www.synologia.ru/a/%D0%A1%D0%B0%D0%BC%D1%8B%D0%...
Дмитриев С.В.
Самый влиятельный христианин монгольской империи. Проблемы реконструкции биографии иноземца на монгольской службе // XXXV научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 2005, c. 66-104 (3 п.л.).
читать дальше
Поднебесная [такова]: хотя и [можно] получить её,
сидя на лошади, [но] нельзя управлять [ею],
сидя на лошади[1].
Монголы, завоевав почти всю Азию, встали перед проблемой управления неисчислимым множеством оседлых народов, что всегда было решающим испытанием для империй, созданных кочевниками. Степняк должен был быть специалистом во всех делах и ремеслах, но наука управления большими людскими массами в мирное время, в них не входила – кочевое общество почти всегда разделено на мельчайшие ячейки – семьи, и в этом залог его жизнеспособности. Ситуация осложнялась огромным численным превосходством подчиненных народов[2].
Нам известно, что часть монгольской аристократии предлагала довольно оригинальное, хотя и совершенно фантастичное решение этой проблемы для Северного Китая – вырезать бóльшую часть оседлого населения и превратить пахотные земли в огромные пастбищные угодья. К счастью для Китая, да и для монголов, проект не был принят, благодаря усилиям Елюй Чу-цая, который убедил Угэдэя (родился в 1186 г., правил в 1229-1241 гг.), что хорошо организованная налоговая система принесет гораздо больше пользы, чем огромные пастбища (см. [16, цз. 146, с. 273]).
Системы управления в подчиненных регионах с оседлым населением обладали долгой историей, богатыми традициями и были наилучшим способом адаптированы к местным условиям. К тому же, победители всегда имели в своём распоряжении достаточное количество квалифицированных чиновников с большим практическим опытом, готовых служить новым хозяевам.
В тоже время негативные аспекты использования местных кадров были не менее очевидны. Трудно ожидать самоотверженной верности от полководцев и наместников, которые только что перешли на сторону монголов, изменив своим правителям. Восстание китайского генерала Ли Таня 李壇 [3], губернатора Шаньдуна, в 1262 г. заставило Хубилая (родился в 1219 г., правил в 1260-1294 гг., монгольское тронное имя Сецен-хан, китайское храмовое имя Ши-цзу, «Пращур эпохи») окончательно убедиться, что с китайскими чиновниками нужно быть крайне осторожным.
Стоит отметить, что монголы находились в гораздо более выгодной ситуации, чем кочевники, вторгавшиеся в Китай до них. Раньше завоевателям в лучшем случае удавалось подчинить себе лишь часть страны, а монголы, помимо Поднебесной, покорили большинство народов Азии. Они начали приглашать в Китай сэ-му-жэней 色目人: букв. - «людей с цветными глазами» (в отличие от черноглазых монголов и китайцев), большинство из которых были мусульманами из Центральной Азии, Восточного Туркестана и Ирана, а также христианами (в основном это были несториане из Персии, Сирии и уйгурских областей, а также европейцы, как, например, Марко Поло). Они стали привилегированной группой, второй по значимости после самих монголов (см. [31, с. 55; 54, с. 479]).
Итак, создание огромной империи, в мире, где большинство людей никогда не покидало окрестностей своей деревни, дало рождение невероятному явлению: чиновники-иностранцы правили народами в тысячах верст от своих родных мест.
Счастливая карьера в ином краю, в принципиально иной культурной среде – это всегда интересный феномен: даже сейчас, когда мир стал гораздо «теснее», а страны гораздо менее изолированы друг от друга, адаптация в другой обстановке остаётся тяжелым, часто непереносимым испытанием.
Конечно, такие люди не были многочисленны, особенно это касается христиан. Иногда у нас есть информация о них. Например, имеется некоторое количество довольно скудных свидетельств о службе при дворе ильханов генуэзца Бускареля (Бискареля) ди Гизульфо, который участвовал в нескольких посольствах к европейским правителям, или Томмазо из Сиенны, мечника гвардии ильханов (см. [61, с. 190]). Наибольшей известностью среди них без сомнения пользуется Марко Поло, несмотря на то, что, судя по всему, его реальное положение при дворе великого хана было значительно скромнее, чем он пытался показать в своей книге.
Китайские источники, довольно мало изученные по сравнению с европейскими, дают нам возможность несколько расширить список подобного рода персонажей, столь необычных для того времени. Одним из них был некий христианин Ай-сюэ 愛薛 [4], который после десятилетий верной службы занял место среди первых сановников империи, став приближенным советником нескольких великих ханов. Именно поэтому его карьера относительно подробно освещена в официальных китайских источниках, что принципиально отличает его от европейцев, служивших ильханам, о которых мы знаем только из редких упоминаний в дипломатической переписке.
В нашем распоряжении есть несколько текстов[5], посвященных Ай-сюэ. Это указы о пожаловании прижизненных и посмертных титулов ему и его жене Ша-ла, текст надгробной стелы (некролог) и биографии в Юань ши и Синь Юань ши, причём самым информативным источником, послужившим основой для более поздних биографий (особенно в Синь Юань ши) является именно стела.
Из текста надгробной стелы Ай-сюэ нам известно, что он умер в 1308 г., на восемьдесят втором году жизни[6], а поступил на службу при дворе ещё во время правления Гуюка[7], имея, следовательно, около двадцати лет от роду, и всю свою жизнь был верным слугой чингисидов. Его мудрость и познания в наречиях, астрономии и особенно медицине « западных краёв » позволили ему стать приближенным Хубилая.
В 1263 г. Ай-сюэ возглавил Си-юй и-яо сы[8] («Управление медицины западных краёв») и Си-юй син-ли сы («Управление астрономии западных краёв»). Но в списке государственных учреждений Юань ши данные учреждения не упоминаются – возможно, это были всего лишь несколько сэ-му-жэней - императорских лекарей и звездочётов при Хубилае, а «управлениями» их назвали биографы Ай-сюэ, чтоб поднять его статус. Так или иначе, восхождение Ай-сюэ по служебной лестнице началось именно благодаря его познаниям в медицине. В биографии Ай-сюэ в Юань ши сказано: «В четвёртый год [эры правления] Чжун-тун[9] [Ай-сюэ] приказали ведать делами двух управлений: Астрономии и Медицины Западных краёв, затем [они] были реорганизованы в Гуан-хуэй сы, и ему было приказано возглавить [это управление]» [16, цз. 134, с. 256]. По-видимому, об этом же событии сообщается и в «Основных записях » (本紀 бэнь цзи) Юань ши: «Весной десятого года [эры правления Чжи-юань[10] (1273 г. – С.Д.) реорганизовали основанную мусульманином (хуэй-хуэй 回回
Ай-сюэ Палату медицины и лекарств И-яо юань столичной области в Гуан-хуэй сы»[11] [16, цз. 8, с. 12].
Более подробно о причинах основания Гуан-хуэй сы рассказывается в некрологе Ай-сюэ: «[Когда] император впервые поднялся на гору Вань-суй шань[12], то [он] издали оглядел [все] четыре предместья [столицы], [жители] которых выглядели больными от изнуряющей скученности, захотел туда поехать, [и] направился в крайне перенаселённый Южный город[13]. Жители наполняли Даду[14], [и далеко] не всем удавалось получить ночлег. Стражники надзирали за шалашами и хижинами. Убили, [принеся в жертву], новорождённого лосёнка и основали ведающее медициной и астрономией Западных краёв [управление], наречённое Гуан-хуэй сы, чтобы бесплатно лечить в столице одряхлевших и увечных, которые бедны и [потому] не сообщают [о своих несчастьях], [и] все, по словам гуна (имеется ввидуАй-сюэ – С.Д.), дошли до крайности » [29., с. 55]. Из данных стелы видно, что Ай-сюэ стоял у истоков Гуан хуэй сы, одного из отделов Великой Палаты Медицины Тай и юань, ведавшего мусульманской медициной, и это был первый серьёзный пост, которого он достиг.
За свою жизнь Ай-сюэ занимал много важных постов – возглавлял Гуан-хуэй сы (с 1268 г.), был главой Ми-шу цзяня (с 1287 г.), управлял Чун-фу сы (с 1289 г.), а также был удостоен должности пин-чжан чжэн-ши 平章政事, не сопряжённую с исполнением каких-либо конкретных служебных обязанностей, яо-шоу (遙授 пин-чжан чжэн-ши (1307 г.). Он был сюэ-ши чэн-чжи Академии Хань-линь и членом Палаты по составлению истории государства Хань-линь юань цзянь го-ши юань (1294 г.). Кроме того, ему были дарованы многочисленные почётные титулы: цзинь-цзы гуан-лу да-фу и Цинь-го гуна[15] (1307 г.); посмертно - Искреннего Помощника (Чэн се 誠協, Сильной Поддержки (Ли цзань 力贊, Сановника, управляющего с [большим] мастерством (Чжи гун чэнь 治功臣, Тай ши, Кай-фу и-тун сань-сы, Шан чжу го, Фу-линь вана[16], Верного и Мудрого (Чжун сян 忠獻.
Согласно стеле, после смерти Ай-сюэ император пожаловал его семье « более 400 лянов[17] (ок. 15 кг – С.Д.) золота, 750 [лянов] (ок. 28 кг – С.Д.) серебра[18], 150 тысяч бумажными деньгами[19], и неподдающееся исчислению [множество] драгоценных камней, золотой и нефритовой утвари, драгоценных одежд, роскошных шапок с подвесками, парчовых одежд, белых лошадей[20]» [29, с. 55].
