"IV круглый стол «Древняя Русь и германский мир в филологической и исторической перспективе»"
Теперь я знаю, как выглядит Стефанович.
Внимательнее прослушать с 14-й минуты.
Ну, и там много ещё всякого интересного.
читать дальшеВышел я на тему через статью В. Д. Назарова "К методике анализа Новгородских источников ХII-ХIII вв. (О стратификации общества Новгородской республики). // Восточная Европа... Проблемы источниковедения, 1990, С. 92-96.
Составные части новгородского ополчения (не все, видимо) - "огнищане, гридьба и купцы".
Горский А. А. - огнищане=боярство; Назаров не согласен, огнищане и гридьба - особая группа в Новгороде ("особая военная институция дружинного типа", "наряду с боярством ядро воинских сил Новгородской республики") - причём до третьей четверти 13 в. (засада в Руссе против литовцев). "По статусу бояре и огнищане равны, в нек. смысле последние - часть первых...". Тащемта, "бояре" в Н. вообще непопулярный и, возможно, во внутреннем обиходе почти не употреблявшийся термин (не помню точно, у кого это - надо вспомнить); первый же вопрос к Стефановичу - касается примерно этого.
Пункт 12 (в статье Назарова) - замечание о прекращении существования "новгородской дружины" и распылении её составных частей.
Стефанович - с конца 12 в. у князей - уже не "гриди" и не "отроки", а "дворяне". В целом, согласен с Назаровым. Уточнение - гриди - это гарнизонные части по Новг. земле, вне Новгорода (огнищане жили на Торговой стороне).
"Пасынки" - военные слуги бояр (=те же отроки) (6685, новгородское описание ростовской рати).
Вопрос к нему о купцах (Э. - корпорации?)
info.rove.biz/forum/printpage.php?forum=96&topi...
также см. - Назаров В. Д. «Двор» и «дворяне» по данным новгородского и северо-восточного летописания (ХII—ХIV вв.) // Восточная Европа в древности и средневековье. Сборник статей. – Ин-т истории АН СССР. – М.: Наука, 1978
""[без справочного аппарата и с опечатками]I
В последние годы возрос интерес к изучению состава и структуры государева двора. Для времени с конца XV до начала XVII в. эта тема является сейчас одной из ведущих в исследованиях по истории господствующего класса. Однако сам институт двора возник гораздо раньше — не позднее последней трети XII в. Изучение этого института на ранних этапах его истории актуально в двух отношениях: оно важно для понимания тех перемен в структуре двора, которые происходили на протяжении XV — середины XVI в.4; без анализа данной проблемы нельзя понять в полной мере характер эволюции господствующего класса в XII-XIV вв. Оба указанных аспекта взаимосвязаны, но вместе с тем и самостоятельны, в частности, во втором случае исследовательские цели объемнее, чем в первом. Только серия конкретных работ покажет, в какой мере переломные моменты в развитии структуры двора отражают основные изменения в численности и структуре класса феодалов. Наша задача ограничивается только кругом вопросов, связанных с первым подходом.
Сформулируем методические посылки работы. Для времени до конца XV в. отсутствуют первичные или вторичные делопроизводственные материалы, отразившие так или иначе состав и структуру двора. Единственный путь — изучение системы терминов, объем которой определяется тем, что она должна охватывать главные структурные части двора (как они сложились к концу XV — середине XVI в.). Такой терминологический анализ должен удовлетворять ряду требований. Во-первых, необходимо составить полную сводку случаев употребления подобных слов с момента их первой фиксации в различных источниках — летописях, других нарративных произведениях, законодательных материалах, актах. Во-вторых, толкование содержания терминов во всех примерах надо производить последовательно (отдельно по каждому типу памятников) и с учетом особенностей каждого вида источников. В-третьих, интерпретацию смысла анализируемых слов важно соотнести с параллельным рассмотрением некоторого множества терминов. Из последних одни связаны с интересующими нас словами непосредственно (они или аналогичны, или близки им по содержанию, а хронологически или предшествуют им, или синхронны), а другие — логически и тематически (по тем социальным явлениям, которые они обозначают). Мы ограничили цели исследования. Поэтому в нашем случае указанное множество терминов не обязательно должно быть исчерпывающим ни по их числу (важно только привлечь из них те, которые признаны в литературе ключевыми), ни по объему их употребления в источниках (нужно только указать крайние временные границы их бытования).
Решить в одной статье сформулированные выше задачи невозможно. Ее цель — составить сводку летописных данных с упоминанием двора и дворян и определить содержание этих терминов. Необходимо притом с помощью текстологического анализа выяснить происхождение каждого используемого сообщения, т. е. выяснить его принадлежность к той или иной летописной традиции. Речь пойдет ниже о новгородском и северо-восточном летописании XII— XIV вв.2 При установлении хронологических рамок бытования названных слов в дошедших летописях существенно учесть реконструированную исследователями схему истории летописного дела, так как даты годовых статей далеко не всегда точно указывают на время появления и существования этих терминов. Надежной опорой здесь служат недавно изданные труды А. Н. Насонова и Я. С. Лурье 3. Рассмотрение в работе двух терминов связано с тем, что «дворянин» есть производное слово от «двора». По мнению акад. В. В. Виноградова, «обозначение лиц по происхождению из какой-нибудь местности, по связи с какой-нибудь территорией, или по принадлежности к нации, к какому-нибудь коллективу, организации» происходит путем присоединения к основам имен существительных «малопродуктивного книжного суффикса-анин/-янин» 4.
Следовательно, можно считать, что появление в древнерусских памятниках термина «дворянин» может служить несомненным указанием на бытование института двора.
II
Литературы по поставленной таким образом проблеме практически нет. Из исследователей двора XV—XVI вв. лишь С. Б. Веселовский высказал ряд замечаний (отчасти противоречивых) о его предыстории \ Отдельные суждения по нашей теме содержатся в спецкурсе В. О. Ключевского и в работах Н. П. Павлова-Силь-ванского в. Более подробно коснулся вопроса А. Е. Пресняков. Но центральной для него была проблема формирования и развития княжеской дружины, которая, по его мнению, первоначально была тождественна княжескому «двору-огнищу». К концу XII в. она разделяется на княжий двор и боярство («крупное» и «рядовое»). Детальной характеристики этого двора (с конца XII в. и в последующее время) автор не дал. Показательно в этой связи, что он оставил по существу без комментария первый случай упоминания термина «дворянин». Устарела работа и в методическом плане 7 Однако наблюдения Преснякова об этапах эволюции дружины, неоднозначности этого термина ко второй половине XII в. существенны при изучении поставленной темы.
В литературе последних лет нашим сюжетом занимались К. Р. Шмидт и X. Ловмяньский. Книга Шмидта специально посвящена социальной терминологии древнерусских памятников до 1240 г. Однако толкование терминов в ней (в том числе и интересующих нас) остается на иллюстративно-описательном уровне, в ряде случаев неточно, а используемая сводка летописных известий не всегда полна. Но более важно то, что сама методика анализа не соответствует современным требованиям. Интерпретация отдельных летописных сообщений дана в отрыве от текстологических исследований реальных летописей, совсем не обоснованы хронологические рамки работы. Остается, в частности, необъяснен-ным, почему тексты Новгородской I летописи (далее — HI) берутся по 1240 г., а иная ветвь летописания представлена только текстами Повести временных лет (далее — ПВЛ) 8.
В монографии Ловмяньского русский материал привлечен в качестве параллелей для истолкования явлений польской истории. Понятно, что автор и не ставил перед собой особой задачи по детальному изучению древнерусской терминологии. Тем ценнее общий вывод Ловмяньского о смене терминологии на рубеже XII—XIII вв. (появление в источниках двора и дворян), отразившей существенные перемены в структуре и численности класса феодалов9.
III
Новейший исследователь лексики ПВЛ А. С. Львов отмечает для старейших памятников древнерусского языка два значения термина «двор»: 1) огороженное место вокруг жилого и подсобных ему зданий; 2) именье, хозяйство (приведенные автором примеры относятся по преимуществу к княжескому хозяйству-двору) 10. Однако прямое отпочкование от указанных значений термина «княжий двор» как института, как определенной группы представителей господствующего класса невозможно. В примерах, приводимых Львовым, обнаруживается еще одно значение: княжий двор — резиденция князя, место осуществления его судебных и административных функций, центр поступления (а затем и перераспределения) государственных налогов, судебных штрафов, т. е. место, где по преимуществу реализуются государственно-финансовые прерогативы князя. По ст. 38 Краткой редакции Русской Правды (или ст. 40 Пространной), задержанный до рассвета вор должен был быть отведен на княжий двор для судебной процедуры. В ст. 29 Пространной редакции описывается приход пострадавшего для возбуждения иска на двор — и это именно княжий двор, хотя эпитет пропущен в памятнике и. По Уставной грамоте новгородского князя Святослава Ольговича, владыкам Новгорода давалась десятина «от дании и от виръ, и продажь, что входить въ княжь дворъ всего» (курсив мой.— В. #.). Смоленский князь Ростислав Мстиславич жаловал Смоленской епископии «из двора своего осмь капии воску» 12 (воск входил в состав государственной дани). Бытовало такое значение термина и в летописных известиях (правда, в менее ясной форме). Имеем в виду, в частности, известный рассказ ПВЛ о разгроме княжеского двора (где находилось «бещисленое множество злата, сребра, кун») в ходе восстания киевлян 1068 г. Государственная резиденция князей в Новгороде (Городище) упоминается в HI с начала XII в.13
Таким образом, указанное только что значение термина «кпя-жий двор» хронологически (поскольку фиксируется разными источниками второй половины XI — первой половины XII в.) и логически предшествует интересующему нас значению княжого двора как определенной группы лиц из состава господствующего класса.
Приведем в хронологическом порядке сводку случаев употребления термина «княжий двор» как института по текстам HI.
1) Под 6700 г. рассказывается, что новгородский князь Ярослав Владимирович в период своего пребывания во Пскове (новгородцев было с ним мало) отправил с псковичами «дворЪ свой» в поход на немцев.
2) Под 6728 г. помещено известие о конфликте князя Всеволода Мстиславича (сын киевского князя Мстислава Романовича) с посадником Твердиславом, в ходе которого была проведена мобилизация военных сил враждующих сторон. Всеволод, в частности, «поиде...съ Городища съ всемъ дворомъ своимъ, и скрутяся въ бръне, акы на рать, и приеха на Ярославль дворъ»(там к нему присоединилась часть новгородцев; ссора была улажена мирным путем).
3) Под 6730 г. (зима) сообщается о бегстве «въ ноць, утаивъся из Новагорода, съ всемь дворомь своимь» князя Всеволода Юрьевича (сына владимирского князя Юрия Всеволодовича).
4) О вторичном уходе-бегстве князя Всеволода летопись извещает под 6732 г., и, так же как и в первом случае, он бежит ночью, тайком, «съ всемъ дворомь своимь».
5) Под 6733 г. рассказывается о набеге на Торжок литовских дружин. В собранных князем Ярославом Всеволодовичем силах для отпора участвовали «новотържьци, княжь дворъ, Новгород цевъ мало», а также торопчане с князем Давыдом.
6) Зимой 6748 г. князь Александр Ярославич Невский «выиде... из Новагорода къ отцю в Переяславль съ матерью и с женою и со всемь дворомь своимь, распревъся с новгородци».
7) Под 6753 г. дается подробный рассказ о набеге литовских отрядов к Торжку и Бежице. При их отходе под Торопцом их настигли Явид и Ербет «со тферичи и дмитровци, и Ярославъ с ново-торжьци». После первого боя, в результате которого часть литовцев села в осаду в Торжке, подоспел князь Александр («с новгородци»). После нового боя Александр вернул захваченный литовцами полон; новгородцы «оттоле... въспятиша». Александр же «съ своимь дворомь» бросился в погоню, нанес поражение противнику под Жижечем. Забрав сына из Витебска, он возвращался «в мале дружине» и, встретив новый отряд литовцев у Все-свята, разбил его, «а самъ приде сдравъ и дружина его».
