-ство времени. «Валовая» перепись земель затронула в конце 1530-х – начале 1540-х гг. большое количество уездов Русского государства, но, очевидно, далеко не всегда преследовала цель упорядочить име-ющиеся поместные оклады [Кром, 2010, с. 552]. В середине XVI в. нередки были случаи службы с куда меньших размеров поместий, со-ставлявших 25–30 четвертей земли.Система кормлений к этому времени отличалась громоздкостью и не давала возможности обеспечить потребности увеличивающейся в размерах массы служилых людей. Длинные очереди на получение кормлений, дальность перемещений по стране для получения «кор-ма» делали этот институт крайне неэффективным.Приоритетное зна-чение приобретал вопрос о рациональном перераспределении имею-щегося земельного фонда.Слабые организационные возможности центрального правитель-ства по комплектации армии в значительной степени объяснялись
84
отсутствием необходимой информации об имеющихся мобилиза-ционных ресурсах. Первый общевойсковой смотр русской армии, нашедший отражение в комплексе десятен, был произведен в 1556 г. в Серпухове. В «боярской книге 1556/57 г.» упоминается «старый смотр в Казани в зимнем походе». Ссылки на него содержат сведения о сопровождавших детей боярских «людях» и их вооружении без све-дений о землевладении, которое, очевидно, не было зафиксировано. По свидетельству официальной летописи, по своему размаху серпу-ховский смотр не имел аналогов: «И свезли к государю спискы изо всех мест, и государь сметил множество воинства своего, еще прежде сего не быть так, многия бо крышася, от службы избываше» [ПСРЛ, т. 13, 1-я половина, с. 270].Вероятно, что десятни, как документ, фиксирующий личный состав той или иной корпорации «служилого города», к началу XVI в. имели ограниченное распространение. Их место могли занимать списки от-дельных обособленных корпораций, основанные на наследственном принципе комплектации. Выделение в структуре каширской десятни 1556 г. «становых отрядов» отчасти подтверждает это предположе-ние. Многие из них имели исключительно дробный характер, обла-дали собственными традициями службы и служили по отдельному списку, часто не смешиваясь с другими группами. В казанском раз-ряде 1549 г. встречается, например, разделение городовых кашинских детей боярских на две группы: «кашинцы княж Юрьевские» и «ка-шинцы старые послужилцы», каждая из которых должна была со-бираться у своего воеводы, в Суздале и Ярославле соответственно. [Бенцианов, с. 106–107]. Наследственный статус службы и, видимо, ее коллективный характер обуславливали трудность учета. В Дворовой тетради 50-х гг. XVI в., показывающей характерный пример наслед-ственного принципа комплектования, семьи детей боярских были за-писаны целыми «гнездами», с нередким включением в основной текст несовершеннолетних недорослей [Павлов, с. 89]. Определить точное количество лиц, подлежащих службе, и тем более определить уро-вень их служебного обеспечения и боеготовности по подобным дело-производственным документам представлялось задачей непростой. Не удивительно, что при таком раскладе многие служилые люди ускользали из ведения дьяков. В Дворовой тетради сохранилась крас-норечивые пометы, относящиеся к В. Т. и В. С. Лапиным Заболоцким: «Не служит – помесья нет». И. Угримов Ухтомский, в свою очередь, был отмечен пометой «не служит и денег не имал» [ТКДТ, с. 129, 139, 146].Анализ каширской десятни 1556 г. и «боярской книги 1556/57 г.» показывает, что в середине века московским правительством велась активная работа по унификации поместных окладов, которая, одна-ко, в эти годы еще не была доведена до конца. В ряде случаев у прово-дивших верстание лиц не было сведений о поместных окладах, поэто-му данные записывались со слов самих служилых людей. В отрывках новгородской десятни смотра того же 1556 г. прямо говорится об этой
85
процедуре: «И поместья их писаны, что которой за собою в памяти написал» [РГАДА, ф. 388, кн. 846, л. 544].Такая же ситуация была описана в «боярской книге 1556/57 г.». У многих детей боярских государева полка отсутствовали поместные оклады, и отражение в этом источнике получило фактическое количе-ство находящейся в их распоряжении земли. М. Т. Шетнев владел 147 четвертями земли, Я. И. Кузьмин — 1184, а И. Шапкин Рыбин — 503. Удается насчитать несколько десятков подобных примеров [Антонов, с. 82, 109]. Обращает внимание явное несоответствие принадлежаще-го Я. И. Кузьмину количества земли его действительному не слишком высокому статусу. В случае князя М. Ф. Бахтеярова Ростовского упо-минается поместный оклад – полсохи со ссылкой на «старое письмо». Характерно, что уже валовая писцовая перепись конца 1530-х гг. опи-сывала поместья в четвертях, т. е. в этом случае отсылка шла к более ранним писцовым описаниям. В сохах было описано также поместье Н. С. Вельяминова, который, правда, сам перевел его в четверти [Ко-лычева, с. 18; Антонов, с. 86, 110].Отсутствие сведений по более ранним смотрам, фиксирующим размеры поместных окладов, приводило к необходимости опираться на «сказки» служилых людей, что вело к множественным искажени-ям. Например, Н. С. Вердеревский сказал, что «не ведает» о размерах собственной рязанской вотчины [Антонов, с. 91].Раздача поместий по унифицированным окладам получила отраже-ние в актовых материалах. В 1554 г. А. С. Сазонов получил поместье в Тульском уезде. Ему был присвоен отцовский поместный оклад: «велено по окладу учинить 100 четвертей». В рассматриваемом акте содержится ссылка на письмо В. Фомина и Я. Старого 1551/52 г. Скорее всего, одновременно с этим «письмом» (или даже несколь-ко ранее) проводилось верстание тульских детей боярских. В 1557 г. прибавку к тульскому же поместью получил Третьяк Сухотин: «ве-лено учинити поместья на 300 четей». В Мценском уезде поместья П. П. и Б. С. Жиленковым были отданы в соответствии с их помест-ными окладами — 100 и 50 четвертей. В 1550/51 г. поместье в 600 чет-вертей в Дорогобужском уезде было пожаловано новгородцу князю И. Б. Корецкому, а «на Велиже» в 300 четвертей – торопчанину Вери-ге Ушакову [Акты служилых землевладельцев XV – начала XVIII века, т. 4, № 133, с. 98; № 412, с. 306; № 458, с. 337; Дополнения к актам исто-рическим..., с. 93, 110].Невозможно определить, когда верстания были проведены для всех корпораций Русского государства. Для Новгородской зем-ли имеются свидетельства источников о том, что здесь унификация поместных окладов в соответствии с едиными служебными нормами не была осуществлена еще в середине 50-х гг. При разборе поместных дел в 1555–1556 гг. дьяки делали характерную оговорку «до помест-ного верстания», которая свидетельствовала о нерешенности этого вопроса [ДАИ, с. 87, 88 и далее].