Если вернуться к началу биографии Ай-сюэ, то интересным и неясным остаётся вопрос его происхождения. Китайские источники сообщают, что он был « человеком [из страны] Фу-линь Западного Края » (Си-юй Фу-линь жэнь 西域弗林人. Смысл географического термина Фу-линь (弗林, 拂林, 拂 菻 не всегда ясен, и биография Ай-сюэ – единственный случай его употребления в Юаньши.
Впервые этот термин встречается в VΙΙ в. н.э., и тогда он обозначал, по всей видимости, Византию (см. [35, т. Ι, с. 144]), или даже сам Константинополь. Возможно, фу-линь – это транскрипция греческого слова polis, так часто сокращенно называли столицу Восточной Римской империи даже после османского завоевания) (см. [45, с. 286]). Однако известный китайский историк первой половины XX в. Чэнь Юань полагает, что Фу-линь нужно идентифицировать с Римом (см. [30, т. Ι, с. 17]).
Понятие Фу-линь довольно часто упоминается в текстах китайских несториан VIII-X вв., и в них оно обозначает Святую землю, а иногда, даже более конкретно – место рождения Иисуса Христа - Вифлеем. Иезуиты, первыми исследовавшие эти тексты, полагали, что под Фу-линем всегда следует понимать именно эти края (см. [25]).
В китайских текстах несколько более распространён близкий термин Фу-лан (佛郎, 拂郎, 富浪 или Фа-лан (發郎, являющийся транскрипцией широко употреблявшегося на Ближнем Востоке общего обозначения европейцев - франк), так обычно называли страны Западной Европы и людей, их населявших (см. [46, загадка])[21].
Конечно, китайские ученые XIII-XIV вв. могли легко путать эти вполне экзотические и редко употребляемые географические названия, к тому же сходные фонетически (П. Пеллио считает, что в ту эпоху смыслы их были близки и даже тождественны, так как « римские » коннотации Фу-линя были уже полностью забыты, см. [57, с. 637]). К тому же познания относительно Европы и Ближнего Востока не были слишком обширными и детальными. Даже под гораздо более распространённым понятием « Западный Край » (Си юй) в разных контекстах могли подразумеваться как земли современного Синьцзяна (Восточный Туркестан), так и фактически любые области, лежавшие к западу от Китая.
Однако тот факт, что биография Ай-сюэ – единственный случай употребления понятия Фу-линь в официальной историографии этой эпохи, заставляет задуматься. Возможно, происхождение Ай-сюэ было необычным даже для космополитического двора Хубилая.
Он получил титул Цинь-го гуна (о связи этого титула с термином Да Цинь, в древности обозначавшим, по всей видимости, Римскую империю или её азиатские земли, мы уже говорили), а после смерти был возведён в ранг Фу-линь вана, « князя Фу-линя ». Ни один из чиновников-иноземцев не получал титулов, столь недвусмысленно указывающих на его родные земли. Возможно, он был единственным выходцем их этих мест в окружении великих ханов, что и было отмечено вполне прозрачными титулами.
Однако, если вышеупомянутые термины говорят об азиатских частях римского мира, то выходцами оттуда можно назвать и сирийцев, которые в это время, в эпоху небывалого расцвета несторианства на Востоке, были сравнительно многочисленны в Китае, в том числе и среди чиновников, даже весьма высокого ранга[22]. Но если бы Ай-сюэ был сирийцем, навряд ли его происхождение сочли бы столь экзотичным, чтобы так это подчеркивать, а ведь фактически эпитеты, указывающие на происхождение, стоят в официальной титулатуре Ай-сюэ даже перед теми, которые подчеркивают его верность и мудрость.
Один раз в Юань ши он назван « мусульманином Ай-сюэ » (хуэй-хуэй Ай-сюэ 回回愛薛 [16, цз. 8, с. 12], из-за чего некоторые китайские учёные полагали, что он принадлежал к последователям ислама. Однако Чэнь Юань убедительно доказал, что эту запись не стоит понимать буквально (см. [30, с. 17]) – согласно тексту надгробной стелы, он был рекомендован Гуюку несторианским иерархом Раббан-атой[23], «по причине искони присущей [им обоим] религии» [29, с. 54]. К тому же, термин хуэй-хуэй, чаще всего действительно обозначавший именно мусульман, в то время мог применяться и вообще ко всем иноземцам - пришельцам с Запада. Например, нам известно, что иезуитам, прибывшим в Китай в XVI в., местные жители рассказывали о ши-цзы хуэй-хуэй 十字回回, (букв.: «мусульмане креста») – христианах, некогда живших в Китае, но ко времени прихода иезуитов давно исчезнувших (см. [63, с. 62])).
Источники приводят имена его деда (Ба-а-ла) и отца (Бо-ло-му-су), жены (Ша-ла) и детей (сыновья: Е-ли-я, Та-эр-ха, Ха-сы, Кэ-ле-цзи-су, Лао-ха, Яо-нэ и дочь: А-на-си-му-сы). Вполне очевидно, что все эти имена представляют собой китайские транскрипции иностранных имён.
Для имён деда и отца Ай-сюэ нам известна только одна, кажущаяся при этом весьма сомнительной, реконструкция – соответственно Паоли и Полониас, иначе Полоний (см. [36, т. II, с. 31])[24]. Дети Ай-сюэ носили имена, весьма распространённые среди китайских христиан той эпохи, и реконструировать их гораздо легче – это Илия, Денха, Иса, Георгий (Горигос), Лука, Иоанн. Имя самого Ай-сюэ – скорее всего, вариант имени Иса (Иисус), а его жену, вероятно, звали Сара.
Других сведений, которые могут помочь нам в разрешении вопроса его происхождения, в источниках нет. Рассмотрим мнения, высказанные в литературе.
Китайские учёные, как и европейские, обращали внимание на этот персонаж в основном в больших обобщающих работах, посвященных истории Юань или связям Китая с Западом в период монгольского правления. При этом, что касается происхождения Ай-сюэ, согласия среди них не было и нет. Чэнь Юань, упоминая Ай-сюэ в «Истории христианской религии при Юань», в основном останавливается на проблеме его вероисповедания и убедительно доказывает, что тот был христианином (см. [30, с. 17]). Он также обращает внимание читателя на его титулы, которые, по мнению Чэнь Юаня, связаны с Римом. Чжан Син-лан в своём большом труде «Собрание источников по [истории] взаимоотношений Китая и Запада» упоминает Ай-сюэ в одной главе с семьей Поло, под общим заглавием « Европейцы, приехавшие в Китай на службу», полагает, что он был «европейцем » (оу-чжоу жэнь) и предлагает реконструкцию его имени – Жозеф или Жозе (см. [26, т. II, с. 60]). Учёный начала XX в. Ма Сян-бо, на которого в своей книге часто ссылается А. Шариньон, предполагал, что Ай-сюэ принадлежал к греческой церкви (см. [36, т. II, с. 35]). Наконец, современные историки Ян Цзянь-син и Ма Мань-пэн, видимо, следуя мнению Ма Сян-бо, считают его «христианином из Восточной Европы» [33, с. 436]. К сожалению, никто из этих учёных не объясняет свою позиции достаточно развёрнуто.
Один из крупнейших специалистов XX в. по истории династии Юань, Хань Жу-линь придерживается мнения, что Ай-сюэ был сирийцем, при этом основным его аргументом является уже упоминавшаяся нами фраза из некролога, говоряшая о том, что Ай-сюэ был рекомендован Гуюку сирийцем-несторианином Раббан-атой, « по причине искони присущей [им обоим] религии» [21, т. II, с. 402]. Стоит отметить, что этот довод нельзя признать убедительным – вряд ли можно требовать от китайского интеллектуала XIV в. Чэн Цзю-фу ясного понимания принципиальных отличий христианства несторианского толка от, например, католичества или армянского монофизитства[25].
В западной литературе Ай-сюэ впервые упомянут в статье П. Пеллио «Христиане в Центральной Азии и на Дальнем Востоке», опубликованной в 1914 г. (см. [57, с. 623-644]). В этом исследовании, среди прочего, отмечается, что Фу-линь в монгольскую эпоху должен был значить, скорее всего, примерно то же самое, что и Фа-лан – то есть Западную Европу. Тем не менее, относительно Ай-сюэ он пишет, что это был христианин сирийского происхождения, имена его деда и отца – арабские, а дети носят имена, распространённые в то время среди несториан (см. [57, с. 638-639]).
Однако, точная реконструкция иностранных имён по китайской транскрипции всегда весьма проблематична, почти во всех случаях допустимо несколько вариантов, таким образом, использовать её как базовый аргумент несколько опрометчиво. При этом, транскрипции имён отца и деда Ай-сюэ не достаточно прозрачны (можно представить в качестве их «прототипов» имена как арабские, так и сирийские или европейские), а «несторианские» имена его детей, в сущности, мало что доказывают – даже если бы он был европейцем, он, скорее всего, был близок к сирийско-онгутско-уйгурской несторианской общине, как к единственной сколько-нибудь заметной христианской общине Китая того времени (значительные католические приходы появились на Дальнем Востоке только в самом конце XIII – начале XIV в., в связи с деятельностью Джованни да Монтекорвино, будущего епископа Ханбалыка, и его спутников-францисканцев (подробнее см. [66, с. 333-377; 63, с. 74-75])). По всей вероятности, из этой общины происходила его жена Сара, и вполне естественно, что их детям (крещёным, скорее всего, несторианским священником по несторианскому же обряду) были даны принятые среди членов общины имена.