8) Под 6790 г. помещено подробное повествование о конфликте между северо-восточными князьями — братьями Дмитрием и Андреем Александровичами. Андрей с татарской ратью выгоняет Дмитрия из Переславля, а Дмитрий «выступи с мужи своими и со дворомъ своимъ и поиха мимо Новъгорода, хотя к Копорью». Это вызвало ответные меры новгородцев, в результате чего Дмитрий «Копорьи отступися», а новгородцы «князю путь показа-ша, а не яша его, а две дщери его и бояры его с женами й съ дет-ми приведоша в Новъгород в таль» (они должны были оставаться в качестве заложников до тех нор, пока Дмитрий не выведет из Копорья «своих мужей») 14.
Все приведенные известия принадлежат, несомненно, именно новгородскому летописанию, а не вошли в него из северо-восточ-ных сводов. В этом убеждает не только содержание рассказов (они все непосредственно связаны с историей Новгорода), но и текстологическое сопоставление сообщений с соответствующими статьями Лаврентьевской (далее — Л) и Троицкой (далее — Тр) летописей. Большинства известий в последних летописях нет, а когда и есть сообщения об одних и тех же событиях, то их содержание (и по направленности, и по объему фактов) принципиально отлично от текстов HI. Важно и то, что сам термин «двор» в тех случаях, когда Л и Тр повествуют о тех же, что и в HI, событиях, в них не употреблен (ср. статьи 6731, 6732 гг. Л, статьи 6732, 6734, 6790 гг. Тр).
Это же наблюдение подтверждает сопоставление приведенных известий HI с соответствующими текстами Софийской I летописи (далее — CI) старшей редакции, Новгородской IV летописи (далее — HIV) и Московского свода 1479 г. Как известно, в основе CI старшей редакции и HIV в разделе по первую четверть XV в. лежит общерусский свод середины XV в. (по характеристике Я. С. Лурье свод 1448 г.). Он (а точнее одна из его обработок) — один из важных источников свода 1479 г. В свою очередь свод 1448 г. обильно использовал новгородский летописный материал (в версии HI или близкого к ней текста). По сравнению со сводом 1448 г. (а следовательно, CI и сводом 1479 г.) протограф HIV испытал повторное воздействие (или обработку) HI15. Все эти выводы подтверждаются нашим материалом. В CI и HIV первый приведенный рассказ читается с небольшими стилистическими изменениями (то же в своде 1479 г.). Второе известие отсутствует в CI (ив своде 1479 г.), но есть — со стилистическими различиями — в HIV (двор упомянут). Третье сообщение приведено в CI (и в своде 1479 г.) в иной редакции (нет и упоминания двора) а в HIV дан текст HI. Четвертый случай в CI и своде 1479 г. отсутствует, в HIV годовая статья близка (за отдельными разночтениями) к HI, а интересующий нас эпизод совпадает почти дословно. Пятое известие дано в CI с механической порчей текста (в своде 1479 г. изложение редакционно-статистически отличается от CI), а в HIV приведено с заметным сокращением (нет и упоминания двора). Шестой пример в CI помещен в статье 6749 г. после отрывка из Жития Александра Невского, хотя он в целом близок к HI, но имеет и отличия — опущено указание, что Александр отъехал именно к отцу, жена Александра названа княгиней (то же в своде 1479 г.). HIV в статье 6748 г. дает сокращенный текст HI (без упоминаний матери и жены Александра, его двора). Сложные взаимоотношения отражают тексты седьмого рассказа. CI, возможно, сохранила ряд лучших чтений, чем HI (в частности, цифру «избитых» литовских «княжич»), хотя и близка к HI и сама имеет ошибки (в одном месте Александр назван Ярославом). Свод 1479 г. излагает текст почти аналогично CI, a HIV (под 6754 г.) дает почти тождественное HI — за небольшой стилистической правкой — изложение эпизода. Наконец, восьмой рассказ в CI (и своде 1479 г.) представляет соединение текстов из Тр (начало годовой статьи 6790 г.) и HI (с редакционно-стилистическими изменениями). HIV здесь незначительно сокращает HI (в важном для нас эпизоде) 1в. Из приведенных сравнений ясно, что упоминание термина «двор» в ряде статей в CI и своде 1479 г. восходит через свод 1448 г. к тому же новгородскому летописанию.
Остается указать на один не вполне ясный случай. Под 6771 г. в HI рассказано об усобице в Литве — убийстве Миндовга, а затем и убийстве полоцкого князя Товтивила. Сын последнего бежит в Новгород «с мужи своими». HIV дает по существу изложение по HI (отсутствует только внутри статьи повторное хронологическое указание «того же лета», есть небольшая стилистическая правка). Близкий текст содержится в CI (ив своде 1479 г.), но с двумя показательными отличиями: арестованные при убийстве Товтивила полоцкие бояре названы в них «его (т. е. Товтивила. — В. Я.) боярами»; сын Товтивила бежит в Новгород «съ дворомъ своимъ» 17 Поскольку известия нет ни в Л, ни в Тр, то источник CI (и свода 1479 г.) — явно новгородский (через свод 1448 г.). Но чем объяснить замену мужей на двор? Из двух возможных версий — а) свод 1448 г. лучше донес терминологическую особенность данного чтения своего новгородского источника, чем HI и HIV; б) в своде 1448 г. произошло осмысление «мужей» в понятиях, привычных середине XV в., — нельзя с безупречной аргументацией выбрать какую-то одну. Первая для нас предпочтительней, так как во второй половине XIII в. термин «двор» был хорошо известен новгородским летописцам.
Дополним приведенные сообщения перечнем новгородских летописных известий с упоминанием дворян.
1) Под 6718 г. в HI помещен рассказ о конфликте новгородцев с князем Святославом Всеволодовичем (его соперником за новгородский стол был торопецкий князь Мстислав Мстиславич Удалой). Последний при захвате Торжка «изма дворяне Святослав-ли», затем начал переговоры с новгородцами, а те после заключения с ним договора «посадиша въ владыцьни дворе» Святослава «и съ мужи его».
2) В статье 6722 г. в HI сообщается о походе новгородцев во главе с Мстиславом (в нем приняли участие и псковичи) на Чудь. Взятую дань Мстислав распределил следующим образом: «да нов-городьцемъ две чясти дани, а третьюю часть дворяномъ».
3) Под 6723 г. в HI изложен конфликт между новгородцами и князем Ярославом Всеволодовичем (он был призван после ухода Мстислава Удалого из Новгорода в Киев). Ярослав засел в Торжке, арестовал неоднократно посылавшихся к нему послов Новгорода, вывел оттуда жену. По призыву новгородцев 1 февраля в Новгород прибыл Мстислав, который «я Хота Григоревиця, на-местьника Ярославля, и все дворяны искова». Дальнейшее развитие конфликта привело к хорошо известной Липицкой битве.
4) В статье 6776 г. HI описана дипломатическая предыстория Раковорской битвы. Отмечено, в частности, новгородское посольство Лазаря Моисеевича, который (в ответ на посольство Риги, Юрьева и др.) «тамо ездивъ... водил всехъ ихъ къ кресту, пискуповъ и божиихъ дворянъ» не помогать колыванцам и раковорцам 18.
5) Летописное изложение Болотовского договора, оформившего независимость Пскова от Новгорода. Оно дано в HIV под 6856 г. и CI под 6855 г., т.е. восходит к своду 1448 г., а в нем явно заимствовано из новгородского источника (в псковских летописях пересказа договора нет — см. Псковские летописи I, II, III под 6856 г.; нет упоминания о договоре и в Тр). В HIV по сравнению с CI собственно новгородский текст сохранился лучше. Описание похода новгородцев к Орешку в HIV содержит больше конкретных деталей, изложение договора логично вставлено в живую ткань повествования о конфликте между новгородцами и псковичами под стенами осажденной ими крепости. В CI о договоре сказано после известия о взятии Орешка новгородцами. В HI старшего извода годовой статьи 6856 г. нет, а в младшем изводе рассказ о всех этих событиях сокращен (отсутствует и упоминание договора). Московский свод 1479 г. в общем дает версию CI19. Таким образом, новгородское происхождение этого известия с упоминанием дворян (им в числе других судебных чиновников запрещалось «позывать» псковичей на суд в Новгород) — несомненно.
Текстологические параллели первых четырех примеров также подтверждают их новгородскую принадлежность. Изложение конфликта 6718 г. в JI (см. Л под 6717 г.) совсем иное (Тр дает версию Л — см. статью 6718 г.). В CI это известие отсутствует (то же в своде 1479 г.), a HIV дает за небольшими отличиями текст HI. Второй текст в Л и Тр отсутствует, а в CI и своде 1479 г. (т. е. в своде 1448 г.) текст сокращен (нет и указания, как была поделена взятая с Чуди дань). HIV опять следует изложению HI. Описания конфликта Ярослава с новгородцами (третий пример) в JI и Тр нет. В CI под 6703 г. (в этой статье объединены известия 6703, 6722 и 6723 гг.) изложение близко к HI, но с одной показательной заменой — вместо «дворян» фигурируют «дворные люди». Последний термин типичен именно для конца XIV в. и особонно XV в., когда он употреблялся в актах взамен слова «дворяне». В летописании дворные люди появляются впервые (если только мы не ошибаемся) в летописной повести о Митяе, первая редакция которой уже содержит этот термин. Свод 1479 г. дает почти идентичный CI текст, a HIV, наоборот, очень близка к HI. Наконец, четвертый случай. В Тр (под 6776 г.) описание похода и Ра-коверской битвы дано иначе, чем в HI (нет и рассказа о новгородском посольстве). CI, HIV и свод 1479 г. излагают этот эпизод в целом по HI20. Итак, в единственном случае, когда северо-восточ-ное летописание XIV—XV вв. сохранило в приведенных примерах упоминание дворян, оно заимствовало его из новгородского источника (HI).
Особого анализа требует известие HI о междоусобице рязанских князей на Исадах. Замечено, что есть дра бесспорных совпадения текстов JI и HI — рассказ о битве на Калке (Л под 6731 г., HI под 6732 г.) и интересующее нас сообщение (JI под 6725 г., HI под 6726 г.). Высказана догадка, что здесь налицо следы рязанского летописания21. Сопоставление текстов статьи об усобице в JI и HI, подтверждая отмеченную большую близость рассказов, позволяет все же выявить ряд различий. Во-первых, в HI содержится нравоучительная концовка. Так как ее нет в последующих северо-восточных сводах (Тр, своде 1479 г. и др.), то не исключено, что она возникла под пером новгородского редактора. Но возможно и иное предположение. В сентенции упомянуты дружины убитых князей. По наблюдениям Львова, в HI в сравнении с ПВЛ слово «дружина» употребляется значительно режеПоэтому нельзя полностью отвергать мысль о том, что нравоучение было в источнике HI. Отметим тут же ряд разночтений стилистического свойства, на основании которых нельзя судить о первичности чтений в сравниваемых летописях (в HI «на поряде», «не приспе», «изнарядивъ», «оканьныи, проклятый Глебъ», «множьст-во» вместо «на порядъ», «не успе», «изнаряди», «проклятый Глебъ», «бещисла» в Л). Во-вторых, в HI есть несомненные пропуски: в начале рассказа опущено упоминание Ламеха и выпало местоимение «им». В-третьих, HI дает ряд лучших чтений, чем Л: точно указана дата (20 июля, в Л — 20 июня), в тексте о подготовке убийства HI сохранила правильный текст — «скры я в полъстници» (в Л — здесь бессмысленное «стрыя в польстници»). Наконец, HI последовательно употребляет термин «дворяне» («дворяны», «дворян») вместо «слуг» Л (в трех случаях в словосочетании «бояре и слуги») 23. Последнее отличие дает нить для установления источника HI.