86
Поместные оклады 1550-х гг. имели вполне реальное значение, и их обладатели должны были со временем получить причитающе-еся им земельное обеспечение. Серпуховский городовой приказчик В. Ситчин, производивший в 1555 г. отделение поместий, добросо-вестно относился к своему заданию: практически все фигурировав-шие в списке лица получили земельные наделы в точном соответ-ствии с их окладами. Столь же тщательно был организован процесс испомещения в Звенигородском уезде бояр и детей боярских Симео-на Касаевича. Эта работа отражала планы правительства по приведе-нию в порядок окладной системы: «поверстати по достоиньству без-грешно… ино недостаточного пожаловати» [ПРП, с. 587].Работа по систематизации поместных окладов и проведению вер-станий была упорядочена и активизирована после выделения По-местной избы – будущего Поместного приказа. Заметным толчком для ее дальнейшего развития стало принятие «Уложения о служ-бе», которое определило служебные нормы и было ориентировано на унифицированные оклады. Согласно этому документу предпи-сывалось выставлять одного воина «со ста четвертей добрые угожей земли человек на коне и в доспесе в полном, а в далной поход о дву конь» [ПРП, с. 586].При всей важности «Уложения» для организации службы реа-лизовать его положения на практике в рамках всей страны было практически невозможно. Свободных земель для новых поместных раздач в центральных уездах страны осталось немного. Анализ пис-цовых книг Ярославского и Рузского уездов 1567–1569 гг. показывает, что размер поместья большинства старых помещиков существенно не дотягивал до минимальной нормы, не говоря уже о качестве при-надлежавшей им земли. Аналогичная ситуация, судя по данным Полоцкой писцовой книги, существовала среди помещиков Невель-ского уезда, большинство из которых до пожалования полоцких по-местий довольствовалось наделами в 30–40 четвертей (при окладе в 200–250 четвертей).Проведенная унификация окладов предполагала возможность фиксированного вознаграждения за успешную службу. Так, нов-городский помещик князь Кудеяр Мещерский в 1568 г. должен был получить 50 четвертей земли за «невелскую послугу». В итоге же из его оклада в 350 четвертей (с учетом выслуги) ему «не дошло» 2/3 – 247 четвертей [Акты служилых землевладельцев XV – начала XVIII века, т. 4, №172, с. 142]. «Уложение о службе 1556 г.» было выстрое-но в соответствии с номинальными поместными окладами, что приво-дило к противоречию: требуемое число воинов не было подтверждено необходимым количеством земли. Именно это обстоятельство привело к быстрому нивелированию его норм. По наблюдениям О. А. Курбатова, уже к началу 1570-х гг. «Уложение» было практиче-ски отменено, а проведение верстаний отдано в руки окладчиков – представителей служилых корпораций [Курбатов, с. 281–282].
87
По этой же причине было парализовано проведение тысячной реформы 1550 г., которая должна была создать ядро для рефор-мирования Государева двора. Судя по попытке воссоздать этот проект при учреждении опричнины («учинити государю у себя в опришнине князей и дворян и детей боярских дворовых и горо-довых 1000 голов… И поместья им подавал в тех городех с однова, которые городы поимал в опришнину»), а затем и в 1586 г. заново поставить вопрос о подмосковных поместьях, этой реформе уде-лялось особое значение. Государев двор в его сложившемся к се-редине XVI в. виде перестал удовлетворять новым требованиям московского правительства. Эта привилегированная «корпорация корпораций» утратила характер личного двора московских ве-ликих князей (царей), состав которого они могли менять, исходя из собственных пристрастий. Преемственность традиций службы, укреплявшаяся местнической системой и принципами родового выдвижения, заставляла ограничиваться определенным кругом фамилий при назначениях на наиболее важные должности цен-трального и местного аппаратов власти. Возросшая численность дворовых детей боярских (в середине века не менее 2500 человек), многие из которых в силу происхождения и родственных связей претендовали на получение кормлений и допуск к «разрядным» на-значениям, вступала в противоречие с их действительной служеб-ной годностью, находившейся далеко не на должном уровне. Даже частичное проведение тысячной реформы позволило значительно повысить качественный уровень исполнителей, привлекая для этой цели в том числе и лучших выходцев из городовых детей боярских. [Зимин, с. 366–371].
Желания и потребность московского правительства «иметь под рукой» нужных им людей, тем не менее, столкнулись с дефици-том свободных земель в Подмосковье. И если некоторые тысячни-ки из центральных уездов, видимо, все-таки сумели получить здесь какие-то владения, то тысячники из Северо-Запада (более трети от общего числа) не получили такой возможности, что способствовало сохранению ими значительных элементов обособленности [Павлов, с. 265]. Получая поместья в городах «Московской земли», тысячники- новгородцы теряли свои новгородские поместья.При этом у всех на виду существовал источник для новых по-местных раздач. Выше уже было отмечено несоответствие некоторых фактических размеров поместий действительному статусу служилых людей в «боярской книге 1555/56 г.» «Уложение о службе» предпола-гало конфискации избытков земли: «преизлишки же роздели неиму-щим» [ПРП, с. 586]. На практике, однако, не было известно ни одного случая практической реализации этого плана. Само подобное несо-ответствие должно было иметь серьезное деморализующее действие и являться источником постоянного раздражения со стороны рядо-вых детей боярских.