Даже сам Ай-сюэ мог переделать своё имя в похожее, но более «несторианское» по форме – а значит, более распространённое и менее странное на слух (П. Пеллио пишет, что такое имя встречается также на надписях, найденных в Каракоруме (см. [57, с. 639])). К тому же, если от рождения он не был несторианином, то в Китае, чтобы лучше интегрироваться в жизнь и иметь возможность посещать церковь и принимать участие в религиозных ритуалах, он мог принять крещение по несторианскому обряду и, следовательно, получить новое имя, скорее всего, сирийское.
Однако изменить имена предков – задача гораздо более трудная. Исходя из всего сказанного, тот факт, что имена самого Ай-сюэ, его жены и детей абсолютно «прозрачны» и были достаточно распространенными, а его деда и отца почти не поддаются расшифровке и нигде кроме биографии Ай-сюэ не встречаются, заставляет задуматься. Возможно, имена предков, как и само происхождение Ай-сюэ, были редки и исключительны для Китая того времени. Тогда навряд ли он был сирийцем.
Возвращаясь к статье П. Пеллио, необходимо отметить, что она очень невелика, и автор, помимо рассуждения об именах, не приводит больше никаких других аргументов относительно сирийского происхождения Ай-сюэ.
П. Пеллио отмечает, что эта его статья – всего лишь предварительный очерк, набросок большого комплекса проблем, связанных с историей христианства в Азии, и что он намерен осуществить гораздо более подробное исследование по этим вопросам. К сожалению, проектам этим не суждено было осуществиться. Но, в основном благодаря огромному авторитету П. Пеллио, с этого момента положение о ближневосточном происхождении Ай-сюэ стало для европейских учёных (в отличие от китайских) почти аксиомой.
А. Моул в 1915 г. в статье, написанной в соавторстве с Л. Джайлсом, упоминает «западного христианина Ай-се» («western christian Ai-hsieh») [56, с. 653], но в монографии 1930 г., где Ай-сюэ уделено немало места, на вопросе его происхождения специально не останавливается, отмечая только, что он был «тот, кого Пеллио определил как арабскоговорящего сирийца» [55, с. 229-230].
В большинстве западных исследований, посвященных более общим проблемам, где Ай-сюэ упоминается лишь вскользь, в данном вопросе авторы ограничиваются ссылкой на П. Пеллио или на А. Моула (то есть, фактически, тоже на П. Пеллио). Исключением является книга Т. Альсена «Культура и завоевания в монгольской Евразии», где автор пытается более подробно обосновать гипотезу о сирийском происхождении Ай-сюэ. Однако, по-нашему мнению, его доводы нельзя счесть достаточно убедительными. Он вполне безапелляционно заявляет, что Фу-линь обозначает Рум (что верно для многих случаев, но, как мы видели, далеко не всегда), и при этом ссылается на текст стелы, где относительно значения этого термина нет никаких разъяснений. Далее, он предполагает, что Ай-сюэ - это некий ‘Исā, врач, упомянутый в хронике Бар Эбреуса: «В это время (около 1240 г. – С.Д.) ‘Исā, врач из Эдессы, который был учеником врача Хасрāна, был знаменит в Мелитене. Этот человек уехал из Мелитены в Киликию, жил там и служил королю, и он построил основание великолепной церкви во имя святого Мāр Бар Сāумы» [64, т. I, с. 409-410]. Т. Алльсен предполагает, что этот Иса участвовал в армянском посольстве, которое было послано ко двору Гуюка под руководством Смбата Спарапета (1247-1250), и был приглашен остаться там (см. [34, с. 149]).
Нам, однако, кажется странным, что Бар Эбреус, отметив участие Исы в основании церкви, ничего не сказал об его отъезде и карьере в Китае, которым, отметим, автор хроники очень интересовался. Ещё более трудно объяснить тот факт, что Ай-сюэ, как мы видели, начал свою карьеру в возрасте приблизительно двадцати лет (Т. Алльсен не оспаривает 1227 г. как дату его рождения, а Гуюк, как известно, правил в 1246-1248 гг.), т. е. у него никак не было времени стать в Мелитене известным врачом и послужить армянскому царю в Киликии.
Проанализировав китайские источники, можно прийти к выводу, что исходя из сообщаемых в них данных уверенно решить вопрос о происхождении Ай-сюэ невозможно. Не одна из точек зрения не может быть достаточно аргументирована.
Однако Ай-сюэ упоминается не только в китайских источниках. Из его биографий нам известно, что он был участником как минимум одного посольства в Персию, ко двору ильханов: «В четвертом месяце [года] гуй-вэй (29.IV – 27.V. 1283 г. – С.Д.), летом, выбирали способных [людей] чтобы отправить [их] в посольство ко дворам всех князей Северо-Запада, и так как гун уже несколько раз [участвовал] в посольствах, [он был избран]. У границы [ему] был представлен чэн-сян Бо-ло 博囉丞相, [ещё один участник посольства]. На обратном пути [они] повстречались с бунтовщиками[26], и послы потеряли друг друга. Гун, не обращая внимания на стрелы и камни, [сумел] выйти из [этой] земли смерти, и только через два года [пути] достиг столичного округа. [Он] прибыл на аудиенцию, неся в свёртке драгоценные одежды, [которые] были ему пожалованы князем А-лу-хуэй-у 阿魯輝吾[27], и тут же сделал [весьма подробный] доклад о дороге туда и обратно. Император был очень доволен, и, вздохнув с восхищением, сказал придворным сановникам: “Бо-ло родился в моих землях, кормился от моих милостей, но чувствует себя [хорошо и] покойно там, [а] Ай-суй рождён там[28], его семья там, но [он] остался верен мне! [О,] почему [они] столь далеки друг от друга [по своим добродетелям]?!” [За свои заслуги Ай-сую] была пожалована [должность] пин-чжан чжэн-ши, но [из скромности он] отказался [принять её]» [29, с. 54].
Это посольство отмечено также в знаменитой истории Рашид-ад-Дина, который пишет, что зимой 1284-1285 гг. от великого хана прибыло посольство с инвеститурой (ūrdūqiyā для Аргуна, в составе чинсанга Пулада[29] и Иса Кульчи - «переводчика» (см. [10, т. III, с. 116])[30]. Ильхан Аргун пишет об этом посольстве (речь идёт в том числе о «Ise tercimam»; терчиман также значит «переводчик» - С.Д.) в письме Папе, от которого до нас дошёл лишь не слишком ясный латинский перевод (текст письма см. [47, с. 191]).
В других частях хроники Рашид-ад-Дина рассказывается ещё о ряде эпизодов из жизни Ай-сюэ в Китае. В них он именуется ‘Исā Тарсā[31] Калямчи («Писец») (несколько другую форму его именования можно объяснить тем, что эту часть хроники писал иной автор, нежели описывавший прибытие посольства 1284-1285 гг.), и выведен как ярый враг мусульман. Согласно одному из них, однажды во время правления Хубилая, Иса, вместе с двумя другими сановниками, по имени Ибн Ма’āлин и Байдак, убедил императора запретить мусульманам под страхом смерти резать баранов, следуя предписаниям Корана (монгольский традиционный способ был иным – барана убивали ударом в сердце, не проливая крови), и проводить обрезание, а также оклеветал известного богослова Маулāнā Бурхāн аль-Дин Бухāри, который был сослан в Южный Китай, где и умер. Наконец, через семь лет притеснений, мусульманские купцы решили поднести богатые дары визиру (по-видимому, имеется ввиду один из крупных придворных сановников, так как поста визира в Китае, разумеется, не было – С.Д.), чтобы он сообщил Хубилаю, что мусульмане будут вынуждены навсегда покинуть страну, если запреты не будут отменены, что нанесет непоправимый ущерб торговле, и великий хан был вынужден пойти на уступки (см. [10, т. II, с. 190-191]).
В другой раз, уже в правление Тимура (монгольское тронное имя Олджайту-хан, храмовое имя Чэн-цзун - «Счастливый предок», родился 1265 г., правил в 1295-1307 гг.), двенадцать чиновников, среди которых был и Иса, были уличены в мошенничестве с драгоценными камнями (они были приобретены казной у иноземного торговца, и указанные сановники добились, чтобы их оценили[32] в 60 тысяч балышей[33] – вдвое больше их реальной стоимости, с целью присвоить разницу). Мошенники были брошены в тюрьму и приговорены к смерти. За них просила императрица Кокегунь-хатун, но император был непреклонен. Лишь ламе Танба-бакши, очень чтимому Тимуром, удалось убедить его, что положение требует освободить арестованных. Они были помилованы, но их обязали, тем не менее, возместить казне 30 тысяч балышей, присвоенных ими (см. [10, т. II, с. 213]).
Ни одна из двух историй не отмечена в китайских биографиях Ай-сюэ (впрочем, стоит отметить, что служебные «неудачи», если они не приводили к гибели героя, редко находили отражение в официальных биографиях). Возможно, что изложенные эпизоды были придуманы автором (или его информаторами), чтобы осмеять христиан-сановников великих ханов. Однако, они могут быть косвенно основаны и на каких-нибудь реальных событиях. Например, Кэ Шао-минь сообщает, что в 1276 г. Ай-сюэ удалось разрушить интриги Ахмада Фанакати[34], главы мусульманской партии при дворе Хубилая, против знаменитого генерала Баяна[35], что может подтверждать отмеченную в первом эпизоде из Рашид-ад-Дина враждебность Ай-сюэ по отношению к последователям ислама.