Дело в том, что в Л термин «слуга» сохранился только в тех текстах владимирского летописания первой половины XIII в., которые прошли ростовскую обработку (редакцию). Помимо указанного рассказа, он встречается в Л в рассказе о смерти князя Константина Всеволодовича (6726 г.; Константин был сначала ростовским, а затем владимирским великим князем), в эпитафии ростовскому князю Васильку Константиновичи) (под 6745 г.), в известии о переносе тела князя Юрия Всеволодовича и погребении его во Владимире (под 6747 г.), а также в тексте, отразившем Житие Александра Невского24 (последний случай неважен для нас, так как здесь заимствование из нелетописного источника). Перед нами показательный ряд примеров, объединенных сходством ситуации и родственной близости князей. Полагаем поэтому, что термин «слуги» в соответствующие тексты, равно как и в рассказ об убийстве на Исадах, внесен ростовским обработчиком25. Характерно, что Московский свод 1479 г., имевший одним из своих непосредственных источников владимирский свод князя Юрия, в двух случаях дает иные чтения (в известиях о погребении Константина и Юрия слово «слуги» отсутствует). В рассказе об усобице рязанских князей свод 1479 г. последовательно употребляет термин «дворяне» (вместо «слуг»). И еще один аргумент. В статье 6727г. свод 1479 г. по сравнению с JI и Тр дает важное дополнительное известие. После рассказа о том, как Ингварь (рязанский князь, не прибывший на съезд, а потому и уцелевший) отбил нападение князей-убийц Глеба, Константина и союзных им половцев (этот текст есть в JI и Тр), повествуется о посольстве Ингваря к Юрию и Ярославу с просьбой о помощи, посылке ими своих полков и ответном успешном походе Ингваря с этими силами на половцев26. Ясно, что рязанские события были в поле пристального внимания летописца Юрия. Думаем поэтому, что последовательное использование в HI слова «дворяне» под 6726 г. — свидетельство заимствования этого рассказа в HI из свода Юрия (прямо или опосредованно). Эту мысль можно подтвердить и наличием термина «дворянин» во владимирском летописании. Таких случаев нам известно два:
1) В известном рассказе JI об убийстве Андрея Боголюбского в 1175 г. упомянуто о грабежах в Боголюбове, в которых приняли участие горожане и дворяне.
2) Свод 1479 г. сохранил известие свода Юрия под 6719 г. о созыве Всеволодом после конфликта со старшим сыном Константином сословного съезда, на котором наследником был утвержден второй сын Юрий. На это собрание Всеволод «созва всех бояр своих с городов и с волостей, епископа Иоана, и игумены, и попы, и купце, и дворяны, и вси люди ...» 27.
Таким образом, первое известие свидетельствует о наличии термина «дворянин» во владимирском летописании 70—80-х годов XII в. (при любых имеющихся в литературе датировках рассказ об убийстве князя Андрея не выходит за пределы 80-х годов столетия), а второе указывает на его бытование во владимирском летописании Юрия. Все это лишний раз подтверждает сделанный выше вывод о заимствовании рассказа об убийстве рязанских князей в HI из свода Юрия.
Завершая обзор фактов, упомянем единственный случай употребления термина «двор» в северо-восточном летописании. Под 6818 г. в Тр помещена обширная статья о конфликте брянских князей. Несмотря на уговоры митрополита Петра, князь Святослав вступил в открытую борьбу с князем Василием, которого поддерживали татарские войска. В ходе боя брянцы изменили Святославу, и тот (несмотря на то, что «съ своимъ дворомъ много бився»), потерпев поражение, был убит. К Тр восходят и все последующие своды XV в. Связь рассказа с летописанием московских митрополитов несомненна: поражение и гибель Святослава есть недвусмысленное следствие его непослушания Петру, специальным нравоучением подчеркнуто, что событие никак не отразилось на судьбе митрополита 28.
Приведенное сообщение — последнее из известных нам с упо мннанием терминов «двор» и «дворяне» в новгородском и северо-восточном летописании XII — XIV вв. Мы сейчас исключаем тексты конца XIV — первой половины XV в., так как в этот период двор, по нашему мнению, претерпевает существенные изменения.
VI
Обратимся к анализу собранных известий с точки зрения времени появления и бытования интересующих нас терминов. В новгородском летописании эти рамки ограничены 6700 и 6856 гг., причем основная часть сведений относится к первой половине XIII в., а за границы столетия вообще выходят лишь два известия, одно из которых (краткий пересказ Болотовского договора) явно нелетописного происхождения. История летописного дела в Новгороде изучена недостаточно, поэтому пока нельзя с полной доказательностью признавать или отрицать связь между началом употребления терминов «двор» и «дворянин» и определенным этапом редактирования новгородских сводов. Однако некоторые наблюдения свидетельствуют скорее в пользу отсутствия такой связи.
Во-первых, как установлено А. Н. Насоновым, смена почерка и материала в Синодальном списке HI приходится на начало статьи 6708 г. Для нас сейчас несущественна датировка этих двух почерков (относится ли первый к XIII в., или же оба датируются XIV в.29), важно другое — упоминание двора обнаруживаем в обеих частях Синодального списка (исполненных и первым, и вторым писцом). Иными словами, датирующие палеографические данные Синодальной рукописи нейтральны по отношению к хронологическому ряду известий с указанными словами.
Во-вторых, обратим внимание на соотношение терминов «двор» и «дружина», «дворянин» и «милостник». Ниже увидим, что княжий двор (в значении института) и дворяне фиксировались новгородскими летописцами в двух типичных ситуациях — при описании конфликтов между князьями и Новгородом и при рассказах о военных действиях. В аналогичных случаях в предшествующее концу XII — началу XIII в. время летописец использовал слова «дружина» и «милостники». Так, в статье в 6668 г. повествуется об аресте князя Святослава Ростиславича и заточении его дружины новгородцами. Описание военных действий во Владимиро-Суздальском княжении под 6684 г. сопровождается указанием на дружину князя Мстислава. В 6699 г. князь Ярослав (именно его двор впервые упомянут в HI под 6700 г.) с новгородской дружиной ходил в поход на Луки30 В 6644 г. милостники князя Всеволода совершают покушение на нового новгородского князя Святослава Ольговича. Убийцы князя Андрея Боголюбского в HI названы его милостниками (в Ипатьевской рассказано, что именно убийцы-заговорщики произвели грабеж княжеского дворца, а по JI грабителями были горожане и дворяне) 31.
Существенно, что после появления на страницах HI дворян термин «милостники» в ней исчезает. Дружина же некоторое время соседствует с двором. Так, в HI старшего извода в текстах до 6700 г. слово «дружина» употреблено семь раз (и это прежде всето княжеская дружина), а после 6700 г. — четыре раза. Причем дважды говорится о не княжеских дружинах (под 6708 и 6765 гг.), в третьем случае термин «дружина» использован как синоним здесь же упомянутого княжого двора (в статье 6753 г.), а в четвертом — дружина покрывает совокупность бояр и дворян (известие об усобице рязанских князей). Еще более показательно соотношение дружины и двора в HI младшего извода (в единственном Синодальном списке старшего извода HI начало, как известно, не сохранилось): до 6700 г. дружина упомянута до 40 раз, а после 6700 г. — только трижды (статьи 6708, 6753 и 6765 гг. совпадают с HI старшего извода; нет рассказа об убийстве рязанских князей) 32. Приведенные наблюдения дают определенные основания считать, что даты годовых статей HI (где мы впервые встречаем двор и дворян) довольно точно соответствуют времени, когда указанная терминология начинает закрепляться в реальной жизни.
Примерно та же картина наблюдается и с северо-восточным летописанием. Уже отмечалось, что рассказ JI об убийстве Андрея Боголюбского возник не позднее 80-х годов XII в. Упоминания дворян в статьях 6719 и 6725 гг., восходящих к владимирскому своду Юрия, не могут датироваться позднее 30-х годов XIII в. Иными словами, и эта летописная традиция скорее всего почти синхронно отразила появление интересующей нас терминологии в реальности.
Из сводки фактов видно, что «двор» и «дворяне» гораздо чаще встречаются в новгородских летописях (14 случаев употребления этих слов), чем во владимиро-московском (4 случая; принадлежность еще одного примера к той или другой традиции остается неясной). Но в государственно-политической и сословной структуре Новгородской феодальной республики института двора не было. Двор и дворяне на страницах HI — это дворы и дворяне князей владимиро-суздальских, торопецких, рязанских, южных. Северо-восточному летописанию известны дворяне князей владимиросуздальских, рязанских и двор брянского князя (из черниговских Рюриковичей). Следовательно, распространение института двора, а также дворян не ограничено каким-либо княжением или какой-то одной ветвью Рюриковичей. Чем же объясняется указанная диспропорция в употреблении слов «двор» и «дворянин» новгородскими и владимиро-московскими летописями?
В новгородском летописании (если исключить известия 6776 г.— упоминание ливонских рыцарей; 6856 г.— пересказ Болотовского договора и 6626 г.— статья, заимствованная из свода Юрия) рассматриваемые в статье термины фиксируются в двух типичных ситуациях: 1) при повествовании о военных действиях;
2) при описаниях княжеско-новгородских конфликтов, причем именно последние преобладают (7 из 11 примеров). В этих случаях князь, его двор и дворяне выступают по отношению к летопис-цу-новгородцу внешней политической силой вне зависимости от того, о каком князе идет речь — изгоняемом из Новгорода или призванном новгородцами. Обособлены князь и члены его двора и потому, что они были лишь одной из структур в государственно-политической системе Новгородской республики. Выполнение членами двора (в том числе и дворянами) функций агентов княжеской власти в Новгороде недвусмысленно фиксируется новгородско-тверскими докончаниями 60—70-х годов XIII в.33 (а их нормы, по прямому указанию источника, восходили к первой половине столетия) и достаточно ясно прослеживается по приведенным летописным известиям. Так, князь Ярослав в 6723 г., уйдя в Торжок, оставил в Новгороде своего наместника и дворян, конечно, для того, чтобы сохранить свое присутствие в государственном аппарате республики (очевиден и политический аспект — стремление прямо воздействовать на борьбу соперничающих, боярских партий). Дворяне князя Святослава, арестованные в 6718г. в Торжке Мстиславом Удалым, находились там отнюдь не с военной целью (о военных действиях в статье ничего не говорится).
Из только что упомянутых докончаний известно, что Торжок совместно управлялся представителями новгородской и княжеской администрации34. Агентами Святослава и были в данном случае его дворяне. Показателен также пример 6728 г. К столкновению с враждебной партией новгородцев князь Всеволод Мсти-славич с двором готовится на Городище — в государственной резиденции князя в Новгороде. Союзные горожане присоединяются к нему только на Ярославлем дворе.
Понятно, почему новгородский летописец, говоря об уходах князей из Новгорода (князя Всеволода Юрьевича под 6730 и 6732 гг., Александра Невского под 6748 г.), специально отмечает, что покидают они город со своим двором. Тем самым подчеркивается, что государственной власти лишаются князь и все лица, с помощью которых реализовывались его прерогативы.
Такой ситуации и такой позиции не могло быть у владимирских и московских, по преимуществу княжеских, летописцев. Княжеская власть не была для них чем-то внешним, а в государственнополитическом аппарате в северо-восточных княжениях отсутствовали обособленные от нее и институционально противопоставленные ей структуры. Поэтому-то и нет в этой летописной традиции описаний конфликтов между князьями и независимой от них властью35. Не попадала на страницы летописей и обычная, ежедневная практика функционирования административно-судебной и финансовой системы, должности в которой и занимали по преимуществу члены двора (если судить об этом по аналогии с XV — XVI вв.). Упоминания дворян обнаруживаются во владимирских летописных текстах только при фиксации исключительных происшествий, и в таких случаях вскрываются некоторые черты их положения.