88
В поисках свободных земель в 1550-е гг. проводились переселения служилых людей. Приписки к основному тексту Дворовой тетради показывают значительный масштаб этого процесса. Особенно суще-ственными были изменения в центральных и пограничных корпора-циях. И если первые теряли людей, то вторые приобретали их. Существенно обновились в это время будущие опричные террито-рии. Состав можайской корпорации пополнили старичане Ф. А. Голо- стенов, Д. и Жокула З. Новосильцевы, А. Услюм В. Валуев, суздалец Т. И. Тетерин-Пухов, галичанин Копоть Жуков Зачесломский, мо-сквич П. Д. Семенов, владимирец А. И. Варганов. Вяземскими поме-щиками в 50-е гг., в свою очередь, стали суздалец Д. И. Черемисинов, тверичи И. Д. и Лопата В. Посевьевы, кашинец В. О. Кувшинов, пере-славец А. Т. Михалков, муромец Мещерин Ф. Прокофьев, новокре-щен князь И. Тевекелев, новгородец князь Ф. Ю. Оболенский [РГАДА,
ф. 1209, кн. 619, л. 54, 54 об., 106, 631, 697, 715, 1126 об.; Писцовые книги Московского государства, с. 577, 592, 764, 767; Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х гг. XVI в., с. 71, 82, 115, 135, 140, 153, 197, 198].
Социальный состав новых помещиков был различен: значитель-ное число вяземских помещиков 1550-х гг. составляли новики, пере-веденные из других корпораций Русского государства. Поместья жаловались также «в додачу» малоземельным детям боярским. Ин-тересен пример Немятого Тишкова. После проведения смотра 1556 г. ему решено было «додати поместья». Действительно, в конце 1550-х гг. он получил поместье в Вяземском уезде [Антонов, с. 89; РГАДА, ф. 1209, кн. 619, л. 428]. Вяземскими поместьями в это время владело, по крайней мере, 45 человек, служивших в составе других корпора-ций. Многие из них входили в состав ближайшего окружения Ивана Грозного.Смена корпорации могла произойти в течение жизни одного по-коления. Пример Г. И. Нармацкого, владимирского вотчинника, по-лучившего можайское поместье и вскоре перешедшего в состав до-рогобужской корпорации, иллюстрирует эту тенденцию. В количественном выражении перемещение на западные рубежи лучше всего проявилось на примере Смоленска. В 1556 г. инструк-ция московского правительства предписывала привлечь для встречи литовского посольства 200 смоленских помещиков. Это число было набрано, но только с помощью годовщиков, «серпьян и мощинцев». В это время, очевидно, количество смоленских помещиков не дохо-дило до требуемого числа. Впрочем, оно увеличивалось достаточно быстрыми темпами. Полоцкий разряд 1563 г. говорит о том, что по-сле взятия Полоцка войсками Ивана IV в распоряжении у смоленских воевод находилось уже 411 местных помещиков [Сборник русского исторического общества, т. 59, с. 382; Баранов, с. 154].Поместная колонизация была направлена и на восточные уезды, примыкавшие к завоеванному Казанскому ханству, в первую очередь,
на Нижегородский уезд. Процедура испомещений была зафиксирована
89
в одном из судебных актов. Переяславец В. Б. Петлин «написался в жилцы… в Новгород в Нижней. И бояре наборзе сослали в Новго-род поместий имати» [Кобрин, с. 133]. Разряд полоцкого похода 1563 г. зафиксировал 350 нижегородских детей боярских [Баранов, с. 127].Менее успешно развивалось поместное землевладение на терри-ториях Казанского и Свияжского уездов, где требовалось постоянное присутствие значительных воинских контингентов. С этой задачей справлялись сменявшие друг друга годовщики, набираемые из раз-ных частей Русского государства. Требовались, однако, и «жильцы», которые постоянно находились бы здесь. Первая раздача земель про-изошла в 1557 г. после окончания военных действий [ПСРЛ, т. 13, с. 283].Помещиками стали, видимо, находившиеся здесь годовщики. Всего, по наблюдениям Е. В. Липакова, число «старых» помещиков (пожалованы поместьями до казанской ссылки 1565 г.) составляло порядка 100 человек [Липаков, с. 8]. Анализ состава этих лиц показы-вает, что большинство из них было выходцами из поволжских уездов: Владимирского, Костромского, Суздальского, – т. е. с территорий, традиционно задействованных на казанском направлении. Другой вопрос, что общее число «новых» помещиков было явно недоста-точно. «Жильцы» часто оставляли новые поместья. Служилые люди не спешили добровольно покидать родные уезды и селиться на небез-опасных окраинах. Налицо был функциональный дисбаланс. В центре страны на-блюдался острый дефицит земли, в то время как окраины не полу-чали нужного количества людей для несения службы. Особенно ярко этот дисбаланс проявлялся в случае с родовыми княжескими корпо-рациями (князья Ярославские, Ростовские, Стародубские), которые в течение предшествовавшего столетия «специализировались» на ка-занской службе. В изменившихся условиях логично было перенести прежнюю модель несения службы на новые территории. Масштабы переселений 1550-х – начала 1560-х гг., безусловно, были менее значительными, чем в опричные годы. Тем не менее, оче-видно, что вектор развития поместной системы и миграции служи-лых людей из одного уезда в другой были заданы именно в это время. Стоит отметить также, что подобные перемещения носили добро-вольный характер.Нельзя сказать, что все перечисленные проблемы относились к категории неразрешимых. Их решение было возможно путем по-степенной перестройки сложившихся служебных отношений, со-вершенствования работы государственного аппарата. На это, одна-ко, требовались десятилетия последовательной методичной работы. Можно было действовать по-другому, более быстро и решительно, прибегая к помощи репрессий. Именно этим путем и решил пойти Иван Грозный, разделив в 1565 г. государство на две части: опрични-ну и земщину.