Вторая история может быть отзвуком того, что, как можно понять из китайских биографий, во время правления Тимура Ай-сюэ потерял значительную часть своего влияния и даже во дворец приглашался достаточно редко, о чём сообщается в тексте его надгробной стелы: «[В год] гуй-мао [эры правления] Да-дэ[36] (19.I. 1303 г. – 5.II.1304 г. – С.Д.) император был неспокоен, выходя [из дворца] по государственным делам, [он был вынужден] пользоваться второстепенными боковыми воротами и боковыми дверями, [опасаясь мятежников]. В восьмом месяце, осенью, в столичном округе было землетрясение. Императрица (букв.: Средний Дворец – С.Д.) пригласила гуна (Ай-сюэ – С.Д.) и сказала: “Вы знаете небесные знамения, это [землетрясение] не вызвано ли [недовольством] подданных?” Гун ответил: “Боги неба и земли предостерегают [правителей]. Причем [здесь] народ ? [Впрочем,] я бы хотел хорошо обдумать эту [проблему]”. [Императрица] сказала: “Почему Вы не сказали этого раньше?” Гун сказал: “Когда [я], раб, служил Ши-цзу, [то когда бы] я [ни] пришёл к императору, даже если [он] был в постели или ел, [всё равно] никогда не отказывал [мне] в аудиенции. А теперь я [напрасно] провожу дни и месяцы, без малейшей возможности прийти [во дворец] чтобы служить [Его Величеству]. Как же [мои] слова могли бы достичь [Вас]?” В течение нескольких следующих лет изо дня в день было всё больше бедствий, [но] силы гуна [таяли] от старости, слабость изменила его, [а] справедливые слова, слишком прямо порицающие [действия правителей], не были приняты [к сведению].» [29, с. 55].
В любом случае, даже если эти истории основаны на несколько приукрашенной действительности, они, сообщая интересные сведения о чёрных полосах в жизни Ай-сюэ, не отмеченных в его официальных китайских панегириках, не дают нам ничего нового относительно его происхождения.
Таким образом, единственное, о чём можно уверено заявлять – это то, что Ай-сюэ был христианином. Ни доказать, ни опровергнуть гипотезу его европейского, равно как и ближневосточного происхождения, не представляется возможным. Сторонники обеих точек зрения приводят явно недостаточное количество аргументов в пользу своих утверждений, поскольку явных свидетельств в источниках нет, и любое утверждение может быть опровергнуто. Без сомнения, проблема происхождения Ай-сюэ не относится к главным вопросам китайской или монгольской истории, и авторам, пишущим работы по более общим темам, обычно некогда детально заниматься ею. Поэтому обычно Ай-сюэ считается сирийцем, причём на данный момент в европейской литературе это фактически стало общим местом, в чём немалую роль сыграл авторитет П. Пеллио.
Впрочем, есть и интересные исключения. В начале XX в. академик В. Бартольд высказал предположение, что Ай-сюэ можно отождествить с другим таинственным персонажем эпохи, известным под именем пизанца Изола (см. [2]). Посмотрим, не даст ли нам чего-нибудь нового проверка гипотезы В. Бартольда.
Пизанец Изол известен по целому комплексу, как европейских, так и ближневосточных источников. Армянский историк Степанос Орбелиани пишет, что около 1288 г. будущий ильхан Олджайту (родился в 1281 г., правил в 1304-1316 гг.) был крещен и наречен Феодосием «знатным франком, именующимся сир Чол» (цит. по: [58, с. 495]). Навряд ли приведённую дату можно считать достаточно точной - все рассказы христианских источников о крещении членов семьи чингисидов несут на себе определённую печать легендарности. Сообщение указывает скорее на то, что этот « сир Чол » был среди самых влиятельных христиан при дворе ильханов[37].
П. Пеллио отмечает : « если учитывать, что монгольское произношение инициальной “i” таково, что она легко переходит во взрывную палатальную (ĵič, и даже в денто-спирантную (dz, ts), то кажется вполне естественным, что латинской формой его имени, в нескольких вариантах, почти одинаково вероятных, могло бы быть Isolus, Ozolus, или даже Iolus » [58, с. 497].
В части всемирной истории Рашид-ад-Дина, посвященной европейским странам, мы находим следующие сведения: «Пизā, владеет множеством воинов на суше и на море, тот, кто зовётся Ğōl Bahādur, который поддерживает дружбу и согласие с монгольскими правителями (pādisāh) семьи Чингис Хана, тут господин» [50, с. 22].
К сожалению, в пизанских архивах нет ничего об этом «господине». Однако, в ряде европейских документов Изол всё же упоминается. Первый раз он появляется в 1289 г.[38] – папа Николай IV (1288-1292) адресует ему одно из писем, датированных 13 июля, которые должен был взять с собой Джованни да Монтекорвино, отправлявшийся с миссией на Восток. Это были рекомендательные письма, содержавшие просьбу понтифика защищать христиан в дальних землях и помогать миссионерам. Они были предназначены «Argoni Regi Tartarorum», «Cobyla Cham, magno principi Tartarorum», «Principi Tartarorum» (скорее всего, их можно было передать любому монгольскому правителю, которого миссионеры могли бы встретить на своём пути) и «nobili viro Jolo de Pisis» («Laetamur in Domino», см. [65, т. V, с. 218-221])). Наличие имени Изола в списке адресатов показывает его чрезвычайно высокий статус, по крайней мере, в глазах папы (письмо ему стоит сразу после письма к «неизвестному монгольскому князю»), но, как ни досадно, в тексте, крайне обобщенном, нет никаких намёков на его местонахождение. Где же миссионеры должны были передать ему это письмо - в Китае или в Персии? Второе подобное письмо, ни в коей мере не проясняющее ситуацию, было написано папой непосредственно перед отъездом несколько задержавшихся миссионеров 13 августа 1291 г. («Accedit gratum», см. [62, т. IV, с.298]).
Абсолютное большинство документов, в которых идёт речь о нашем герое, датируется коротким периодом 1300-1301 гг. В это время ильхан Газан вынашивал планы организации совместной с христианскими державами Европы военной экспедиции против мамелюкского Египта, и Изол играл важную роль в её подготовке. Булла от 20 сентября 1300 г. называет его, с заметной долей неуверенности, «vicarius Sirie ac Terre Sancte a Casano imperatore Tartarorum, ut asserit, institutus» (цит. по [61, с. 188]).
Однако из хроники Макризи известно, что во время этой кампании Газан назначил в Сирию, которую предстояло завоевать, трёх наместников – военачальников Кипчака, Бектамира и Альбеки-Сафида (соответственно в Дамаск, Алеппо и Хомс, Триполи и Сахель), первым и главным из которых был Кипчак (см. [48, т. II, ч. 4, с. 156-159, 162]). Отсутствие среди них имени Изола может быть объяснено желанием Газана повысить статус пизанца в глазах европейцев (чуть дальше мы увидим, что в этот период Изол был фактически официальным представителем Газана в Европе, который должен был убедить Запад принять участие в кампании).
Стоит, впрочем, вспомнить и обещания Газана вернуть европейцам всю Святую Землю, если они помогут ему в войне с Египтом[39]. Изол мог быть назначен губернатором земель, которые предполагалось отдать европейцам, если те придут на помощь монголам. Естественно, решение вопросов передачи земель, их раздела и т.п. логично было доверить христианину (см. [61, с. 189]).
Однако европейцы вовсе не горели желанием вернуть себе Святую Землю. Правителей Запада гораздо больше увлекали европейские дела. Впрочем, явно отказаться от участия в богоугодном деле также было невозможно. Изол должен был уговаривать, хитрить, убеждать – и везде получать уклончивые ответы.
20 сентября 1300 г. Изол написал папе Бонифацию VIII (1294-1303) письмо, в котором сообщил ему, что некий «буржуа из Фамагусты, Вивьен де Гиннибальдо из Акры, был признан виновным в поставке в Египет запрещенного оружия, в противоречии с понтификальными запретами». Изол предложил заменить отлучение обязательством участвовать, вместе со своим кораблём, в экспедиции против Египта, или нанять вместо своего другой корабль. Бонифаций отправил в Фамагусту, где находился Изол, двух судей для расследования. 15 июня 1301 г. было принято решение - Вивьен де Гиннибальдо был обязан нанять корабль, каковой приговор был засвидетельствован нотариусом Ламберто ди Самбукето. Изол в акте назван «nobilisvir CiolusBofetidePisis» [61, с. 192-194], что, по мнению Ж. Ришара, может быть вариантом имени Pericciolus или Perizolus (см. [61, с. 187]).
Другое письмо, «пришедшее в Фамагусту в дом, где живет указанный господин Зол (Zolus), 25 марта [1301 г.]» - ответ «Золу ди Анестазио, поверенному (misaticus)[40] Газана, хана Тартар». Дело в том, что Изол отправил некоего «dominus Viscardius» (возможно, речь идёт о Бускареле ди Гизульфо, о котором мы упоминали выше, генуэзце, служившем ильханам, в основном в качестве посланника) в Италию, куда тот и прибыл в июле 1301 г., с распоряжением убедить Карла II Анжуйского, короля Сицилии, освободить из плена Стрена де Бонифанте, некогда служившего Газану в войнах против Египта. В письме Изола извещают, что его просьба выполнена, Стрена де Бонифанте освобождён и ему возвращено его имущество (см. [51, с. 34-37]).