Так, из рассказа JI об убийстве Андрея Боголюбского и последующих событиях ясно, что административные должности в княжеском аппарате занимали детские и мечники. Но эти термины (как и некоторые другие) сменило в северо-восточном летописании слово «дворянин». Детский, к примеру, впервые встречается в JI под 6605 г., а в последний раз именно в указанной повести (где, кстати, впервые зафиксирован и термин «дворянин») зв. В 6719 г. дворяне были призваны князем Всеволодом на съезд, который должен был подтвердить его решение о передаче великого княжения второму сыну Юрию. Примерно аналогична ситуация, в которой отмечены дворяне рязанских князей: последние прибыли со своими боярами и дворянами на съезд, созванный князьями-заго-ворщиками якобы для полного урегулирования вопросов раздела Рязанской земли. Обратим внимание — в обоих случаях фигурируют члены двора (ниже мы постараемся показать, что и бояре входили в это время в состав двора), но нет упоминания двора, как такового. И это понятно — двор был институтом в сословной структуре господствующего класса, но не являлся таковым в государственно-политической системе (в XVI в. члены и чины двора почти исключительно представляли светских феодалов на земских соборах, но двор, как таковой, не был институционализиро-» ванной частью этого высшего сословно-представительного органа).
Итак, члены двора, в том числе и дворяне, по данным владимирского летописания, занимают должности княжеских посадников и тиунов (по аналогии с детскими) и участвуют в важнейших государственно-политических совещаниях. Но приведенные и иные летописные известия освещают и некоторые другие} черты статуса дворян. В частности, синонимичность терминов «милостник» и «дворянин» позволила М. Н. Тихомирову на основе данных HI и Ипатьевской летописей (за вторую половину XII в.) рельефно показать министериальный характер положения и службы дворян37 В этой связи показательно, что в сообщении 6719 г, дворяне поставлены после «бояр... с городов и с волостей», представителей духовенства и даже купцов 38. Однако министериалитет XII — XIII вв. совсем не идентичен «холопскому» по преимуще^ ству министериалитету XIV — XVI вв. Дворяне XII — XIII вв.— это мужи князя (хотя и не из числа лучших, «лепших»39), кото-t рые занимают престижные должности в государственном аппарате, участвуют в феодальных съездах, имеют законное право приобретать села (по указаниям новгородско-тверских доконча-ний). Ничего этого не было у послужильцев XV—XVI вв. Оговоримся, что приведенная характеристика — в силу особенностей сохранившихся источников — лишена динамики. Можно лишь догадываться, что министериальный характер статуса княжеских дворян на протяжении XIII в. постепенно изменялся в сторону уменьшения.
Обратимся к известиям Hi, где двор и дворяне фигурируют в описаниях военных действий. И здесь дело в том, что новгородскому летописцу необходимо было выделить силы князя (а они в половине случаев, видимо, исчерпывались его двором — см. статьи 6700 и 6753 гг.) по отношению к собственному ополчению Новгорода. Такой позиции опять-таки не могло быть у владимирского или московского автора. В княжествах Северо-Восточной Руси двор входил органической частью во всю совокупность вооруженных сил того или иного князя. Показательно поэтому, что единственное упоминание двора в этой летописной традиции относится к внешней для летописца территории Брянского княжения (под 6818 г.).
Укажем типичную для северо-восточных сводов терминологию при описаниях масштабных военных действий: 1) социально нейтральные слова «рать», «полк» и подобные; 2) старый термин «дружина» в значении всех собранных для того или иного похода сил; 3) использование географических обозначений для указания на уездные ополчения — корпорации феодалов (типа «тверичи», «дмитровцы», «москвичи» и пр.). Динамика словоупотребления заключается главным образом в постепенном отмирании термина «дружина» (иногда встречаются смешанные термины вроде владимирская «дружина»), а также в более четком соотнесении географических обозначений именно с уездными корпорациями феодалов (в отличие от ополчений городов). Подобные наблюдения можно сделать па основании материала JI за конец XII и XIII в., а также Тр и выделяемых текстов тверского летописания за XIV в.
Некоторые сообщения HI о дворе, казалось бы, дают базу для суждений о численности двора. Так, в известии 6753 г. двор приравнен к «малой дружине». По статье 6722 г., дворяне получают треть военной дани, а новгородцы — две трети. В рассказе 6728 г. на стороне посадника Твердислава выступили новгородцы трех концов, которые урядились на 5 полков. Противостоящие силы состояли из двора князя Всеволода и новгородцев, видимо, двух оставшихся концов. Они скорее всего по численности несколько уступали силам Твердислава, так как Всеволод не рискнул начать сражение, а предпочел урегулировать конфликт мирным путем. Приведенные факты не вполне определенны. Из них следует лишь тот вывод, что двор князя по численности составлял заметную в военном плане величину. «Малая дружина» одного из сильнейших на северо-востоке князей (Александра Невского) была достаточно большой для того, чтобы самостоятельно нанести ряд поражений крупным отрядам литовских феодалов. Дворяне Мстислава были вполне ощутимой частью общего с новгородцами войска, коль скоро им выделялась треть дани (но было бы неосторожным утверждать, что общие силы на треть состояли из дворян князя). В реальности, количественный состав двора тех или иных князей лимитировался, надо думать, размером их княжений и численностью всех вассальных им феодалов.
Составленная сводка не дает прямых оснований для решения вопроса о структуре двора или иначе — входили ли в состав двора наряду с дворянами бояре и иные феодалы. Сопоставим, однако, показания текстов HI с новгородско-тверскими докончаниями. В последних все появляющиеся с князем в Новгороде феодалы обозначены или как «бояре» и «дворяне» (в наиболее древних договорах), или как «бояре» и «слуги» 40.
Теперь вспомним, что новгородский летописец, описывая уход князей из Новгорода, определяет всю совокупность лиц при князе термином «двор» (см. известия 6730, 6732, 6748 гг.). Нелепо думать, что Всеволод или Александр Невский покидают Новгород только со своими дворянами, забыв прихватить с собой бояр. В 6718 г. дворяне Святослава были арестованы в Торжке, а сам он со своими мужами (здесь это явный синоним бояр) в Новгороде. Нет никаких данных считать, что двор Святослава исчерпывал-s ся только дворянами, а мужи-бояре стояли вне его. Показательно* что в HI (в статье 6726 г.) бояре и дворяне рязанских князей определены как их дружина, а это слово под 6753 г. употреблено как синоним термина «двор». В тексте 6790 г. бояре отнюдь не противопоставлены двору, а выделены по сравнению с остальными членами двора (т. е. термин употреблен в более узком плане). В рассказе 6733 г. упомянуто о гибели меченощи князя Ярослава Всеволодовича Василя. Силы Ярослава состояли из ново-торжцев, небольшого числа новгородцев, торопчан (во главе с собственным князем) и его двора. Василь не мог, конечно, принадлежать к первым трем группам и явно был членом двора Ярослава. Но меченоша — отнюдь не рядовой дворянин. Это весьма заметное лицо в феодальной иерархии. Меченоша великого князя Всеволода (отца Ярослава) возглавлял самостоятельный поход41.
Приведенные факты и сравнения (в противоположность мнению А. Е. Преснякова42) позволяют, на наш взгляд, утверждать, что двор структурно был неоднороден и включал в себя бояр, лиц, занимавших различные престижные должности при князе (типа меченоши или более поздних дворецких, стольников, ловчих и пр.), а также дворян. Причем в боярах надо видеть не только узкий круг ближайших советников князя (будущие думцы), но и представителей более широких групп феодалов (припомним выражение статьи 6719 г. «бояре... с городов и с волостей» — это терминология сводчика именно XIII в., ибо летописцу XV в. так характеризовать бояр не пришло бы в голову). Судя по тому, что бояре данного известия определены через их территориальную принадлежность, что географические обозначения уездных ополчений феодалов постепенно закрепляются в летописных текстах XIII в., можно предположить, что эта особенность членения господствующего класса отразилась и в структуре двора. Иными словами, характер представительства во дворе основной массы феодалов (не бояр-думцев, не лиц, занимавших почетные должности, и не дворян-министери-алов) был связан с их уездно-территориальной организацией.
Конечно, наша мысль о том, что в княжий двор входили представители широких слоев феодалов, — не более, чем гипотеза, основанная лишь на косвенных показаниях источников. Но без нее трудно, в частности, объяснить следующее. Члены двора (как отмечено выше) были тесно связаны с аппаратом княжеской власти. Вряд ли допустимо считать, что доступа к нему (через княжий двор) была лишена основная часть феодалов.
VII
Нам остается ответить на два вопроса: почему рассматриваемая в статье терминология появляется в новгородских и северо-восточных летописях на рубеже XII и XIII столетий и чем мотивируется прекращение ее употребления в первой половине XIV в.? Начнем с ответа на второй вопрос. Довольно просто объясняется дело с новгородскими известиями. Рубеж XIII—XIV вв. (известие 6856 г. не принимаем во внимание, ибо это отражение в летописи юридического памятника), по наблюдениям В. JI. Янина,— время, когда прекращаются достаточно длительные пребывания в Новгороде князей (в городе сидят их наместники)43. Это, естественно, приводит и к исчезновению слов «княжой двор», «дворяне» со страниц новгородской летописи.
Во владимирской летописной традиции упоминания дворян ограничены первой третью XIII в. На примере статьи об усобице рязанских князей видно, что этот термин сменяется словом «слуги» не позднее 80-х годов XIII в. Если обратиться к актовым и законодательным источникам второй половины XIII—XV в., то нетрудно установить, что за термином «дворянин» в них закреплено одно значение — судебный чиновник. Понятно, что такая эволюция вызвала необходимость его замены в сетке сословно-социальной терминологии. Указание же на двор в северо-восточных летописях до XV в. вообще единично.
Как установлено в советской историографии, вторая половина XII в.— важный рубеж в истории феодального общества на северо-востоке и в Новгороде, суть которого в прогрессирующем развитии феодализма вглубь. Заметно увеличиваются земельные владения светских феодалов, происходят рост численности и изменение структуры господствующего класса, более разветвленной и эффективной становится система государственно-политического аппарата. С этим связано появление новых институтов и постепенное отмирание прежних, что нашло отражение и в смепе терминологии. Старая сетка понятий («дружина», «отроки», «детские^, «мечники» и т. п.) уже не отражает достаточно точно ряда новых явлений в жизни господствующего класса и государственной организации. Так, в частности, термин «дружина» ко второй половине XII в. приобретает слишком много значений (что было хорошо показано уже Л. Е. Пресняковым). Слова «отроки», «детские», «мечники» в сравнении с термином «дворянин» явно несут в своем содержании определенные ограничения (возрастного или функционального свойства), которые, видимо, не соответствовали реальным характеристикам княжеских министериалов к концу XII в. Не случайно и то, что появление терминов «двор» и «дворянин» наблюдается примерно одновременно с фиксацией слов, указывающих на территориально-географическую организацию широких масс феодалов. Двор как группа лиц, более или менее постоянно находящихся при князе и тесно связанных с функционированием княжеского аппарата власти, противопоставляется основной части феодалов, хотя представители последних и включаются, скорее всего, в его состав. ""
т-же - Назаров В.Д. О статусе «слуг» в средневековой Руси // Образование Древнерусского государства. Спорные проблемы: Тез. докл. / Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В.Т. Пашуто, Москва, 13-15 апр. 1992 г. ; [Редкол.: А.П. Новосельцев (отв. ред.) и др.]. – М. : ИРИ, 1992.
(тут же к вопр. о "слугах под дворским")
Теперь я знаю, как выглядит Стефанович.