90
В долговременной перспективе эта политика принесла неудов-летворительные результаты. Насильственные методы имели кратко- временный эффект. В ряде случаев атмосфера террора привела к прямо противоположным результатам, законсервировав на многие десятилетия существующие проблемы. Это касалось, например, бо-лезненного вопроса о поместных окладах. Наметившееся в 1550-е гг. расхождение между номинальными поместными окладами и фак-тическим земельным обеспечением у значительной массы служи-лых людей в годы опричнины получило свое продолжение. Ис-помещение «сполна» стало, скорее, исключением, чем правилом. «Недодачи» получили системный характер и рассматривались как норма. Анализ полоцкой писцовой книги начала 1570-х гг. показывает, что в соответствии с окладами были обеспечены командиры стрелец-ких и казачьих отрядов (головы, сотники и пятидесятники). Полный оклад получили и переселяемые новгородские дети боярские (26 че-ловек). Хуже обстояло дело с невельскими помещиками. Несмотря на наличие существенных запасов земель после проведенных конфи-скаций, практически никто из них не получил причитающегося им по окладу количества земель. Значительная часть земель была остав-лена «впрок», для будущих раздач. В 1567–1568 гг., после перехода Костромского уезда в опрични-ну, переселения затронули местную служилую корпорацию. Грамота Улану и П. А. Немировым на поместье в Деревской пятине уточняет порядок этой процедуры: «А по государеву наказу велено за ними по-местья учинити в половину их меры живущего, а в другую полови-ны их меры пусто». Отдельные книги К. И. Морина показывают, что так же наделение поместьями костромичей производилось и на тер-ритории Бежецкой пятины [Акты служилых землевладельцев XV – начала XVIII века, т. 1, № 194, с. 163; Козляков, с. 211]. Крайне незна-чительные участки земли («худая» земля и перелог) достались казан-ским ссыльным 1565–1566 гг. В условиях опричного террора вряд ли кому-то из невольных переселенцев пришло бы в голову «докучать» челобитными об их несогласии с отводимыми участками земли, как это было с казанскими «нетчиками» 1550-х гг. De facto несоответ-ствие поместных окладов их реальному содержанию было узаконено для большинства «земских» уездов. Репрессивные меры против «нетчиков», число которых увеличи-лось в годы Ливонской войны, также оказались безрезультатными [см.: Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе, с. 37–38]. Стремитель-ное обнищание страны негативно сказывалось на мобилизационных способностях служилых людей, что со временем вынуждено было признать само московское правительство. Более весомые результаты дали опричные переселения, которые не только разнообразили генеалогический и социальный состав большинства служилых корпораций, как земских, так и опричных, но и дали существенный импульс для количественного роста
91
некоторых пограничных «городов». После амнистии 1566 г. многие ссыльные вернулись обратно на родину. Некоторые из них, однако, в будущем связали свою судьбу с казанской службой. Значительное число земских «сведенцев» обосновалось на территории Каширско-го и Рязанского уездов. (В каширской десятне 1570 г. существовали даже особые рубрики: «дети боярские из разных городов дворовые» и «дети боярские новые помещики, преж того служили из разных го-родов»). Вряд ли, однако, подобные «достижения» могли перевесить общие потери, понесенные в результате прямого и косвенного влия-ния опричного террора на систему организации службы.
_________________
Сноски не копируютца (((
Бенцианов М. М. «Как бы службу нам устроити»: военно-организационные преобразования середины XVI в. // Quaestio Rossica. — 2014. — № 2. — С. 80-93.
читать
Военно-организационные преобразования середины XVI в. были ограничены по своему характеру и не могли обеспечить быстрые результаты. Форсировать этот процесс должны были принуди-тельные методы воздействия и репрессии, взятые за основу политики в опричные годы. В этом отношении опричнина продолжала начинания 1550-х гг., радикализировав их внутреннее содержание.
Для осмысления феномена опричнины необходимо разделять две основные ее составляющие: личные взгляды и антипатии Ивана Грозного, который, не отличаясь излишне толерантным характером, сосредоточил в своих руках немыслимые для традиционных евро-пейских монархий объемы власти, и существующие проблемы, про-явившиеся в ходе создания системы централизованного управления Русским государством. Трудно предположить, что у самого Ивана IV существовало чет-кое понимание направленности своих действий. Вне зависимости от симпатий или антипатий первого русского царя существовал, од-нако, ряд проблем объективного характера, «важные вопросы, ко-торые задавал век государству», по определению С. М. Соловьева, с решением которых не удалось успешно справиться в предшествую-щие десятилетия. Опричнина, а точнее, механизм опричного террора, в этом отношении была не отдельным институтом, а инструментом, позволявшим быстро и решительно (под страхом репрессий) доби-ваться поставленных задач. Наиболее характерным показателем изменения методов воздей-ствия является система организации службы, которая с учетом сло-жившейся военно-политической модели Русского государства имела приоритетное значение для его развития [см.: Филюшкин]Разрозненные источники, позволяющие охарактеризовать состоя-ние дел с организацией службы в 1550-е гг., показывают, что необхо-димо было осуществить серьезную «перезагрузку». Поместная систе-ма – основа военной организации – была представлена в это время в нескольких вариациях. В новоосваиваемых уездах, где массовые ис-помещения начали проводиться сравнительно недавно, существовала реальная возможность строить служебные отношения на единых «пра-вильных» основаниях, не считаясь со сложившимися традициями. В «старых» поместных уездах, к которым относились, к примеру, Нов-городская земля и Тверской уезд, служебные отношения уже находи-лись в более устоявшемся состоянии, изменить которые было про-блематично. Еще большее разнообразие существовало в центральных уездах страны, где поместья соседствовали с вотчинами, дополняя друг друга. В этом случае вряд ли вообще приходилось говорить о каком-то единообразии и действенном контроле над этим процессом со сторо-ны центрального правительства. В. Б. Кобрин приводил даже пример раздела поместий по завещаниям [Кобрин, с. 94]
82
О состоянии дел на территории Тверского уезда красноречи-во свидетельствует дозорная книга 1551–1554 гг. По наблюдениям М. М. Крома, всего в этом источнике зафиксировано 1173 земле- владельца, из которых на службе у царя и великого князя находи-лось всего 489. 168 человек несли частную службу, а еще 220 не слу-жили никому [Кром, 2012, с. 427]. В числе последних были землев-ладельцы из числа помещиков. Подавляющее большинство «старых» помещиков служило с земель, переданных им в предшествующие десятилетия без дополнительных «придач», хотя зачастую их владе-ния принадлежали уже нескольким совладельцам. Некоторые из них не служили «государеву службу», в других случаях (конюхи К., Ф. Г. Софроновские) их поместья были фактически отобраны со-седями из числа знати. Отсутствовал действенный механизм перерас-пределения «вдовьих» наделов. Полноценными поместьями, не при-нимая во внимание вдову знатного князя В. А. Микулинского, владели вдовы помещиков А. Ширяева, О. Ларионова и С. Юрлова [Писцовые материалы Тверского уезда XVI века, с. 99, 104]. Раздачи конца 1530-х гг., времени «большого поместного верстания», производились здесь достаточно произвольно. Размеры передаваемых земель не пресле-довали цели соответствовать определенным поместным окладам. Значительные массивы земель, в результате, оказались в распоряже-нии у лиц, связанных с придворной средой.Складывается впечатление, что работа поместной системы, начало которой было положено еще в 80-е гг. XV в., в этом случае была пуще-на на «самотек», что привело к плачевным результатам.Несколько лучше был налажен механизм функционирования по-местной системы в Новгородской земле. Но и здесь к началу 1550-х гг. наметились серьезные проблемы. Согласно Летописцу начала цар-ства, во время казанского похода 1552 г. «многу же несогласию бывшу в людех, дети боярские ноугородцы... биют челом, что им невозможно столко будучи на Коломне на службе от весны, а иным за царем ходя-щим и на боих бывших да толику долготу пути идти, а там на много время стояти». Это заявление едва не привело к срыву всего похода [ПСРЛ, т. 29, с. 85]. В новгородских писцовых книгах и делопроиз-водственных материалах новгородской приказной избы сохранились имена нескольких десятков казанских «нетчиков» – помещиков, кото-рые не смогли явиться на службу. Все они лишились своих поместий, которые были возвращены им только спустя несколько лет. Дальней-шие разбирательства показали, что в ряде случаев упомянутые «нет-чики» действительно были не в состоянии нести службу. Поместье М. М. Палицына, например, было «все пусто и лесом поросло, от голоду и от лихого поветрея и от податей» [Дополнения к актам историческим…, с. 92–93]. Писцовые книги фиксируют большое количество помещиков, вынужденных служить с минимальных земельных наделов, находящихся в совместном управлении нескольких родственников.