Оба этих случая, не слишком важных с точки зрения подготовки совместной экспедиции, неплохо показывают, чем приходилось заниматься Изолу. Впрочем, они также иллюстрируют немалое уважение, выказываемое ему европейскими государями.
Несмотря на содействие папы, усилия Изола не принесли больших результатов. Только киприоты, бывшие ближе всего к театру военных действий, послали несколько галер. Сотня киприотских всадников, высадившись у Розетты, сожгла несколько арабских деревень, а затем христианские корабли, демонстративно пройдя ввиду александрийского рейда, удалились по направлению к Святой земле и некоторое время грабили сирийские берега, время от времени вступая в схватки с египетскими кораблями. Согласно одной их хроник, Изол (il signor Chiol) лично участвовал в этих морских сражениях, защищая знамя Газана[41].
На деле, жизнь и происхождение Изола вызывают ещё больше вопросов, чем ставит перед нами биография Ай-сюэ. Европеец на службе Газана, его полномочный представитель, возможно, ответственный за распределение Святой Земли между европейцами, буде они прибудут на помощь, должен был, без сомнения, быть одним из самых влиятельных христиан Персии, ведь крестным отцом царевича, без сомнения, охотно согласился бы быть и несторианский патриарх, и католический епископ Султании.
Очевидно, что его положение было неизмеримо выше уровня, достигнутого Бускарелем ди Гизульфо и другими европейцами на службе ильханов, о которых нам известно. Но период, когда он появляется в источниках, довольно непродолжителен – письма 1289 и 1291 гг., которые ничего не говорят ни о месте его пребывания, ни о занимаемых постах, история с крещением Олджайту, которую, даже если это не легенда, довольно трудно точно датировать, и, наконец, сведения о его деятельности в Европе в 1300-1301 г. – всё это укладывается в 12 лет.
Без всякого сомнения, чтобы сделать такую карьеру, нужно было быть влиятельным вельможей либо отпрыском весьма важного рода (Изол им не был, иначе о нём были бы хоть какие-то свидетельства в европейских архивах, но иной информации, помимо приведённой нами выше, пока не обнаружено), либо покинуть Европу в молодости, и посвятить долгие годы закреплению своих позиций на чужбине. Это, вероятнее всего, и случилось с Изолом, и потому он не успел попасть даже в нотариальные акты, довольно скрупулёзно отражавшие жизнь гражданина любой из итальянских морских республик того времени.
По всей вероятности, в Европе до 1300 г. о его существовании никто не знал, кроме пап. Мы видели, что даже киприоты называли его Чол, также, как он именуется, как мы помним, в восточных хрониках (вариант, основанный, как доказал П. Пеллио, на особенностях монгольского произношения). То есть киприоты не знали его европейского имени, употреблявшегося им в официальных документах. Вполне возможно, что и прозвище « пизанец » было основано скорее всего на его собственных словах. Иначе то, что на Кипре его именовали « по-монгольски », весьма трудно объяснить.
Одним словом, он внезапно появился на политической сцене, уже обладая в Персии весьма высоким положением, и также внезапно исчез безо всяких следов.
Вернёмся к Ай-сюэ. Мы знаем, что он возвратился из посольства в Персию в 1285 г., доказав тем самым верность императору, что стало началом его карьеры в высшем эшелоне власти. В том же 1285 г., он отказался от предложенной должности пин-чжан чжэн-ши, в 1287 г. стал главой Ми-шу цзяня, в 1289 г. – был назначен управлять Чун-фу сы, в 1294 г. – получил степень сюэ-ши чэн-чжи Академии Хань-линь, в 1297 г. – должность пин-чжан чжэн-ши, освобождённого от исполнения служебных обязанностей.
Однако, после этого в его биографиях – пауза до 1303 г. Вероятно, после смерти Хубилая, с которым его связывала искренняя симпатия, в 1294 г. влияние Ай-сюэ пошло на спад. Пост, дарованный ему в 1297 г. – скорее почётный титул, нежели наделение фактической властью, в отличие от того же поста, но сопряженного с выполнением реальных обязанностей, предложенного ему в 1285 г.
Формально, в 1300-1301 гг. он мог находиться в Персии, поскольку там служебные перспективы были гораздо более привлекательны по сравнению с Китаем, где он был в опале. Впрочем, он, как человек опытный, мог быть послан туда с официальной миссией Тимуром, в правление которого, после победы над мятежным Кайду, значительно участились связи между улусами империи. В тексте его некролога мы находим следующую фразу: «по границам [империи] утром – иней без конца, вечером – снег падает огромными хлопьями, [но он] уходил и возвращался, и снова – уходил и приходил назад» (цзи фу эр ван, фу ван эр гуй 既復而往, 復往而歸 [29, с. 55]. Пассаж, без сомнения, очень литературен, но также в нём можно усмотреть и информацию о том, что Ай-сюэ не раз отправлялся в дальние края. В других местах он также восхваляется как путешественник, как неутомимый посол, всегда готовый по приказанию хана идти на край света. Не будем забывать, что он был известен своими познаниями в языках западных стран – ценное качество, которое больше всего подходит для дипломатической карьеры.
Стоит помнить, что традиционная биография чиновника это, как правило, его послужной список. Описанные события его жизни иллюстрируют и поясняют этапы его карьеры, и упоминаются только с этой целью. Например, такому важному для человека событию, как брак, внимания почти никогда не уделяется, как, впрочем, не обращается внимание и на дату рождения (в отличие от даты смерти ; ведь рождается просто человек, а умирает чиновник, который в связи с кончиной получает те или иные посмертные титулы; впрочем, в биографии, помещенной в Юань ши, дата смерти также не указана, хотя, без сомнения, авторы её знали, ведь они основывали свой текст на данных стелы). Посольство 1283-1285 гг. принесло Ай-сюэ доверие императора и важные посты. Даже если ещё одно путешествие (или даже посольство) и имело место, но было неудачно, т. е. не принесло герою высочайшего благоволения и новых чинов и наград, то не было смысла упоминать его в биографии.
Если принять гипотезу о тождестве Изола и Ай-сюэ, то это объясняет, почему папа адресовал ему письма, он мог быть известен в Риме как самый влиятельный христианин монгольской империи, доверенное лицо императора, могущий быть полезным миссионерам, к 1291 г. могла дойти весть и о том, что он стал главой Чун-фу сы. Вряд ли на Западе понимали, что, в виду малой численности христиан в Китае, это далеко не самый важный пост в имперской администрации. Становится яснее, почему Изол был избран крёстным отцом Олджайту[42] – ведь он был важным христианином из столицы империи, приближенным великого хана – можно ли себе представить лучшего восприемника для принца-чингисида? Те же соображения, вероятно, позволили ему сразу добиться в Персии значительного влияния и быть назначенным полномочным представителем, которому было поручено организовать помощь европейцев в войне с Египтом (между прочим, если наши предположения верны, его личное участие в военных действиях против мамелюков в возрасте 73-74 лет не может не восхищать; к сожалению, в европейских источниках нет никаких свидетельств о возрасте Изола).
Однако, несмотря на то, что он сделал всё, что мог, миссия его была неудачной – он не сумел привести европейские войска на помощь Газану. Нетрудно представить себе, что после этого он предпочёл вернуться в Китай, где у него оставалась семья, а старшие дети, по всей видимости, были на государственной службе. Однако в Китае его время уже кончилось. Он был стар, да и Тимур, в отличие от Хубилая, не особенно ему доверял (вполне возможно, что он, как многие чиновники, действительно был замешан в каких-нибудь коррупционных аферах), он получал «пустые» титулы, и даже нечасто удостаивался приглашения на официальные церемонии во дворец.
В заключение, вернемся к уже упоминавшейся нами фразе из всемирной истории Рашид-ад-Дина: «Ğōl Bahādur, который поддерживает дружбу и согласие с монгольскими правителями (pādisāh) рода Чингис Хана». Произведение Рашид-ад-Дина, написанное по приказу Газана, источник исключительно официальный. Несмотря на то, что ильханы в политическом плане не зависели от Ханбалыка, формально они признавали свой вассалитет. Тот же Газан использовал в международной переписке печать китайского образца (возможно, дарованную великим ханом как знак инвеституры), где он, в полном соответствии с китайской иерархией, именуется ваном, т. е. князем, подданным императора – хуан-ди (см. [53, с. 483]). Титул же падишаха, употреблённый в приведенном отрывке, близок скорее к императорскому. Особенно в словосочетании «монгольский император рода Чингис Хана» титул этот должен указывать, скорее всего, на великого хана, главу монгольской империи и Золотого рода чингисидов. Несколько смущает то обстоятельство, что если Ğōl Bahādur – это Ай-сюэ, то получается, что в другом месте хроники он же упомянут под другими именами, Иса Калямчи или Иса Кульчи. Однако не будем забывать, что хроника Рашид-ад-Дина, замысел которой был необыкновенно широк, писалась разными людьми, более того, многие части книги создавались иностранцами - известно, что за историю Китая отвечали двое китайских учёных, Индии – буддийский монах из Кашмира, а историю «Франкистана» – Западной Европы (именно в этой части и упоминается Пиза и Ğōl Bahādur) – французский монах (см. [1, с. 58-59]). Не все разночтения можно было согласовать при редакции.