Внимательнее прослушать с 14-й минуты.
Ну, и там много ещё всякого интересного.
читать дальшеВышел я на тему через статью В. Д. Назарова "К методике анализа Новгородских источников ХII-ХIII вв. (О стратификации общества Новгородской республики). // Восточная Европа... Проблемы источниковедения, 1990, С. 92-96.
Составные части новгородского ополчения (не все, видимо) - "огнищане, гридьба и купцы".
Горский А. А. - огнищане=боярство; Назаров не согласен, огнищане и гридьба - особая группа в Новгороде ("особая военная институция дружинного типа", "наряду с боярством ядро воинских сил Новгородской республики") - причём до третьей четверти 13 в. (засада в Руссе против литовцев). "По статусу бояре и огнищане равны, в нек. смысле последние - часть первых...". Тащемта, "бояре" в Н. вообще непопулярный и, возможно, во внутреннем обиходе почти не употреблявшийся термин (не помню точно, у кого это - надо вспомнить); первый же вопрос к Стефановичу - касается примерно этого.
Пункт 12 (в статье Назарова) - замечание о прекращении существования "новгородской дружины" и распылении её составных частей.
Стефанович - с конца 12 в. у князей - уже не "гриди" и не "отроки", а "дворяне". В целом, согласен с Назаровым. Уточнение - гриди - это гарнизонные части по Новг. земле, вне Новгорода (огнищане жили на Торговой стороне).
"Пасынки" - военные слуги бояр (=те же отроки) (6685, новгородское описание ростовской рати).
Вопрос к нему о купцах (Э. - корпорации?)
info.rove.biz/forum/printpage.php?forum=96&topi...
также см. - Назаров В. Д. «Двор» и «дворяне» по данным новгородского и северо-восточного летописания (ХII—ХIV вв.) // Восточная Европа в древности и средневековье. Сборник статей. – Ин-т истории АН СССР. – М.: Наука, 1978
""[без справочного аппарата и с опечатками]I
В последние годы возрос интерес к изучению состава и структуры государева двора. Для времени с конца XV до начала XVII в. эта тема является сейчас одной из ведущих в исследованиях по истории господствующего класса. Однако сам институт двора возник гораздо раньше — не позднее последней трети XII в. Изучение этого института на ранних этапах его истории актуально в двух отношениях: оно важно для понимания тех перемен в структуре двора, которые происходили на протяжении XV — середины XVI в.4; без анализа данной проблемы нельзя понять в полной мере характер эволюции господствующего класса в XII-XIV вв. Оба указанных аспекта взаимосвязаны, но вместе с тем и самостоятельны, в частности, во втором случае исследовательские цели объемнее, чем в первом. Только серия конкретных работ покажет, в какой мере переломные моменты в развитии структуры двора отражают основные изменения в численности и структуре класса феодалов. Наша задача ограничивается только кругом вопросов, связанных с первым подходом.
Сформулируем методические посылки работы. Для времени до конца XV в. отсутствуют первичные или вторичные делопроизводственные материалы, отразившие так или иначе состав и структуру двора. Единственный путь — изучение системы терминов, объем которой определяется тем, что она должна охватывать главные структурные части двора (как они сложились к концу XV — середине XVI в.). Такой терминологический анализ должен удовлетворять ряду требований. Во-первых, необходимо составить полную сводку случаев употребления подобных слов с момента их первой фиксации в различных источниках — летописях, других нарративных произведениях, законодательных материалах, актах. Во-вторых, толкование содержания терминов во всех примерах надо производить последовательно (отдельно по каждому типу памятников) и с учетом особенностей каждого вида источников. В-третьих, интерпретацию смысла анализируемых слов важно соотнести с параллельным рассмотрением некоторого множества терминов. Из последних одни связаны с интересующими нас словами непосредственно (они или аналогичны, или близки им по содержанию, а хронологически или предшествуют им, или синхронны), а другие — логически и тематически (по тем социальным явлениям, которые они обозначают). Мы ограничили цели исследования. Поэтому в нашем случае указанное множество терминов не обязательно должно быть исчерпывающим ни по их числу (важно только привлечь из них те, которые признаны в литературе ключевыми), ни по объему их употребления в источниках (нужно только указать крайние временные границы их бытования).
Решить в одной статье сформулированные выше задачи невозможно. Ее цель — составить сводку летописных данных с упоминанием двора и дворян и определить содержание этих терминов. Необходимо притом с помощью текстологического анализа выяснить происхождение каждого используемого сообщения, т. е. выяснить его принадлежность к той или иной летописной традиции. Речь пойдет ниже о новгородском и северо-восточном летописании XII— XIV вв.2 При установлении хронологических рамок бытования названных слов в дошедших летописях существенно учесть реконструированную исследователями схему истории летописного дела, так как даты годовых статей далеко не всегда точно указывают на время появления и существования этих терминов. Надежной опорой здесь служат недавно изданные труды А. Н. Насонова и Я. С. Лурье 3. Рассмотрение в работе двух терминов связано с тем, что «дворянин» есть производное слово от «двора». По мнению акад. В. В. Виноградова, «обозначение лиц по происхождению из какой-нибудь местности, по связи с какой-нибудь территорией, или по принадлежности к нации, к какому-нибудь коллективу, организации» происходит путем присоединения к основам имен существительных «малопродуктивного книжного суффикса-анин/-янин» 4.
Следовательно, можно считать, что появление в древнерусских памятниках термина «дворянин» может служить несомненным указанием на бытование института двора.
II
Литературы по поставленной таким образом проблеме практически нет. Из исследователей двора XV—XVI вв. лишь С. Б. Веселовский высказал ряд замечаний (отчасти противоречивых) о его предыстории \ Отдельные суждения по нашей теме содержатся в спецкурсе В. О. Ключевского и в работах Н. П. Павлова-Силь-ванского в. Более подробно коснулся вопроса А. Е. Пресняков. Но центральной для него была проблема формирования и развития княжеской дружины, которая, по его мнению, первоначально была тождественна княжескому «двору-огнищу». К концу XII в. она разделяется на княжий двор и боярство («крупное» и «рядовое»). Детальной характеристики этого двора (с конца XII в. и в последующее время) автор не дал. Показательно в этой связи, что он оставил по существу без комментария первый случай упоминания термина «дворянин». Устарела работа и в методическом плане 7 Однако наблюдения Преснякова об этапах эволюции дружины, неоднозначности этого термина ко второй половине XII в. существенны при изучении поставленной темы.
В литературе последних лет нашим сюжетом занимались К. Р. Шмидт и X. Ловмяньский. Книга Шмидта специально посвящена социальной терминологии древнерусских памятников до 1240 г. Однако толкование терминов в ней (в том числе и интересующих нас) остается на иллюстративно-описательном уровне, в ряде случаев неточно, а используемая сводка летописных известий не всегда полна. Но более важно то, что сама методика анализа не соответствует современным требованиям. Интерпретация отдельных летописных сообщений дана в отрыве от текстологических исследований реальных летописей, совсем не обоснованы хронологические рамки работы. Остается, в частности, необъяснен-ным, почему тексты Новгородской I летописи (далее — HI) берутся по 1240 г., а иная ветвь летописания представлена только текстами Повести временных лет (далее — ПВЛ) 8.
В монографии Ловмяньского русский материал привлечен в качестве параллелей для истолкования явлений польской истории. Понятно, что автор и не ставил перед собой особой задачи по детальному изучению древнерусской терминологии. Тем ценнее общий вывод Ловмяньского о смене терминологии на рубеже XII—XIII вв. (появление в источниках двора и дворян), отразившей существенные перемены в структуре и численности класса феодалов9.
III
Новейший исследователь лексики ПВЛ А. С. Львов отмечает для старейших памятников древнерусского языка два значения термина «двор»: 1) огороженное место вокруг жилого и подсобных ему зданий; 2) именье, хозяйство (приведенные автором примеры относятся по преимуществу к княжескому хозяйству-двору) 10. Однако прямое отпочкование от указанных значений термина «княжий двор» как института, как определенной группы представителей господствующего класса невозможно. В примерах, приводимых Львовым, обнаруживается еще одно значение: княжий двор — резиденция князя, место осуществления его судебных и административных функций, центр поступления (а затем и перераспределения) государственных налогов, судебных штрафов, т. е. место, где по преимуществу реализуются государственно-финансовые прерогативы князя. По ст. 38 Краткой редакции Русской Правды (или ст. 40 Пространной), задержанный до рассвета вор должен был быть отведен на княжий двор для судебной процедуры. В ст. 29 Пространной редакции описывается приход пострадавшего для возбуждения иска на двор — и это именно княжий двор, хотя эпитет пропущен в памятнике и. По Уставной грамоте новгородского князя Святослава Ольговича, владыкам Новгорода давалась десятина «от дании и от виръ, и продажь, что входить въ княжь дворъ всего» (курсив мой.— В. #.). Смоленский князь Ростислав Мстиславич жаловал Смоленской епископии «из двора своего осмь капии воску» 12 (воск входил в состав государственной дани). Бытовало такое значение термина и в летописных известиях (правда, в менее ясной форме). Имеем в виду, в частности, известный рассказ ПВЛ о разгроме княжеского двора (где находилось «бещисленое множество злата, сребра, кун») в ходе восстания киевлян 1068 г. Государственная резиденция князей в Новгороде (Городище) упоминается в HI с начала XII в.13
Таким образом, указанное только что значение термина «кпя-жий двор» хронологически (поскольку фиксируется разными источниками второй половины XI — первой половины XII в.) и логически предшествует интересующему нас значению княжого двора как определенной группы лиц из состава господствующего класса.
Приведем в хронологическом порядке сводку случаев употребления термина «княжий двор» как института по текстам HI.
1) Под 6700 г. рассказывается, что новгородский князь Ярослав Владимирович в период своего пребывания во Пскове (новгородцев было с ним мало) отправил с псковичами «дворЪ свой» в поход на немцев.
2) Под 6728 г. помещено известие о конфликте князя Всеволода Мстиславича (сын киевского князя Мстислава Романовича) с посадником Твердиславом, в ходе которого была проведена мобилизация военных сил враждующих сторон. Всеволод, в частности, «поиде...съ Городища съ всемъ дворомъ своимъ, и скрутяся въ бръне, акы на рать, и приеха на Ярославль дворъ»(там к нему присоединилась часть новгородцев; ссора была улажена мирным путем).
3) Под 6730 г. (зима) сообщается о бегстве «въ ноць, утаивъся из Новагорода, съ всемь дворомь своимь» князя Всеволода Юрьевича (сына владимирского князя Юрия Всеволодовича).
4) О вторичном уходе-бегстве князя Всеволода летопись извещает под 6732 г., и, так же как и в первом случае, он бежит ночью, тайком, «съ всемъ дворомь своимь».
5) Под 6733 г. рассказывается о набеге на Торжок литовских дружин. В собранных князем Ярославом Всеволодовичем силах для отпора участвовали «новотържьци, княжь дворъ, Новгород цевъ мало», а также торопчане с князем Давыдом.
6) Зимой 6748 г. князь Александр Ярославич Невский «выиде... из Новагорода къ отцю в Переяславль съ матерью и с женою и со всемь дворомь своимь, распревъся с новгородци».
7) Под 6753 г. дается подробный рассказ о набеге литовских отрядов к Торжку и Бежице. При их отходе под Торопцом их настигли Явид и Ербет «со тферичи и дмитровци, и Ярославъ с ново-торжьци». После первого боя, в результате которого часть литовцев села в осаду в Торжке, подоспел князь Александр («с новгородци»). После нового боя Александр вернул захваченный литовцами полон; новгородцы «оттоле... въспятиша». Александр же «съ своимь дворомь» бросился в погоню, нанес поражение противнику под Жижечем. Забрав сына из Витебска, он возвращался «в мале дружине» и, встретив новый отряд литовцев у Все-свята, разбил его, «а самъ приде сдравъ и дружина его».