83
Отсутствие источников не позволяет оценить масштабы уклоне-ния от службы. Позднее в переписке с князем А. М. Курбским Иван Грозный предъявлял очередные обвинения боярам-изменникам о «недоборе» служилых людей в казанском походе 1553 г.: «Егда же бог милосердие свое яви нам, и тот род варварский християнству покори, и тогда како вы не хотесте с нами воевати на варвары, яко боле пятинадесять тысящ, вашего ради нехотения, тогда с нами не быша» [Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским, с. 87]. Эти цифры, выглядят вполне правдоподобными, учитывая реальную воз-можность Ивана IV сопоставить общую численность русского войска во время взятия Казани с недавним разрядом полоцкого похода 1563 г., в котором была задействована подавляющая масса имевшихся в наличии служилых людей.Другой вопрос, который должен был постоянно вставать на по-вестку дня при организации крупных походов – уровень боеготовно-сти армии. О. А. Курбатов отмечал низкий уровень «оружности» де-тей боярских и их «людей», упомянутых в каширской десятне 1556 г. Уровень земельного обеспечения каширян в целом был достаточно высоким, но количество имеющихся в их распоряжении доспехов
и тягиляев было совершенно неудовлетворительным [Курбатов, с. 261].
Низкий уровень боеготовности в значительной степени объяс-нялся недостаточным уровнем обеспечения «воинников». В проектах вопросов к Стоглавому собору 1550 г. прямо поднималась тема несо-ответствия номинального и фактического поместных окладов: «А у которых отцов было поместья на сто четвертей, ино за детми ныне втрое, а иной голоден; а в меру дано на только по книгам, а сметить, ино вдвое, а инъде болши» [Памятники русского права…, с. 577]. Позднее, в 1556 г., при принятии «Уложения о службе» именно 100 четвертей рассматривались в качестве минимального поместного оклада. Как видно из этого сообщения, с момента проведения послед-него верстания и фиксации его итогов прошло значительное количе-ство времени. «Валовая» перепись земель затронула в конце 1530-х – начале 1540-х гг. большое количество уездов Русского государства, но, очевидно, далеко не всегда преследовала цель упорядочить име-ющиеся поместные оклады [Кром, 2010, с. 552]. В середине XVI в. нередки были случаи службы с куда меньших размеров поместий, со-ставлявших 25–30 четвертей земли.Система кормлений к этому времени отличалась громоздкостью и не давала возможности обеспечить потребности увеличивающейся в размерах массы служилых людей. Длинные очереди на получение кормлений, дальность перемещений по стране для получения «кор-ма» делали этот институт крайне неэффективным.Приоритетное зна-чение приобретал вопрос о рациональном перераспределении имею-щегося земельного фонда.Слабые организационные возможности центрального правитель-ства по комплектации армии в значительной степени объяснялись
84
отсутствием необходимой информации об имеющихся мобилиза-ционных ресурсах. Первый общевойсковой смотр русской армии, нашедший отражение в комплексе десятен, был произведен в 1556 г. в Серпухове. В «боярской книге 1556/57 г.» упоминается «старый смотр в Казани в зимнем походе». Ссылки на него содержат сведения о сопровождавших детей боярских «людях» и их вооружении без све-дений о землевладении, которое, очевидно, не было зафиксировано. По свидетельству официальной летописи, по своему размаху серпу-ховский смотр не имел аналогов: «И свезли к государю спискы изо всех мест, и государь сметил множество воинства своего, еще прежде сего не быть так, многия бо крышася, от службы избываше» [ПСРЛ, т. 13, 1-я половина, с. 270].Вероятно, что десятни, как документ, фиксирующий личный состав той или иной корпорации «служилого города», к началу XVI в. имели ограниченное распространение. Их место могли занимать списки от-дельных обособленных корпораций, основанные на наследственном принципе комплектации. Выделение в структуре каширской десятни 1556 г. «становых отрядов» отчасти подтверждает это предположе-ние. Многие из них имели исключительно дробный характер, обла-дали собственными традициями службы и служили по отдельному списку, часто не смешиваясь с другими группами. В казанском раз-ряде 1549 г. встречается, например, разделение городовых кашинских детей боярских на две группы: «кашинцы княж Юрьевские» и «ка-шинцы старые послужилцы», каждая из которых должна была со-бираться у своего воеводы, в Суздале и Ярославле соответственно. [Бенцианов, с. 106–107]. Наследственный статус службы и, видимо, ее коллективный характер обуславливали трудность учета. В Дворовой тетради 50-х гг. XVI в., показывающей характерный пример наслед-ственного принципа комплектования, семьи детей боярских были за-писаны целыми «гнездами», с нередким включением в основной текст несовершеннолетних недорослей [Павлов, с. 89]. Определить точное количество лиц, подлежащих службе, и тем более определить уро-вень их служебного обеспечения и боеготовности по подобным дело-производственным документам представлялось задачей непростой. Не удивительно, что при таком раскладе многие служилые люди ускользали из ведения дьяков. В Дворовой тетради сохранилась крас-норечивые пометы, относящиеся к В. Т. и В. С. Лапиным Заболоцким: «Не служит – помесья нет». И. Угримов Ухтомский, в свою очередь, был отмечен пометой «не служит и денег не имал» [ТКДТ, с. 129, 139, 146].Анализ каширской десятни 1556 г. и «боярской книги 1556/57 г.» показывает, что в середине века московским правительством велась активная работа по унификации поместных окладов, которая, одна-ко, в эти годы еще не была доведена до конца. В ряде случаев у прово-дивших верстание лиц не было сведений о поместных окладах, поэто-му данные записывались со слов самих служилых людей. В отрывках новгородской десятни смотра того же 1556 г. прямо говорится об этой