Если изложенные выше соображения о данном фрагменте из Рашид-ад-Дина действительно верны, то это самое яркое свидетельство того, что Изол и Ай-сюэ – одно и тоже лицо, и кое-кому в Персии Изол был известен своей карьерой в Китае и личными связями с императором. Возможно, свою роль сыграл именно факт, что этот текст писал христианский католический монах. До большинства учёных Персии вряд ли доходили слухи об Ай-сюэ, занимавшем, в имперском масштабе, не самую важную должность, но монах-миссионер мог быть наслышан от своих собратьев о «главном христианине Китая», которому писал сам папа.
Конечно, можно представить и ещё один вариант, а именно тот, что пизанец Изол служил в Китае и многого там добился (что объясняет его статус в Персии), при этом не будучи известным нам Ай-сюэ. Однако это всё же крайне маловероятно – европейцы на императорской службе были редки, и любой мало-мальски преуспевший, должен бы был, так или иначе, быть отмечен в китайских источниках.
Отсутствие в источниках более детальной информации, тем не менее, не даёт нам возможности уверенно утверждать, что предположение В. Бартольда верно, и Ай-сюэ и Изол - это один и тот же человек. Однако, как нам кажется, существует немало оснований, чтобы признать эту гипотезу по крайней мере весьма вероятной. Более того, тождество этих двух весьма загадочных персонажей проясняет, как мы попытались показать, многие тёмные места в их биографиях.
Как же Изол - Ай-сюэ попал ко двору Гуюка ? Возможно, он, подобно Марко Поло, был из семьи итальянских купцов, искавших выгоды в дальних странах, доселе закрытых и неизвестных, полных драгоценных товаров. Также не исключено, что он был взят в плен во время завоевательных походов. Лука Ваддинг, писавший свой труд в XVII в., и, следовательно, могший иметь в своём распоряжении некоторые источники, недоступные в настоящее время, полагал, что Изол имел некоторое отношение к Кафе (современная Феодосия, см. [65, с. 220, прим. 1]). Мы знаем, что в генуэзских и венецианских колониях в Причерноморье бывали и пизанские купцы, хотя и немногочисленные. Некоторые из них вполне могли попасть в плен к монголам во время их западного похода 1236-1242 гг.
Если наше предположение верно, то Изол - Ай-сюэ был одним из самых ярких персонажей своего времени, исключением даже для той эпохи, когда Запад и Восток, благодаря монгольским завоеваниям, стали ближе друг к другу, чем когда бы то ни было до этого. Его успешная карьера как в Китае, так и в Персии, ясно доказывает, что в отдельных случаях мобильность человека в средние века была не ниже, а может быть и выше, чем в наше время. Даже по отдельности два этих персонажа удивляют и заставляют задуматься как о пределах человеческой способности к адаптации, так и об удивительной космополитичности Pax Mongolica, столь отличной от закрытости христианской Европы той эпохи.
Приложение. Основные тексты из китайских источников, посвящённые Ай-сюэ.
1. Яо-шоу пин-чжан чжэн-ши, моу-тэ фэн Цинь го-гун 遙授平章政事某特封秦國公 (« [Указ] о пожаловании освобожденному [от исполнения служебных обязанностей] пин-чжан чжэн-ши, некоему выдающемуся [сановнику], [титула ] Цинь-го гуна »)[43].
2. Гу Цзинь-цзы гуан-лу да-фу, пин-чжан чжэн-ши, Хань-линь сюэ-ши чэн-чжи, ми-шу цзянь лин, чун-фу сы ши, Цинь-го гун, Ай-суй, цзэн туй Чэн се, Ли цзань, Чжи гун чэнь, Тай-ши, Кай-фу и-тун сань-сы, Шан чжу го, чжуй фэн Фу-линь ван, ши Чжун Сянь чжи 故金紫光祿大夫平章政事翰林學士承旨秘書監領崇福司事秦國公愛綏 贈推誠協力贊治功臣太師開府儀同三司上柱國追封拂林王謚忠獻制 («Указ даровать посмертные титулы Верного и Мудрого покойному цзинь-цзы гуан-лу да-фу, пин-чжан чжэн-ши, сюэ-ши чэн-чжи [Академии] Хань-линь, главе Ми-шу цзяня, управляющему Чун-фу сы, Цинь го-гуну Ай-суй[44], возвысить [его как] Искреннего Помощника, Сильную Опору, Сановника, Управляющего с [большим] мастерством, Тай ши, Кай-фу и-тун сань-сы, Шан чжу го [и] посмертно пожаловать [титулом] Фу-линь ван»)[45].
3.Гу ци Ша-ла ши чжуй фэн Фу-линь ван фу-жэнь чжи 故妻沙喇氏追封拂林王夫人制 (« Указ о пожаловании посмертного титула супруги (фу-жэнь) Фу-линь вана покойной жене [Ай-сюэ] госпоже Ша-ла »)[46].
4.Фу-линь Чжун Сянь ван шэнь дао бэй 拂林忠獻王神道碑 («Стела на пути духа Верного и Мудрого Фу-линь вана »)[47].
5.Ай-сюэ чжуань 愛薛傳 («Биография Ай-сюэ»)[48].
6.Ай-сюэ чжуань 愛薛傳 («Биография Ай-сюэ»)[49].
Как мы уже упоминали, самым информативным источником о жизни Ай-сюэ, без сомнения, стоит считать текст его надгробной стелы. Учитывая, что он никогда не был переведён ни на один из европейских языков, мы считаем возможным привести его здесь полностью.
Чэнь Цзю-фу. Стела на пути духа Верного и Мудрого Фу-линь вана.
«В первый год [эры правления] Хуан-цин[50] (8.II.1312 г. - 26.I.1313 г. – С.Д.), весной, император сказал так: “Наш [покойный владыка] Тай-цзу[51] первым получил Небесный мандат, Тай-цзун[52] и Сянь-цзун[53] [преодолевали большие] испытания, трудились изо всех сил, и добились [больших успехов], [а власть] Ши-цзу охватила десять тысяч племён. Сыновья и внуки, поколение за поколением, достигли в Нашей персоне величайшего успеха.
Великий сановник отдавал все свои силы, изнуряюще трудился и [должен быть] прославлен высочайше, [но] не был оценен [по заслугам]. Мы крайне опечалены!
Поэтому [Мы] приказываем наградить покойного цзинь-цзы гуан-лу да-фу, Цинь го-гуна Ай-суй, возвысить [его как] Искреннего Помощника, Сильную Опору, Сановника, Управляющего с [большим] мастерством, Тай ши, Кай-фу и-тун сань-сы, Шан чжу го [и] посмертно пожаловать [титулом] Фу-линь ван, даровать [ему] посмертные титулы Верного и Мудрого”.
[Также император] повелел мне, некоему рабу, составить текст, чтобы вырезать [его] на стеле на дороге, [ведущей] к могиле. [Вот мои] скромные замечания, [чей] смысл ясен.
Гун был уроженцем Фу-линя в западных краях, его дед – Ба-а-ла[54], отец – Бо-ло-му-су[55]. Гун был твёрд, просвещён, верен и искренен, по своей природе [склонен] соблюдать правила.
В языках всех царств западных краёв, астрономии и медицине не было ничего, чего бы [он] не изучил. Был некий Ле-бянь-а-да (Раббан-ата – С.Д.), [который] по причине искони присущей [им обоим] религии, представил [гуна] Дин-цзуну и рекомендовал его [как] мудреца. [Ай-суй] был приглашён прислуживать приближённым [императора], [он] осмеливался справедливыми речами увещевать [вышестоящих], [и потому] получил место в резиденции [будущего императора] Ши-цзу.
[В год] жэнь-сюй [эры правления] Чжун-тун (22.I.1262 г. - 9.II.1263 г. – С.Д.), весной, [император] приказал повсюду в столице провести в восьмой день второго месяца (27.VII.1262 г. - С.Д.) буддийские церемонии, повсеместно возвести близ улиц, по которым проследуют [процессии], башни, украшенные кистями пяти цветов, и собрать сотню певичек из дворцовой школы[56], чтобы [они] встречали, приветствуя, императорский экипаж. Гун вошёл [к императору] и сказал: “В то время как ныне Гао-ли (Корея – С.Д.) [лишь] недавно присоединена[57], Ли Тань снова изменил[58], по берегам в Хуай-хае[59] походные котлы [гремят] до самого рассвета[60], Поднебесная устала и истощена, открытые язвы ещё не зарубцевались, сейчас [делать] ненужные расходы – это не то, что [можно назвать] планами на благо Алтарю Земли и Злаков (государству – С.Д.)”. Император благосклонно принял этот [совет].
В полнолуние того же месяца император [намеревался] отбыть в Чан-чунь гун[61], так как [он] хотел остаться [там] на ночлег. Гун вбежал [к нему], и сказал, увещевая: “[Когда] правящий дом перемещает войска, [то] тогда солдаты находятся в беспокойстве, а отягощённый народ прекращает трудиться. [Пусть] Ваше Величество соизволит оставить в покое этот [монастырь]!”[62] В это время император ел, [выслушав это, он] с изумлённым видом закончил [трапезу], хлопнул гуна по спине в знак милости и сказал: “[Кажется], только Вы слышали [эти] мудрые слова!”[63] Кортеж немедленно вернулся. [Начиная] с этого дня [император] смотрел [на гуна] как на близкого человека. Будучи приближённым, гун также, [как и раньше], не скрывал ничего [из своих мыслей].
[В год] у-чэнь [эры правления] Чжи-юань (16.I.1268 г. – 2.II.1269 г. – С.Д.), весной, была большая охота в Синьани[64], в Баодинской [области][65], дни [охоты] были уже весьма долгими, гун в присутствии императора спросил собравшихся крестьян: “Вашему земледелию не причинен [никакой] ущерб?” В тот же день император прекратил [охоту].