8) Под 6790 г. помещено подробное повествование о конфликте между северо-восточными князьями — братьями Дмитрием и Андреем Александровичами. Андрей с татарской ратью выгоняет Дмитрия из Переславля, а Дмитрий «выступи с мужи своими и со дворомъ своимъ и поиха мимо Новъгорода, хотя к Копорью». Это вызвало ответные меры новгородцев, в результате чего Дмитрий «Копорьи отступися», а новгородцы «князю путь показа-ша, а не яша его, а две дщери его и бояры его с женами й съ дет-ми приведоша в Новъгород в таль» (они должны были оставаться в качестве заложников до тех нор, пока Дмитрий не выведет из Копорья «своих мужей») 14.
Все приведенные известия принадлежат, несомненно, именно новгородскому летописанию, а не вошли в него из северо-восточ-ных сводов. В этом убеждает не только содержание рассказов (они все непосредственно связаны с историей Новгорода), но и текстологическое сопоставление сообщений с соответствующими статьями Лаврентьевской (далее — Л) и Троицкой (далее — Тр) летописей. Большинства известий в последних летописях нет, а когда и есть сообщения об одних и тех же событиях, то их содержание (и по направленности, и по объему фактов) принципиально отлично от текстов HI. Важно и то, что сам термин «двор» в тех случаях, когда Л и Тр повествуют о тех же, что и в HI, событиях, в них не употреблен (ср. статьи 6731, 6732 гг. Л, статьи 6732, 6734, 6790 гг. Тр).
Это же наблюдение подтверждает сопоставление приведенных известий HI с соответствующими текстами Софийской I летописи (далее — CI) старшей редакции, Новгородской IV летописи (далее — HIV) и Московского свода 1479 г. Как известно, в основе CI старшей редакции и HIV в разделе по первую четверть XV в. лежит общерусский свод середины XV в. (по характеристике Я. С. Лурье свод 1448 г.). Он (а точнее одна из его обработок) — один из важных источников свода 1479 г. В свою очередь свод 1448 г. обильно использовал новгородский летописный материал (в версии HI или близкого к ней текста). По сравнению со сводом 1448 г. (а следовательно, CI и сводом 1479 г.) протограф HIV испытал повторное воздействие (или обработку) HI15. Все эти выводы подтверждаются нашим материалом. В CI и HIV первый приведенный рассказ читается с небольшими стилистическими изменениями (то же в своде 1479 г.). Второе известие отсутствует в CI (ив своде 1479 г.), но есть — со стилистическими различиями — в HIV (двор упомянут). Третье сообщение приведено в CI (и в своде 1479 г.) в иной редакции (нет и упоминания двора) а в HIV дан текст HI. Четвертый случай в CI и своде 1479 г. отсутствует, в HIV годовая статья близка (за отдельными разночтениями) к HI, а интересующий нас эпизод совпадает почти дословно. Пятое известие дано в CI с механической порчей текста (в своде 1479 г. изложение редакционно-статистически отличается от CI), а в HIV приведено с заметным сокращением (нет и упоминания двора). Шестой пример в CI помещен в статье 6749 г. после отрывка из Жития Александра Невского, хотя он в целом близок к HI, но имеет и отличия — опущено указание, что Александр отъехал именно к отцу, жена Александра названа княгиней (то же в своде 1479 г.). HIV в статье 6748 г. дает сокращенный текст HI (без упоминаний матери и жены Александра, его двора). Сложные взаимоотношения отражают тексты седьмого рассказа. CI, возможно, сохранила ряд лучших чтений, чем HI (в частности, цифру «избитых» литовских «княжич»), хотя и близка к HI и сама имеет ошибки (в одном месте Александр назван Ярославом). Свод 1479 г. излагает текст почти аналогично CI, a HIV (под 6754 г.) дает почти тождественное HI — за небольшой стилистической правкой — изложение эпизода. Наконец, восьмой рассказ в CI (и своде 1479 г.) представляет соединение текстов из Тр (начало годовой статьи 6790 г.) и HI (с редакционно-стилистическими изменениями). HIV здесь незначительно сокращает HI (в важном для нас эпизоде) 1в. Из приведенных сравнений ясно, что упоминание термина «двор» в ряде статей в CI и своде 1479 г. восходит через свод 1448 г. к тому же новгородскому летописанию.
Остается указать на один не вполне ясный случай. Под 6771 г. в HI рассказано об усобице в Литве — убийстве Миндовга, а затем и убийстве полоцкого князя Товтивила. Сын последнего бежит в Новгород «с мужи своими». HIV дает по существу изложение по HI (отсутствует только внутри статьи повторное хронологическое указание «того же лета», есть небольшая стилистическая правка). Близкий текст содержится в CI (ив своде 1479 г.), но с двумя показательными отличиями: арестованные при убийстве Товтивила полоцкие бояре названы в них «его (т. е. Товтивила. — В. Я.) боярами»; сын Товтивила бежит в Новгород «съ дворомъ своимъ» 17 Поскольку известия нет ни в Л, ни в Тр, то источник CI (и свода 1479 г.) — явно новгородский (через свод 1448 г.). Но чем объяснить замену мужей на двор? Из двух возможных версий — а) свод 1448 г. лучше донес терминологическую особенность данного чтения своего новгородского источника, чем HI и HIV; б) в своде 1448 г. произошло осмысление «мужей» в понятиях, привычных середине XV в., — нельзя с безупречной аргументацией выбрать какую-то одну. Первая для нас предпочтительней, так как во второй половине XIII в. термин «двор» был хорошо известен новгородским летописцам.
Дополним приведенные сообщения перечнем новгородских летописных известий с упоминанием дворян.
1) Под 6718 г. в HI помещен рассказ о конфликте новгородцев с князем Святославом Всеволодовичем (его соперником за новгородский стол был торопецкий князь Мстислав Мстиславич Удалой). Последний при захвате Торжка «изма дворяне Святослав-ли», затем начал переговоры с новгородцами, а те после заключения с ним договора «посадиша въ владыцьни дворе» Святослава «и съ мужи его».
2) В статье 6722 г. в HI сообщается о походе новгородцев во главе с Мстиславом (в нем приняли участие и псковичи) на Чудь. Взятую дань Мстислав распределил следующим образом: «да нов-городьцемъ две чясти дани, а третьюю часть дворяномъ».
3) Под 6723 г. в HI изложен конфликт между новгородцами и князем Ярославом Всеволодовичем (он был призван после ухода Мстислава Удалого из Новгорода в Киев). Ярослав засел в Торжке, арестовал неоднократно посылавшихся к нему послов Новгорода, вывел оттуда жену. По призыву новгородцев 1 февраля в Новгород прибыл Мстислав, который «я Хота Григоревиця, на-местьника Ярославля, и все дворяны искова». Дальнейшее развитие конфликта привело к хорошо известной Липицкой битве.
4) В статье 6776 г. HI описана дипломатическая предыстория Раковорской битвы. Отмечено, в частности, новгородское посольство Лазаря Моисеевича, который (в ответ на посольство Риги, Юрьева и др.) «тамо ездивъ... водил всехъ ихъ къ кресту, пискуповъ и божиихъ дворянъ» не помогать колыванцам и раковорцам 18.
5) Летописное изложение Болотовского договора, оформившего независимость Пскова от Новгорода. Оно дано в HIV под 6856 г. и CI под 6855 г., т.е. восходит к своду 1448 г., а в нем явно заимствовано из новгородского источника (в псковских летописях пересказа договора нет — см. Псковские летописи I, II, III под 6856 г.; нет упоминания о договоре и в Тр). В HIV по сравнению с CI собственно новгородский текст сохранился лучше. Описание похода новгородцев к Орешку в HIV содержит больше конкретных деталей, изложение договора логично вставлено в живую ткань повествования о конфликте между новгородцами и псковичами под стенами осажденной ими крепости. В CI о договоре сказано после известия о взятии Орешка новгородцами. В HI старшего извода годовой статьи 6856 г. нет, а в младшем изводе рассказ о всех этих событиях сокращен (отсутствует и упоминание договора). Московский свод 1479 г. в общем дает версию CI19. Таким образом, новгородское происхождение этого известия с упоминанием дворян (им в числе других судебных чиновников запрещалось «позывать» псковичей на суд в Новгород) — несомненно.
Текстологические параллели первых четырех примеров также подтверждают их новгородскую принадлежность. Изложение конфликта 6718 г. в JI (см. Л под 6717 г.) совсем иное (Тр дает версию Л — см. статью 6718 г.). В CI это известие отсутствует (то же в своде 1479 г.), a HIV дает за небольшими отличиями текст HI. Второй текст в Л и Тр отсутствует, а в CI и своде 1479 г. (т. е. в своде 1448 г.) текст сокращен (нет и указания, как была поделена взятая с Чуди дань). HIV опять следует изложению HI. Описания конфликта Ярослава с новгородцами (третий пример) в JI и Тр нет. В CI под 6703 г. (в этой статье объединены известия 6703, 6722 и 6723 гг.) изложение близко к HI, но с одной показательной заменой — вместо «дворян» фигурируют «дворные люди». Последний термин типичен именно для конца XIV в. и особонно XV в., когда он употреблялся в актах взамен слова «дворяне». В летописании дворные люди появляются впервые (если только мы не ошибаемся) в летописной повести о Митяе, первая редакция которой уже содержит этот термин. Свод 1479 г. дает почти идентичный CI текст, a HIV, наоборот, очень близка к HI. Наконец, четвертый случай. В Тр (под 6776 г.) описание похода и Ра-коверской битвы дано иначе, чем в HI (нет и рассказа о новгородском посольстве). CI, HIV и свод 1479 г. излагают этот эпизод в целом по HI20. Итак, в единственном случае, когда северо-восточ-ное летописание XIV—XV вв. сохранило в приведенных примерах упоминание дворян, оно заимствовало его из новгородского источника (HI).
Особого анализа требует известие HI о междоусобице рязанских князей на Исадах. Замечено, что есть дра бесспорных совпадения текстов JI и HI — рассказ о битве на Калке (Л под 6731 г., HI под 6732 г.) и интересующее нас сообщение (JI под 6725 г., HI под 6726 г.). Высказана догадка, что здесь налицо следы рязанского летописания21. Сопоставление текстов статьи об усобице в JI и HI, подтверждая отмеченную большую близость рассказов, позволяет все же выявить ряд различий. Во-первых, в HI содержится нравоучительная концовка. Так как ее нет в последующих северо-восточных сводах (Тр, своде 1479 г. и др.), то не исключено, что она возникла под пером новгородского редактора. Но возможно и иное предположение. В сентенции упомянуты дружины убитых князей. По наблюдениям Львова, в HI в сравнении с ПВЛ слово «дружина» употребляется значительно режеПоэтому нельзя полностью отвергать мысль о том, что нравоучение было в источнике HI. Отметим тут же ряд разночтений стилистического свойства, на основании которых нельзя судить о первичности чтений в сравниваемых летописях (в HI «на поряде», «не приспе», «изнарядивъ», «оканьныи, проклятый Глебъ», «множьст-во» вместо «на порядъ», «не успе», «изнаряди», «проклятый Глебъ», «бещисла» в Л). Во-вторых, в HI есть несомненные пропуски: в начале рассказа опущено упоминание Ламеха и выпало местоимение «им». В-третьих, HI дает ряд лучших чтений, чем Л: точно указана дата (20 июля, в Л — 20 июня), в тексте о подготовке убийства HI сохранила правильный текст — «скры я в полъстници» (в Л — здесь бессмысленное «стрыя в польстници»). Наконец, HI последовательно употребляет термин «дворяне» («дворяны», «дворян») вместо «слуг» Л (в трех случаях в словосочетании «бояре и слуги») 23. Последнее отличие дает нить для установления источника HI.