85
процедуре: «И поместья их писаны, что которой за собою в памяти написал» [РГАДА, ф. 388, кн. 846, л. 544].Такая же ситуация была описана в «боярской книге 1556/57 г.». У многих детей боярских государева полка отсутствовали поместные оклады, и отражение в этом источнике получило фактическое количе-ство находящейся в их распоряжении земли. М. Т. Шетнев владел 147 четвертями земли, Я. И. Кузьмин — 1184, а И. Шапкин Рыбин — 503. Удается насчитать несколько десятков подобных примеров [Антонов, с. 82, 109]. Обращает внимание явное несоответствие принадлежаще-го Я. И. Кузьмину количества земли его действительному не слишком высокому статусу. В случае князя М. Ф. Бахтеярова Ростовского упо-минается поместный оклад – полсохи со ссылкой на «старое письмо». Характерно, что уже валовая писцовая перепись конца 1530-х гг. опи-сывала поместья в четвертях, т. е. в этом случае отсылка шла к более ранним писцовым описаниям. В сохах было описано также поместье Н. С. Вельяминова, который, правда, сам перевел его в четверти [Ко-лычева, с. 18; Антонов, с. 86, 110].Отсутствие сведений по более ранним смотрам, фиксирующим размеры поместных окладов, приводило к необходимости опираться на «сказки» служилых людей, что вело к множественным искажени-ям. Например, Н. С. Вердеревский сказал, что «не ведает» о размерах собственной рязанской вотчины [Антонов, с. 91].Раздача поместий по унифицированным окладам получила отраже-ние в актовых материалах. В 1554 г. А. С. Сазонов получил поместье в Тульском уезде. Ему был присвоен отцовский поместный оклад: «велено по окладу учинить 100 четвертей». В рассматриваемом акте содержится ссылка на письмо В. Фомина и Я. Старого 1551/52 г. Скорее всего, одновременно с этим «письмом» (или даже несколь-ко ранее) проводилось верстание тульских детей боярских. В 1557 г. прибавку к тульскому же поместью получил Третьяк Сухотин: «ве-лено учинити поместья на 300 четей». В Мценском уезде поместья П. П. и Б. С. Жиленковым были отданы в соответствии с их помест-ными окладами — 100 и 50 четвертей. В 1550/51 г. поместье в 600 чет-вертей в Дорогобужском уезде было пожаловано новгородцу князю И. Б. Корецкому, а «на Велиже» в 300 четвертей – торопчанину Вери-ге Ушакову [Акты служилых землевладельцев XV – начала XVIII века, т. 4, № 133, с. 98; № 412, с. 306; № 458, с. 337; Дополнения к актам исто-рическим..., с. 93, 110].Невозможно определить, когда верстания были проведены для всех корпораций Русского государства. Для Новгородской зем-ли имеются свидетельства источников о том, что здесь унификация поместных окладов в соответствии с едиными служебными нормами не была осуществлена еще в середине 50-х гг. При разборе поместных дел в 1555–1556 гг. дьяки делали характерную оговорку «до помест-ного верстания», которая свидетельствовала о нерешенности этого вопроса [ДАИ, с. 87, 88 и далее].
86
Поместные оклады 1550-х гг. имели вполне реальное значение, и их обладатели должны были со временем получить причитающе-еся им земельное обеспечение. Серпуховский городовой приказчик В. Ситчин, производивший в 1555 г. отделение поместий, добросо-вестно относился к своему заданию: практически все фигурировав-шие в списке лица получили земельные наделы в точном соответ-ствии с их окладами. Столь же тщательно был организован процесс испомещения в Звенигородском уезде бояр и детей боярских Симео-на Касаевича. Эта работа отражала планы правительства по приведе-нию в порядок окладной системы: «поверстати по достоиньству без-грешно… ино недостаточного пожаловати» [ПРП, с. 587].Работа по систематизации поместных окладов и проведению вер-станий была упорядочена и активизирована после выделения По-местной избы – будущего Поместного приказа. Заметным толчком для ее дальнейшего развития стало принятие «Уложения о служ-бе», которое определило служебные нормы и было ориентировано на унифицированные оклады. Согласно этому документу предпи-сывалось выставлять одного воина «со ста четвертей добрые угожей земли человек на коне и в доспесе в полном, а в далной поход о дву конь» [ПРП, с. 586].При всей важности «Уложения» для организации службы реа-лизовать его положения на практике в рамках всей страны было практически невозможно. Свободных земель для новых поместных раздач в центральных уездах страны осталось немного. Анализ пис-цовых книг Ярославского и Рузского уездов 1567–1569 гг. показывает, что размер поместья большинства старых помещиков существенно не дотягивал до минимальной нормы, не говоря уже о качестве при-надлежавшей им земли. Аналогичная ситуация, судя по данным Полоцкой писцовой книги, существовала среди помещиков Невель-ского уезда, большинство из которых до пожалования полоцких по-местий довольствовалось наделами в 30–40 четвертей (при окладе в 200–250 четвертей).Проведенная унификация окладов предполагала возможность фиксированного вознаграждения за успешную службу. Так, нов-городский помещик князь Кудеяр Мещерский в 1568 г. должен был получить 50 четвертей земли за «невелскую послугу». В итоге же из его оклада в 350 четвертей (с учетом выслуги) ему «не дошло» 2/3 – 247 четвертей [Акты служилых землевладельцев XV – начала XVIII века, т. 4, №172, с. 142]. «Уложение о службе 1556 г.» было выстрое-но в соответствии с номинальными поместными окладами, что приво-дило к противоречию: требуемое число воинов не было подтверждено необходимым количеством земли. Именно это обстоятельство привело к быстрому нивелированию его норм. По наблюдениям О. А. Курбатова, уже к началу 1570-х гг. «Уложение» было практиче-ски отменено, а проведение верстаний отдано в руки окладчиков – представителей служилых корпораций [Курбатов, с. 281–282].