По поводу того, что [император] прибыл в Шанду[66], в новом [дворце] Лян-тин[67] устроили большой пир, все князья и чиновники соперничали, чтобы [получить право] поднести [императору] вина. Гун вошёл и сказал: “Можно ли так пить ?!” Император опомнился, обнял гуна, поднял его с колен, сделал глоток из своего [кубка], левой рукой расправил усы и бороду гуна, и напоил [его] вином. А затем он сказал принцу-наследнику: “Имея подобных сановников, зачем Нам печалиться?”[68].
В четвертом месяце [года] гуй-вэй (29.IV-27.V.1283 г. – С.Д.), летом, выбирали способных [людей] чтобы отправить [их] в посольство ко дворам всех князей Северо-Запада, и так как гун уже несколько раз [участвовал] в посольствах, [он был избран]. У границы [ему] был представлен чэн-сян Бо-ло, [ещё один участник посольства]. На обратном пути [они] повстречались с бунтовщиками, и послы потеряли друг друга. Гун, не обращая внимания на стрелы и камни, [сумел] выйти из [этой] земли смерти, и только через два года [пути] достиг столичного округа. [Он] прибыл на аудиенцию, неся в свёртке драгоценные одежды, [которые] были ему пожалованы князем А-лу-хуэй-у, и тут же сделал [весьма подробный] доклад о дороге туда и обратно. Император был очень доволен, и потому, вздохнув с восхищением, сказал придворным сановникам: “Бо-ло родился в моих землях, кормился от моих милостей, но чувствует себя [хорошо и] покойно там, [а] Ай-суй рождён там, его семья там, но [он] остался верен мне ! [О,] почему [они] столь далеки друг от друга [по своим добродетелям]?!” [За заслуги Ай-сую] была пожалована [должность] пин-чжан чжэн-ши, но [из скромности он] отказался [принять её].
[Когда] император впервые поднялся на гору Вань-суй шань, то [он] издали оглядел [все] четыре предместья [столицы], [жители] которых выглядели больными от изнуряющей скученности, захотел туда поехать, [и] направился в крайне перенаселённый Южный город. Жители наполняли Даду, [и далеко] не всем удавалось получить ночлег. Стражники надзирали за шалашами и хижинами.
Убили, [принеся в жертву], новорождённого лосёнка и основали ведающее медициной и астрономией Западных краёв [управление], наречённое Гуан-хуэй сы, чтобы бесплатно лечить в столице одряхлевших и увечных, которые бедны и [потому] не сообщают [о своих несчастьях], [и] все, по словам гуна, дошли до крайности.
Дмитриев С.В.
Самый влиятельный христианин монгольской империи. Проблемы реконструкции биографии иноземца на монгольской службе // XXXV научная конференция «Общество и государство в Китае». М., 2005, c. 66-104 (3 п.л.).
читать дальше
Поднебесная [такова]: хотя и [можно] получить её,
сидя на лошади, [но] нельзя управлять [ею],
сидя на лошади[1].
Монголы, завоевав почти всю Азию, встали перед проблемой управления неисчислимым множеством оседлых народов, что всегда было решающим испытанием для империй, созданных кочевниками. Степняк должен был быть специалистом во всех делах и ремеслах, но наука управления большими людскими массами в мирное время, в них не входила – кочевое общество почти всегда разделено на мельчайшие ячейки – семьи, и в этом залог его жизнеспособности. Ситуация осложнялась огромным численным превосходством подчиненных народов[2].
Нам известно, что часть монгольской аристократии предлагала довольно оригинальное, хотя и совершенно фантастичное решение этой проблемы для Северного Китая – вырезать бóльшую часть оседлого населения и превратить пахотные земли в огромные пастбищные угодья. К счастью для Китая, да и для монголов, проект не был принят, благодаря усилиям Елюй Чу-цая, который убедил Угэдэя (родился в 1186 г., правил в 1229-1241 гг.), что хорошо организованная налоговая система принесет гораздо больше пользы, чем огромные пастбища (см. [16, цз. 146, с. 273]).
Системы управления в подчиненных регионах с оседлым населением обладали долгой историей, богатыми традициями и были наилучшим способом адаптированы к местным условиям. К тому же, победители всегда имели в своём распоряжении достаточное количество квалифицированных чиновников с большим практическим опытом, готовых служить новым хозяевам.
В тоже время негативные аспекты использования местных кадров были не менее очевидны. Трудно ожидать самоотверженной верности от полководцев и наместников, которые только что перешли на сторону монголов, изменив своим правителям. Восстание китайского генерала Ли Таня 李壇 [3], губернатора Шаньдуна, в 1262 г. заставило Хубилая (родился в 1219 г., правил в 1260-1294 гг., монгольское тронное имя Сецен-хан, китайское храмовое имя Ши-цзу, «Пращур эпохи») окончательно убедиться, что с китайскими чиновниками нужно быть крайне осторожным.
Стоит отметить, что монголы находились в гораздо более выгодной ситуации, чем кочевники, вторгавшиеся в Китай до них. Раньше завоевателям в лучшем случае удавалось подчинить себе лишь часть страны, а монголы, помимо Поднебесной, покорили большинство народов Азии. Они начали приглашать в Китай сэ-му-жэней 色目人: букв. - «людей с цветными глазами» (в отличие от черноглазых монголов и китайцев), большинство из которых были мусульманами из Центральной Азии, Восточного Туркестана и Ирана, а также христианами (в основном это были несториане из Персии, Сирии и уйгурских областей, а также европейцы, как, например, Марко Поло). Они стали привилегированной группой, второй по значимости после самих монголов (см. [31, с. 55; 54, с. 479]).
Итак, создание огромной империи, в мире, где большинство людей никогда не покидало окрестностей своей деревни, дало рождение невероятному явлению: чиновники-иностранцы правили народами в тысячах верст от своих родных мест.
Счастливая карьера в ином краю, в принципиально иной культурной среде – это всегда интересный феномен: даже сейчас, когда мир стал гораздо «теснее», а страны гораздо менее изолированы друг от друга, адаптация в другой обстановке остаётся тяжелым, часто непереносимым испытанием.
Конечно, такие люди не были многочисленны, особенно это касается христиан. Иногда у нас есть информация о них. Например, имеется некоторое количество довольно скудных свидетельств о службе при дворе ильханов генуэзца Бускареля (Бискареля) ди Гизульфо, который участвовал в нескольких посольствах к европейским правителям, или Томмазо из Сиенны, мечника гвардии ильханов (см. [61, с. 190]). Наибольшей известностью среди них без сомнения пользуется Марко Поло, несмотря на то, что, судя по всему, его реальное положение при дворе великого хана было значительно скромнее, чем он пытался показать в своей книге.
Китайские источники, довольно мало изученные по сравнению с европейскими, дают нам возможность несколько расширить список подобного рода персонажей, столь необычных для того времени. Одним из них был некий христианин Ай-сюэ 愛薛 [4], который после десятилетий верной службы занял место среди первых сановников империи, став приближенным советником нескольких великих ханов. Именно поэтому его карьера относительно подробно освещена в официальных китайских источниках, что принципиально отличает его от европейцев, служивших ильханам, о которых мы знаем только из редких упоминаний в дипломатической переписке.
В нашем распоряжении есть несколько текстов[5], посвященных Ай-сюэ. Это указы о пожаловании прижизненных и посмертных титулов ему и его жене Ша-ла, текст надгробной стелы (некролог) и биографии в Юань ши и Синь Юань ши, причём самым информативным источником, послужившим основой для более поздних биографий (особенно в Синь Юань ши) является именно стела.
Из текста надгробной стелы Ай-сюэ нам известно, что он умер в 1308 г., на восемьдесят втором году жизни[6], а поступил на службу при дворе ещё во время правления Гуюка[7], имея, следовательно, около двадцати лет от роду, и всю свою жизнь был верным слугой чингисидов. Его мудрость и познания в наречиях, астрономии и особенно медицине « западных краёв » позволили ему стать приближенным Хубилая.
В 1263 г. Ай-сюэ возглавил Си-юй и-яо сы[8] («Управление медицины западных краёв») и Си-юй син-ли сы («Управление астрономии западных краёв»). Но в списке государственных учреждений Юань ши данные учреждения не упоминаются – возможно, это были всего лишь несколько сэ-му-жэней - императорских лекарей и звездочётов при Хубилае, а «управлениями» их назвали биографы Ай-сюэ, чтоб поднять его статус. Так или иначе, восхождение Ай-сюэ по служебной лестнице началось именно благодаря его познаниям в медицине. В биографии Ай-сюэ в Юань ши сказано: «В четвёртый год [эры правления] Чжун-тун[9] [Ай-сюэ] приказали ведать делами двух управлений: Астрономии и Медицины Западных краёв, затем [они] были реорганизованы в Гуан-хуэй сы, и ему было приказано возглавить [это управление]» [16, цз. 134, с. 256]. По-видимому, об этом же событии сообщается и в «Основных записях » (本紀 бэнь цзи) Юань ши: «Весной десятого года [эры правления Чжи-юань[10] (1273 г. – С.Д.) реорганизовали основанную мусульманином (хуэй-хуэй 回回
Ай-сюэ Палату медицины и лекарств И-яо юань столичной области в Гуан-хуэй сы»[11] [16, цз. 8, с. 12].Более подробно о причинах основания Гуан-хуэй сы рассказывается в некрологе Ай-сюэ: «[Когда] император впервые поднялся на гору Вань-суй шань[12], то [он] издали оглядел [все] четыре предместья [столицы], [жители] которых выглядели больными от изнуряющей скученности, захотел туда поехать, [и] направился в крайне перенаселённый Южный город[13]. Жители наполняли Даду[14], [и далеко] не всем удавалось получить ночлег. Стражники надзирали за шалашами и хижинами. Убили, [принеся в жертву], новорождённого лосёнка и основали ведающее медициной и астрономией Западных краёв [управление], наречённое Гуан-хуэй сы, чтобы бесплатно лечить в столице одряхлевших и увечных, которые бедны и [потому] не сообщают [о своих несчастьях], [и] все, по словам гуна (имеется ввидуАй-сюэ – С.Д.), дошли до крайности » [29., с. 55]. Из данных стелы видно, что Ай-сюэ стоял у истоков Гуан хуэй сы, одного из отделов Великой Палаты Медицины Тай и юань, ведавшего мусульманской медициной, и это был первый серьёзный пост, которого он достиг.