Дело в том, что в Л термин «слуга» сохранился только в тех текстах владимирского летописания первой половины XIII в., которые прошли ростовскую обработку (редакцию). Помимо указанного рассказа, он встречается в Л в рассказе о смерти князя Константина Всеволодовича (6726 г.; Константин был сначала ростовским, а затем владимирским великим князем), в эпитафии ростовскому князю Васильку Константиновичи) (под 6745 г.), в известии о переносе тела князя Юрия Всеволодовича и погребении его во Владимире (под 6747 г.), а также в тексте, отразившем Житие Александра Невского24 (последний случай неважен для нас, так как здесь заимствование из нелетописного источника). Перед нами показательный ряд примеров, объединенных сходством ситуации и родственной близости князей. Полагаем поэтому, что термин «слуги» в соответствующие тексты, равно как и в рассказ об убийстве на Исадах, внесен ростовским обработчиком25. Характерно, что Московский свод 1479 г., имевший одним из своих непосредственных источников владимирский свод князя Юрия, в двух случаях дает иные чтения (в известиях о погребении Константина и Юрия слово «слуги» отсутствует). В рассказе об усобице рязанских князей свод 1479 г. последовательно употребляет термин «дворяне» (вместо «слуг»). И еще один аргумент. В статье 6727г. свод 1479 г. по сравнению с JI и Тр дает важное дополнительное известие. После рассказа о том, как Ингварь (рязанский князь, не прибывший на съезд, а потому и уцелевший) отбил нападение князей-убийц Глеба, Константина и союзных им половцев (этот текст есть в JI и Тр), повествуется о посольстве Ингваря к Юрию и Ярославу с просьбой о помощи, посылке ими своих полков и ответном успешном походе Ингваря с этими силами на половцев26. Ясно, что рязанские события были в поле пристального внимания летописца Юрия. Думаем поэтому, что последовательное использование в HI слова «дворяне» под 6726 г. — свидетельство заимствования этого рассказа в HI из свода Юрия (прямо или опосредованно). Эту мысль можно подтвердить и наличием термина «дворянин» во владимирском летописании. Таких случаев нам известно два:
1) В известном рассказе JI об убийстве Андрея Боголюбского в 1175 г. упомянуто о грабежах в Боголюбове, в которых приняли участие горожане и дворяне.
2) Свод 1479 г. сохранил известие свода Юрия под 6719 г. о созыве Всеволодом после конфликта со старшим сыном Константином сословного съезда, на котором наследником был утвержден второй сын Юрий. На это собрание Всеволод «созва всех бояр своих с городов и с волостей, епископа Иоана, и игумены, и попы, и купце, и дворяны, и вси люди ...» 27.
Таким образом, первое известие свидетельствует о наличии термина «дворянин» во владимирском летописании 70—80-х годов XII в. (при любых имеющихся в литературе датировках рассказ об убийстве князя Андрея не выходит за пределы 80-х годов столетия), а второе указывает на его бытование во владимирском летописании Юрия. Все это лишний раз подтверждает сделанный выше вывод о заимствовании рассказа об убийстве рязанских князей в HI из свода Юрия.
Завершая обзор фактов, упомянем единственный случай употребления термина «двор» в северо-восточном летописании. Под 6818 г. в Тр помещена обширная статья о конфликте брянских князей. Несмотря на уговоры митрополита Петра, князь Святослав вступил в открытую борьбу с князем Василием, которого поддерживали татарские войска. В ходе боя брянцы изменили Святославу, и тот (несмотря на то, что «съ своимъ дворомъ много бився»), потерпев поражение, был убит. К Тр восходят и все последующие своды XV в. Связь рассказа с летописанием московских митрополитов несомненна: поражение и гибель Святослава есть недвусмысленное следствие его непослушания Петру, специальным нравоучением подчеркнуто, что событие никак не отразилось на судьбе митрополита 28.
Приведенное сообщение — последнее из известных нам с упо мннанием терминов «двор» и «дворяне» в новгородском и северо-восточном летописании XII — XIV вв. Мы сейчас исключаем тексты конца XIV — первой половины XV в., так как в этот период двор, по нашему мнению, претерпевает существенные изменения.
VI
Обратимся к анализу собранных известий с точки зрения времени появления и бытования интересующих нас терминов. В новгородском летописании эти рамки ограничены 6700 и 6856 гг., причем основная часть сведений относится к первой половине XIII в., а за границы столетия вообще выходят лишь два известия, одно из которых (краткий пересказ Болотовского договора) явно нелетописного происхождения. История летописного дела в Новгороде изучена недостаточно, поэтому пока нельзя с полной доказательностью признавать или отрицать связь между началом употребления терминов «двор» и «дворянин» и определенным этапом редактирования новгородских сводов. Однако некоторые наблюдения свидетельствуют скорее в пользу отсутствия такой связи.
Во-первых, как установлено А. Н. Насоновым, смена почерка и материала в Синодальном списке HI приходится на начало статьи 6708 г. Для нас сейчас несущественна датировка этих двух почерков (относится ли первый к XIII в., или же оба датируются XIV в.29), важно другое — упоминание двора обнаруживаем в обеих частях Синодального списка (исполненных и первым, и вторым писцом). Иными словами, датирующие палеографические данные Синодальной рукописи нейтральны по отношению к хронологическому ряду известий с указанными словами.
Во-вторых, обратим внимание на соотношение терминов «двор» и «дружина», «дворянин» и «милостник». Ниже увидим, что княжий двор (в значении института) и дворяне фиксировались новгородскими летописцами в двух типичных ситуациях — при описании конфликтов между князьями и Новгородом и при рассказах о военных действиях. В аналогичных случаях в предшествующее концу XII — началу XIII в. время летописец использовал слова «дружина» и «милостники». Так, в статье в 6668 г. повествуется об аресте князя Святослава Ростиславича и заточении его дружины новгородцами. Описание военных действий во Владимиро-Суздальском княжении под 6684 г. сопровождается указанием на дружину князя Мстислава. В 6699 г. князь Ярослав (именно его двор впервые упомянут в HI под 6700 г.) с новгородской дружиной ходил в поход на Луки30 В 6644 г. милостники князя Всеволода совершают покушение на нового новгородского князя Святослава Ольговича. Убийцы князя Андрея Боголюбского в HI названы его милостниками (в Ипатьевской рассказано, что именно убийцы-заговорщики произвели грабеж княжеского дворца, а по JI грабителями были горожане и дворяне) 31.
Существенно, что после появления на страницах HI дворян термин «милостники» в ней исчезает. Дружина же некоторое время соседствует с двором. Так, в HI старшего извода в текстах до 6700 г. слово «дружина» употреблено семь раз (и это прежде всето княжеская дружина), а после 6700 г. — четыре раза. Причем дважды говорится о не княжеских дружинах (под 6708 и 6765 гг.), в третьем случае термин «дружина» использован как синоним здесь же упомянутого княжого двора (в статье 6753 г.), а в четвертом — дружина покрывает совокупность бояр и дворян (известие об усобице рязанских князей). Еще более показательно соотношение дружины и двора в HI младшего извода (в единственном Синодальном списке старшего извода HI начало, как известно, не сохранилось): до 6700 г. дружина упомянута до 40 раз, а после 6700 г. — только трижды (статьи 6708, 6753 и 6765 гг. совпадают с HI старшего извода; нет рассказа об убийстве рязанских князей) 32. Приведенные наблюдения дают определенные основания считать, что даты годовых статей HI (где мы впервые встречаем двор и дворян) довольно точно соответствуют времени, когда указанная терминология начинает закрепляться в реальной жизни.
Примерно та же картина наблюдается и с северо-восточным летописанием. Уже отмечалось, что рассказ JI об убийстве Андрея Боголюбского возник не позднее 80-х годов XII в. Упоминания дворян в статьях 6719 и 6725 гг., восходящих к владимирскому своду Юрия, не могут датироваться позднее 30-х годов XIII в. Иными словами, и эта летописная традиция скорее всего почти синхронно отразила появление интересующей нас терминологии в реальности.
Из сводки фактов видно, что «двор» и «дворяне» гораздо чаще встречаются в новгородских летописях (14 случаев употребления этих слов), чем во владимиро-московском (4 случая; принадлежность еще одного примера к той или другой традиции остается неясной). Но в государственно-политической и сословной структуре Новгородской феодальной республики института двора не было. Двор и дворяне на страницах HI — это дворы и дворяне князей владимиро-суздальских, торопецких, рязанских, южных. Северо-восточному летописанию известны дворяне князей владимиросуздальских, рязанских и двор брянского князя (из черниговских Рюриковичей). Следовательно, распространение института двора, а также дворян не ограничено каким-либо княжением или какой-то одной ветвью Рюриковичей. Чем же объясняется указанная диспропорция в употреблении слов «двор» и «дворянин» новгородскими и владимиро-московскими летописями?
В новгородском летописании (если исключить известия 6776 г.— упоминание ливонских рыцарей; 6856 г.— пересказ Болотовского договора и 6626 г.— статья, заимствованная из свода Юрия) рассматриваемые в статье термины фиксируются в двух типичных ситуациях: 1) при повествовании о военных действиях;
2) при описаниях княжеско-новгородских конфликтов, причем именно последние преобладают (7 из 11 примеров). В этих случаях князь, его двор и дворяне выступают по отношению к летопис-цу-новгородцу внешней политической силой вне зависимости от того, о каком князе идет речь — изгоняемом из Новгорода или призванном новгородцами. Обособлены князь и члены его двора и потому, что они были лишь одной из структур в государственно-политической системе Новгородской республики. Выполнение членами двора (в том числе и дворянами) функций агентов княжеской власти в Новгороде недвусмысленно фиксируется новгородско-тверскими докончаниями 60—70-х годов XIII в.33 (а их нормы, по прямому указанию источника, восходили к первой половине столетия) и достаточно ясно прослеживается по приведенным летописным известиям. Так, князь Ярослав в 6723 г., уйдя в Торжок, оставил в Новгороде своего наместника и дворян, конечно, для того, чтобы сохранить свое присутствие в государственном аппарате республики (очевиден и политический аспект — стремление прямо воздействовать на борьбу соперничающих, боярских партий). Дворяне князя Святослава, арестованные в 6718г. в Торжке Мстиславом Удалым, находились там отнюдь не с военной целью (о военных действиях в статье ничего не говорится).
Из только что упомянутых докончаний известно, что Торжок совместно управлялся представителями новгородской и княжеской администрации34. Агентами Святослава и были в данном случае его дворяне. Показателен также пример 6728 г. К столкновению с враждебной партией новгородцев князь Всеволод Мсти-славич с двором готовится на Городище — в государственной резиденции князя в Новгороде. Союзные горожане присоединяются к нему только на Ярославлем дворе.
Понятно, почему новгородский летописец, говоря об уходах князей из Новгорода (князя Всеволода Юрьевича под 6730 и 6732 гг., Александра Невского под 6748 г.), специально отмечает, что покидают они город со своим двором. Тем самым подчеркивается, что государственной власти лишаются князь и все лица, с помощью которых реализовывались его прерогативы.
Такой ситуации и такой позиции не могло быть у владимирских и московских, по преимуществу княжеских, летописцев. Княжеская власть не была для них чем-то внешним, а в государственнополитическом аппарате в северо-восточных княжениях отсутствовали обособленные от нее и институционально противопоставленные ей структуры. Поэтому-то и нет в этой летописной традиции описаний конфликтов между князьями и независимой от них властью35. Не попадала на страницы летописей и обычная, ежедневная практика функционирования административно-судебной и финансовой системы, должности в которой и занимали по преимуществу члены двора (если судить об этом по аналогии с XV — XVI вв.). Упоминания дворян обнаруживаются во владимирских летописных текстах только при фиксации исключительных происшествий, и в таких случаях вскрываются некоторые черты их положения.