87
По этой же причине было парализовано проведение тысячной реформы 1550 г., которая должна была создать ядро для рефор-мирования Государева двора. Судя по попытке воссоздать этот проект при учреждении опричнины («учинити государю у себя в опришнине князей и дворян и детей боярских дворовых и горо-довых 1000 голов… И поместья им подавал в тех городех с однова, которые городы поимал в опришнину»), а затем и в 1586 г. заново поставить вопрос о подмосковных поместьях, этой реформе уде-лялось особое значение. Государев двор в его сложившемся к се-редине XVI в. виде перестал удовлетворять новым требованиям московского правительства. Эта привилегированная «корпорация корпораций» утратила характер личного двора московских ве-ликих князей (царей), состав которого они могли менять, исходя из собственных пристрастий. Преемственность традиций службы, укреплявшаяся местнической системой и принципами родового выдвижения, заставляла ограничиваться определенным кругом фамилий при назначениях на наиболее важные должности цен-трального и местного аппаратов власти. Возросшая численность дворовых детей боярских (в середине века не менее 2500 человек), многие из которых в силу происхождения и родственных связей претендовали на получение кормлений и допуск к «разрядным» на-значениям, вступала в противоречие с их действительной служеб-ной годностью, находившейся далеко не на должном уровне. Даже частичное проведение тысячной реформы позволило значительно повысить качественный уровень исполнителей, привлекая для этой цели в том числе и лучших выходцев из городовых детей боярских. [Зимин, с. 366–371].
Желания и потребность московского правительства «иметь под рукой» нужных им людей, тем не менее, столкнулись с дефици-том свободных земель в Подмосковье. И если некоторые тысячни-ки из центральных уездов, видимо, все-таки сумели получить здесь какие-то владения, то тысячники из Северо-Запада (более трети от общего числа) не получили такой возможности, что способствовало сохранению ими значительных элементов обособленности [Павлов, с. 265]. Получая поместья в городах «Московской земли», тысячники- новгородцы теряли свои новгородские поместья.При этом у всех на виду существовал источник для новых по-местных раздач. Выше уже было отмечено несоответствие некоторых фактических размеров поместий действительному статусу служилых людей в «боярской книге 1555/56 г.» «Уложение о службе» предпола-гало конфискации избытков земли: «преизлишки же роздели неиму-щим» [ПРП, с. 586]. На практике, однако, не было известно ни одного случая практической реализации этого плана. Само подобное несо-ответствие должно было иметь серьезное деморализующее действие и являться источником постоянного раздражения со стороны рядо-вых детей боярских.
88
В поисках свободных земель в 1550-е гг. проводились переселения служилых людей. Приписки к основному тексту Дворовой тетради показывают значительный масштаб этого процесса. Особенно суще-ственными были изменения в центральных и пограничных корпора-циях. И если первые теряли людей, то вторые приобретали их. Существенно обновились в это время будущие опричные террито-рии. Состав можайской корпорации пополнили старичане Ф. А. Голо- стенов, Д. и Жокула З. Новосильцевы, А. Услюм В. Валуев, суздалец Т. И. Тетерин-Пухов, галичанин Копоть Жуков Зачесломский, мо-сквич П. Д. Семенов, владимирец А. И. Варганов. Вяземскими поме-щиками в 50-е гг., в свою очередь, стали суздалец Д. И. Черемисинов, тверичи И. Д. и Лопата В. Посевьевы, кашинец В. О. Кувшинов, пере-славец А. Т. Михалков, муромец Мещерин Ф. Прокофьев, новокре-щен князь И. Тевекелев, новгородец князь Ф. Ю. Оболенский [РГАДА,
ф. 1209, кн. 619, л. 54, 54 об., 106, 631, 697, 715, 1126 об.; Писцовые книги Московского государства, с. 577, 592, 764, 767; Тысячная книга 1550 г. и Дворовая тетрадь 50-х гг. XVI в., с. 71, 82, 115, 135, 140, 153, 197, 198].