Так, из рассказа JI об убийстве Андрея Боголюбского и последующих событиях ясно, что административные должности в княжеском аппарате занимали детские и мечники. Но эти термины (как и некоторые другие) сменило в северо-восточном летописании слово «дворянин». Детский, к примеру, впервые встречается в JI под 6605 г., а в последний раз именно в указанной повести (где, кстати, впервые зафиксирован и термин «дворянин») зв. В 6719 г. дворяне были призваны князем Всеволодом на съезд, который должен был подтвердить его решение о передаче великого княжения второму сыну Юрию. Примерно аналогична ситуация, в которой отмечены дворяне рязанских князей: последние прибыли со своими боярами и дворянами на съезд, созванный князьями-заго-ворщиками якобы для полного урегулирования вопросов раздела Рязанской земли. Обратим внимание — в обоих случаях фигурируют члены двора (ниже мы постараемся показать, что и бояре входили в это время в состав двора), но нет упоминания двора, как такового. И это понятно — двор был институтом в сословной структуре господствующего класса, но не являлся таковым в государственно-политической системе (в XVI в. члены и чины двора почти исключительно представляли светских феодалов на земских соборах, но двор, как таковой, не был институционализиро-» ванной частью этого высшего сословно-представительного органа).
Итак, члены двора, в том числе и дворяне, по данным владимирского летописания, занимают должности княжеских посадников и тиунов (по аналогии с детскими) и участвуют в важнейших государственно-политических совещаниях. Но приведенные и иные летописные известия освещают и некоторые другие} черты статуса дворян. В частности, синонимичность терминов «милостник» и «дворянин» позволила М. Н. Тихомирову на основе данных HI и Ипатьевской летописей (за вторую половину XII в.) рельефно показать министериальный характер положения и службы дворян37 В этой связи показательно, что в сообщении 6719 г, дворяне поставлены после «бояр... с городов и с волостей», представителей духовенства и даже купцов 38. Однако министериалитет XII — XIII вв. совсем не идентичен «холопскому» по преимуще^ ству министериалитету XIV — XVI вв. Дворяне XII — XIII вв.— это мужи князя (хотя и не из числа лучших, «лепших»39), кото-t рые занимают престижные должности в государственном аппарате, участвуют в феодальных съездах, имеют законное право приобретать села (по указаниям новгородско-тверских доконча-ний). Ничего этого не было у послужильцев XV—XVI вв. Оговоримся, что приведенная характеристика — в силу особенностей сохранившихся источников — лишена динамики. Можно лишь догадываться, что министериальный характер статуса княжеских дворян на протяжении XIII в. постепенно изменялся в сторону уменьшения.
Обратимся к известиям Hi, где двор и дворяне фигурируют в описаниях военных действий. И здесь дело в том, что новгородскому летописцу необходимо было выделить силы князя (а они в половине случаев, видимо, исчерпывались его двором — см. статьи 6700 и 6753 гг.) по отношению к собственному ополчению Новгорода. Такой позиции опять-таки не могло быть у владимирского или московского автора. В княжествах Северо-Восточной Руси двор входил органической частью во всю совокупность вооруженных сил того или иного князя. Показательно поэтому, что единственное упоминание двора в этой летописной традиции относится к внешней для летописца территории Брянского княжения (под 6818 г.).
Укажем типичную для северо-восточных сводов терминологию при описаниях масштабных военных действий: 1) социально нейтральные слова «рать», «полк» и подобные; 2) старый термин «дружина» в значении всех собранных для того или иного похода сил; 3) использование географических обозначений для указания на уездные ополчения — корпорации феодалов (типа «тверичи», «дмитровцы», «москвичи» и пр.). Динамика словоупотребления заключается главным образом в постепенном отмирании термина «дружина» (иногда встречаются смешанные термины вроде владимирская «дружина»), а также в более четком соотнесении географических обозначений именно с уездными корпорациями феодалов (в отличие от ополчений городов). Подобные наблюдения можно сделать па основании материала JI за конец XII и XIII в., а также Тр и выделяемых текстов тверского летописания за XIV в.
Некоторые сообщения HI о дворе, казалось бы, дают базу для суждений о численности двора. Так, в известии 6753 г. двор приравнен к «малой дружине». По статье 6722 г., дворяне получают треть военной дани, а новгородцы — две трети. В рассказе 6728 г. на стороне посадника Твердислава выступили новгородцы трех концов, которые урядились на 5 полков. Противостоящие силы состояли из двора князя Всеволода и новгородцев, видимо, двух оставшихся концов. Они скорее всего по численности несколько уступали силам Твердислава, так как Всеволод не рискнул начать сражение, а предпочел урегулировать конфликт мирным путем. Приведенные факты не вполне определенны. Из них следует лишь тот вывод, что двор князя по численности составлял заметную в военном плане величину. «Малая дружина» одного из сильнейших на северо-востоке князей (Александра Невского) была достаточно большой для того, чтобы самостоятельно нанести ряд поражений крупным отрядам литовских феодалов. Дворяне Мстислава были вполне ощутимой частью общего с новгородцами войска, коль скоро им выделялась треть дани (но было бы неосторожным утверждать, что общие силы на треть состояли из дворян князя). В реальности, количественный состав двора тех или иных князей лимитировался, надо думать, размером их княжений и численностью всех вассальных им феодалов.
Составленная сводка не дает прямых оснований для решения вопроса о структуре двора или иначе — входили ли в состав двора наряду с дворянами бояре и иные феодалы. Сопоставим, однако, показания текстов HI с новгородско-тверскими докончаниями. В последних все появляющиеся с князем в Новгороде феодалы обозначены или как «бояре» и «дворяне» (в наиболее древних договорах), или как «бояре» и «слуги» 40.
Теперь вспомним, что новгородский летописец, описывая уход князей из Новгорода, определяет всю совокупность лиц при князе термином «двор» (см. известия 6730, 6732, 6748 гг.). Нелепо думать, что Всеволод или Александр Невский покидают Новгород только со своими дворянами, забыв прихватить с собой бояр. В 6718 г. дворяне Святослава были арестованы в Торжке, а сам он со своими мужами (здесь это явный синоним бояр) в Новгороде. Нет никаких данных считать, что двор Святослава исчерпывал-s ся только дворянами, а мужи-бояре стояли вне его. Показательно* что в HI (в статье 6726 г.) бояре и дворяне рязанских князей определены как их дружина, а это слово под 6753 г. употреблено как синоним термина «двор». В тексте 6790 г. бояре отнюдь не противопоставлены двору, а выделены по сравнению с остальными членами двора (т. е. термин употреблен в более узком плане). В рассказе 6733 г. упомянуто о гибели меченощи князя Ярослава Всеволодовича Василя. Силы Ярослава состояли из ново-торжцев, небольшого числа новгородцев, торопчан (во главе с собственным князем) и его двора. Василь не мог, конечно, принадлежать к первым трем группам и явно был членом двора Ярослава. Но меченоша — отнюдь не рядовой дворянин. Это весьма заметное лицо в феодальной иерархии. Меченоша великого князя Всеволода (отца Ярослава) возглавлял самостоятельный поход41.
Приведенные факты и сравнения (в противоположность мнению А. Е. Преснякова42) позволяют, на наш взгляд, утверждать, что двор структурно был неоднороден и включал в себя бояр, лиц, занимавших различные престижные должности при князе (типа меченоши или более поздних дворецких, стольников, ловчих и пр.), а также дворян. Причем в боярах надо видеть не только узкий круг ближайших советников князя (будущие думцы), но и представителей более широких групп феодалов (припомним выражение статьи 6719 г. «бояре... с городов и с волостей» — это терминология сводчика именно XIII в., ибо летописцу XV в. так характеризовать бояр не пришло бы в голову). Судя по тому, что бояре данного известия определены через их территориальную принадлежность, что географические обозначения уездных ополчений феодалов постепенно закрепляются в летописных текстах XIII в., можно предположить, что эта особенность членения господствующего класса отразилась и в структуре двора. Иными словами, характер представительства во дворе основной массы феодалов (не бояр-думцев, не лиц, занимавших почетные должности, и не дворян-министери-алов) был связан с их уездно-территориальной организацией.
Конечно, наша мысль о том, что в княжий двор входили представители широких слоев феодалов, — не более, чем гипотеза, основанная лишь на косвенных показаниях источников. Но без нее трудно, в частности, объяснить следующее. Члены двора (как отмечено выше) были тесно связаны с аппаратом княжеской власти. Вряд ли допустимо считать, что доступа к нему (через княжий двор) была лишена основная часть феодалов.
VII
Нам остается ответить на два вопроса: почему рассматриваемая в статье терминология появляется в новгородских и северо-восточных летописях на рубеже XII и XIII столетий и чем мотивируется прекращение ее употребления в первой половине XIV в.? Начнем с ответа на второй вопрос. Довольно просто объясняется дело с новгородскими известиями. Рубеж XIII—XIV вв. (известие 6856 г. не принимаем во внимание, ибо это отражение в летописи юридического памятника), по наблюдениям В. JI. Янина,— время, когда прекращаются достаточно длительные пребывания в Новгороде князей (в городе сидят их наместники)43. Это, естественно, приводит и к исчезновению слов «княжой двор», «дворяне» со страниц новгородской летописи.
Во владимирской летописной традиции упоминания дворян ограничены первой третью XIII в. На примере статьи об усобице рязанских князей видно, что этот термин сменяется словом «слуги» не позднее 80-х годов XIII в. Если обратиться к актовым и законодательным источникам второй половины XIII—XV в., то нетрудно установить, что за термином «дворянин» в них закреплено одно значение — судебный чиновник. Понятно, что такая эволюция вызвала необходимость его замены в сетке сословно-социальной терминологии. Указание же на двор в северо-восточных летописях до XV в. вообще единично.
Как установлено в советской историографии, вторая половина XII в.— важный рубеж в истории феодального общества на северо-востоке и в Новгороде, суть которого в прогрессирующем развитии феодализма вглубь. Заметно увеличиваются земельные владения светских феодалов, происходят рост численности и изменение структуры господствующего класса, более разветвленной и эффективной становится система государственно-политического аппарата. С этим связано появление новых институтов и постепенное отмирание прежних, что нашло отражение и в смепе терминологии. Старая сетка понятий («дружина», «отроки», «детские^, «мечники» и т. п.) уже не отражает достаточно точно ряда новых явлений в жизни господствующего класса и государственной организации. Так, в частности, термин «дружина» ко второй половине XII в. приобретает слишком много значений (что было хорошо показано уже Л. Е. Пресняковым). Слова «отроки», «детские», «мечники» в сравнении с термином «дворянин» явно несут в своем содержании определенные ограничения (возрастного или функционального свойства), которые, видимо, не соответствовали реальным характеристикам княжеских министериалов к концу XII в. Не случайно и то, что появление терминов «двор» и «дворянин» наблюдается примерно одновременно с фиксацией слов, указывающих на территориально-географическую организацию широких масс феодалов. Двор как группа лиц, более или менее постоянно находящихся при князе и тесно связанных с функционированием княжеского аппарата власти, противопоставляется основной части феодалов, хотя представители последних и включаются, скорее всего, в его состав. ""
т-же - Назаров В.Д. О статусе «слуг» в средневековой Руси // Образование Древнерусского государства. Спорные проблемы: Тез. докл. / Чтения памяти члена-корреспондента АН СССР В.Т. Пашуто, Москва, 13-15 апр. 1992 г. ; [Редкол.: А.П. Новосельцев (отв. ред.) и др.]. – М. : ИРИ, 1992.
(тут же к вопр. о "слугах под дворским")
@темы: история, выписки, Стефанович, Горский, Назаров В. Д., Раковорская битва