Социальный состав новых помещиков был различен: значитель-ное число вяземских помещиков 1550-х гг. составляли новики, пере-веденные из других корпораций Русского государства. Поместья жаловались также «в додачу» малоземельным детям боярским. Ин-тересен пример Немятого Тишкова. После проведения смотра 1556 г. ему решено было «додати поместья». Действительно, в конце 1550-х гг. он получил поместье в Вяземском уезде [Антонов, с. 89; РГАДА, ф. 1209, кн. 619, л. 428]. Вяземскими поместьями в это время владело, по крайней мере, 45 человек, служивших в составе других корпора-ций. Многие из них входили в состав ближайшего окружения Ивана Грозного.Смена корпорации могла произойти в течение жизни одного по-коления. Пример Г. И. Нармацкого, владимирского вотчинника, по-лучившего можайское поместье и вскоре перешедшего в состав до-рогобужской корпорации, иллюстрирует эту тенденцию. В количественном выражении перемещение на западные рубежи лучше всего проявилось на примере Смоленска. В 1556 г. инструк-ция московского правительства предписывала привлечь для встречи литовского посольства 200 смоленских помещиков. Это число было набрано, но только с помощью годовщиков, «серпьян и мощинцев». В это время, очевидно, количество смоленских помещиков не дохо-дило до требуемого числа. Впрочем, оно увеличивалось достаточно быстрыми темпами. Полоцкий разряд 1563 г. говорит о том, что по-сле взятия Полоцка войсками Ивана IV в распоряжении у смоленских воевод находилось уже 411 местных помещиков [Сборник русского исторического общества, т. 59, с. 382; Баранов, с. 154].Поместная колонизация была направлена и на восточные уезды, примыкавшие к завоеванному Казанскому ханству, в первую очередь,
на Нижегородский уезд. Процедура испомещений была зафиксирована
89
в одном из судебных актов. Переяславец В. Б. Петлин «написался в жилцы… в Новгород в Нижней. И бояре наборзе сослали в Новго-род поместий имати» [Кобрин, с. 133]. Разряд полоцкого похода 1563 г. зафиксировал 350 нижегородских детей боярских [Баранов, с. 127].Менее успешно развивалось поместное землевладение на терри-ториях Казанского и Свияжского уездов, где требовалось постоянное присутствие значительных воинских контингентов. С этой задачей справлялись сменявшие друг друга годовщики, набираемые из раз-ных частей Русского государства. Требовались, однако, и «жильцы», которые постоянно находились бы здесь. Первая раздача земель про-изошла в 1557 г. после окончания военных действий [ПСРЛ, т. 13, с. 283].Помещиками стали, видимо, находившиеся здесь годовщики. Всего, по наблюдениям Е. В. Липакова, число «старых» помещиков (пожалованы поместьями до казанской ссылки 1565 г.) составляло порядка 100 человек [Липаков, с. 8]. Анализ состава этих лиц показы-вает, что большинство из них было выходцами из поволжских уездов: Владимирского, Костромского, Суздальского, – т. е. с территорий, традиционно задействованных на казанском направлении. Другой вопрос, что общее число «новых» помещиков было явно недоста-точно. «Жильцы» часто оставляли новые поместья. Служилые люди не спешили добровольно покидать родные уезды и селиться на небез-опасных окраинах. Налицо был функциональный дисбаланс. В центре страны на-блюдался острый дефицит земли, в то время как окраины не полу-чали нужного количества людей для несения службы. Особенно ярко этот дисбаланс проявлялся в случае с родовыми княжескими корпо-рациями (князья Ярославские, Ростовские, Стародубские), которые в течение предшествовавшего столетия «специализировались» на ка-занской службе. В изменившихся условиях логично было перенести прежнюю модель несения службы на новые территории. Масштабы переселений 1550-х – начала 1560-х гг., безусловно, были менее значительными, чем в опричные годы. Тем не менее, оче-видно, что вектор развития поместной системы и миграции служи-лых людей из одного уезда в другой были заданы именно в это время. Стоит отметить также, что подобные перемещения носили добро-вольный характер.Нельзя сказать, что все перечисленные проблемы относились к категории неразрешимых. Их решение было возможно путем по-степенной перестройки сложившихся служебных отношений, со-вершенствования работы государственного аппарата. На это, одна-ко, требовались десятилетия последовательной методичной работы. Можно было действовать по-другому, более быстро и решительно, прибегая к помощи репрессий. Именно этим путем и решил пойти Иван Грозный, разделив в 1565 г. государство на две части: опрични-ну и земщину.
90
В долговременной перспективе эта политика принесла неудов-летворительные результаты. Насильственные методы имели кратко- временный эффект. В ряде случаев атмосфера террора привела к прямо противоположным результатам, законсервировав на многие десятилетия существующие проблемы. Это касалось, например, бо-лезненного вопроса о поместных окладах. Наметившееся в 1550-е гг. расхождение между номинальными поместными окладами и фак-тическим земельным обеспечением у значительной массы служи-лых людей в годы опричнины получило свое продолжение. Ис-помещение «сполна» стало, скорее, исключением, чем правилом. «Недодачи» получили системный характер и рассматривались как норма. Анализ полоцкой писцовой книги начала 1570-х гг. показывает, что в соответствии с окладами были обеспечены командиры стрелец-ких и казачьих отрядов (головы, сотники и пятидесятники). Полный оклад получили и переселяемые новгородские дети боярские (26 че-ловек). Хуже обстояло дело с невельскими помещиками. Несмотря на наличие существенных запасов земель после проведенных конфи-скаций, практически никто из них не получил причитающегося им по окладу количества земель. Значительная часть земель была остав-лена «впрок», для будущих раздач. В 1567–1568 гг., после перехода Костромского уезда в опрични-ну, переселения затронули местную служилую корпорацию. Грамота Улану и П. А. Немировым на поместье в Деревской пятине уточняет порядок этой процедуры: «А по государеву наказу велено за ними по-местья учинити в половину их меры живущего, а в другую полови-ны их меры пусто». Отдельные книги К. И. Морина показывают, что так же наделение поместьями костромичей производилось и на тер-ритории Бежецкой пятины [Акты служилых землевладельцев XV – начала XVIII века, т. 1, № 194, с. 163; Козляков, с. 211]. Крайне незна-чительные участки земли («худая» земля и перелог) достались казан-ским ссыльным 1565–1566 гг. В условиях опричного террора вряд ли кому-то из невольных переселенцев пришло бы в голову «докучать» челобитными об их несогласии с отводимыми участками земли, как это было с казанскими «нетчиками» 1550-х гг. De facto несоответ-ствие поместных окладов их реальному содержанию было узаконено для большинства «земских» уездов. Репрессивные меры против «нетчиков», число которых увеличи-лось в годы Ливонской войны, также оказались безрезультатными [см.: Послание Иоганна Таубе и Элерта Крузе, с. 37–38]. Стремитель-ное обнищание страны негативно сказывалось на мобилизационных способностях служилых людей, что со временем вынуждено было признать само московское правительство. Более весомые результаты дали опричные переселения, которые не только разнообразили генеалогический и социальный состав большинства служилых корпораций, как земских, так и опричных, но и дали существенный импульс для количественного роста
91
некоторых пограничных «городов». После амнистии 1566 г. многие ссыльные вернулись обратно на родину. Некоторые из них, однако, в будущем связали свою судьбу с казанской службой. Значительное число земских «сведенцев» обосновалось на территории Каширско-го и Рязанского уездов. (В каширской десятне 1570 г. существовали даже особые рубрики: «дети боярские из разных городов дворовые» и «дети боярские новые помещики, преж того служили из разных го-родов»). Вряд ли, однако, подобные «достижения» могли перевесить общие потери, понесенные в результате прямого и косвенного влия-ния опричного террора на систему организации службы.
_________________
Сноски не копируютца (((
@темы: XVI
-
-
29.02.2024 в 03:30Посетите также мою страничку
hrd.yu.ac.kr/system/board.php?bo_table=free&wr_... открытие и ведение счетов банками в иностранной валюте
33490-+