За свою жизнь Ай-сюэ занимал много важных постов – возглавлял Гуан-хуэй сы (с 1268 г.), был главой Ми-шу цзяня (с 1287 г.), управлял Чун-фу сы (с 1289 г.), а также был удостоен должности пин-чжан чжэн-ши 平章政事, не сопряжённую с исполнением каких-либо конкретных служебных обязанностей, яо-шоу (遙授
пин-чжан чжэн-ши (1307 г.). Он был сюэ-ши чэн-чжи Академии Хань-линь и членом Палаты по составлению истории государства Хань-линь юань цзянь го-ши юань (1294 г.). Кроме того, ему были дарованы многочисленные почётные титулы: цзинь-цзы гуан-лу да-фу и Цинь-го гуна[15] (1307 г.); посмертно - Искреннего Помощника (Чэн се 誠協, Сильной Поддержки (Ли цзань 力贊, Сановника, управляющего с [большим] мастерством (Чжи гун чэнь 治功臣, Тай ши, Кай-фу и-тун сань-сы, Шан чжу го, Фу-линь вана[16], Верного и Мудрого (Чжун сян 忠獻.Согласно стеле, после смерти Ай-сюэ император пожаловал его семье « более 400 лянов[17] (ок. 15 кг – С.Д.) золота, 750 [лянов] (ок. 28 кг – С.Д.) серебра[18], 150 тысяч бумажными деньгами[19], и неподдающееся исчислению [множество] драгоценных камней, золотой и нефритовой утвари, драгоценных одежд, роскошных шапок с подвесками, парчовых одежд, белых лошадей[20]» [29, с. 55].
Если вернуться к началу биографии Ай-сюэ, то интересным и неясным остаётся вопрос его происхождения. Китайские источники сообщают, что он был « человеком [из страны] Фу-линь Западного Края » (Си-юй Фу-линь жэнь 西域弗林人
. Смысл географического термина Фу-линь (弗林, 拂林, 拂 菻 не всегда ясен, и биография Ай-сюэ – единственный случай его употребления в Юаньши.Впервые этот термин встречается в VΙΙ в. н.э., и тогда он обозначал, по всей видимости, Византию (см. [35, т. Ι, с. 144]), или даже сам Константинополь. Возможно, фу-линь – это транскрипция греческого слова polis, так часто сокращенно называли столицу Восточной Римской империи даже после османского завоевания) (см. [45, с. 286]). Однако известный китайский историк первой половины XX в. Чэнь Юань полагает, что Фу-линь нужно идентифицировать с Римом (см. [30, т. Ι, с. 17]).
Понятие Фу-линь довольно часто упоминается в текстах китайских несториан VIII-X вв., и в них оно обозначает Святую землю, а иногда, даже более конкретно – место рождения Иисуса Христа - Вифлеем. Иезуиты, первыми исследовавшие эти тексты, полагали, что под Фу-линем всегда следует понимать именно эти края (см. [25]).
В китайских текстах несколько более распространён близкий термин Фу-лан (佛郎, 拂郎, 富浪
или Фа-лан (發郎, являющийся транскрипцией широко употреблявшегося на Ближнем Востоке общего обозначения европейцев - франк), так обычно называли страны Западной Европы и людей, их населявших (см. [46, загадка])[21]. Конечно, китайские ученые XIII-XIV вв. могли легко путать эти вполне экзотические и редко употребляемые географические названия, к тому же сходные фонетически (П. Пеллио считает, что в ту эпоху смыслы их были близки и даже тождественны, так как « римские » коннотации Фу-линя были уже полностью забыты, см. [57, с. 637]). К тому же познания относительно Европы и Ближнего Востока не были слишком обширными и детальными. Даже под гораздо более распространённым понятием « Западный Край » (Си юй) в разных контекстах могли подразумеваться как земли современного Синьцзяна (Восточный Туркестан), так и фактически любые области, лежавшие к западу от Китая.
Однако тот факт, что биография Ай-сюэ – единственный случай употребления понятия Фу-линь в официальной историографии этой эпохи, заставляет задуматься. Возможно, происхождение Ай-сюэ было необычным даже для космополитического двора Хубилая.
Он получил титул Цинь-го гуна (о связи этого титула с термином Да Цинь, в древности обозначавшим, по всей видимости, Римскую империю или её азиатские земли, мы уже говорили), а после смерти был возведён в ранг Фу-линь вана, « князя Фу-линя ». Ни один из чиновников-иноземцев не получал титулов, столь недвусмысленно указывающих на его родные земли. Возможно, он был единственным выходцем их этих мест в окружении великих ханов, что и было отмечено вполне прозрачными титулами.
Однако, если вышеупомянутые термины говорят об азиатских частях римского мира, то выходцами оттуда можно назвать и сирийцев, которые в это время, в эпоху небывалого расцвета несторианства на Востоке, были сравнительно многочисленны в Китае, в том числе и среди чиновников, даже весьма высокого ранга[22]. Но если бы Ай-сюэ был сирийцем, навряд ли его происхождение сочли бы столь экзотичным, чтобы так это подчеркивать, а ведь фактически эпитеты, указывающие на происхождение, стоят в официальной титулатуре Ай-сюэ даже перед теми, которые подчеркивают его верность и мудрость.
Один раз в Юань ши он назван « мусульманином Ай-сюэ » (хуэй-хуэй Ай-сюэ 回回愛薛
[16, цз. 8, с. 12], из-за чего некоторые китайские учёные полагали, что он принадлежал к последователям ислама. Однако Чэнь Юань убедительно доказал, что эту запись не стоит понимать буквально (см. [30, с. 17]) – согласно тексту надгробной стелы, он был рекомендован Гуюку несторианским иерархом Раббан-атой[23], «по причине искони присущей [им обоим] религии» [29, с. 54]. К тому же, термин хуэй-хуэй, чаще всего действительно обозначавший именно мусульман, в то время мог применяться и вообще ко всем иноземцам - пришельцам с Запада. Например, нам известно, что иезуитам, прибывшим в Китай в XVI в., местные жители рассказывали о ши-цзы хуэй-хуэй 十字回回, (букв.: «мусульмане креста») – христианах, некогда живших в Китае, но ко времени прихода иезуитов давно исчезнувших (см. [63, с. 62])).Источники приводят имена его деда (Ба-а-ла) и отца (Бо-ло-му-су), жены (Ша-ла) и детей (сыновья: Е-ли-я, Та-эр-ха, Ха-сы, Кэ-ле-цзи-су, Лао-ха, Яо-нэ и дочь: А-на-си-му-сы). Вполне очевидно, что все эти имена представляют собой китайские транскрипции иностранных имён.
Для имён деда и отца Ай-сюэ нам известна только одна, кажущаяся при этом весьма сомнительной, реконструкция – соответственно Паоли и Полониас, иначе Полоний (см. [36, т. II, с. 31])[24]. Дети Ай-сюэ носили имена, весьма распространённые среди китайских христиан той эпохи, и реконструировать их гораздо легче – это Илия, Денха, Иса, Георгий (Горигос), Лука, Иоанн. Имя самого Ай-сюэ – скорее всего, вариант имени Иса (Иисус), а его жену, вероятно, звали Сара.
Других сведений, которые могут помочь нам в разрешении вопроса его происхождения, в источниках нет. Рассмотрим мнения, высказанные в литературе.
Китайские учёные, как и европейские, обращали внимание на этот персонаж в основном в больших обобщающих работах, посвященных истории Юань или связям Китая с Западом в период монгольского правления. При этом, что касается происхождения Ай-сюэ, согласия среди них не было и нет. Чэнь Юань, упоминая Ай-сюэ в «Истории христианской религии при Юань», в основном останавливается на проблеме его вероисповедания и убедительно доказывает, что тот был христианином (см. [30, с. 17]). Он также обращает внимание читателя на его титулы, которые, по мнению Чэнь Юаня, связаны с Римом. Чжан Син-лан в своём большом труде «Собрание источников по [истории] взаимоотношений Китая и Запада» упоминает Ай-сюэ в одной главе с семьей Поло, под общим заглавием « Европейцы, приехавшие в Китай на службу», полагает, что он был «европейцем » (оу-чжоу жэнь) и предлагает реконструкцию его имени – Жозеф или Жозе (см. [26, т. II, с. 60]). Учёный начала XX в. Ма Сян-бо, на которого в своей книге часто ссылается А. Шариньон, предполагал, что Ай-сюэ принадлежал к греческой церкви (см. [36, т. II, с. 35]). Наконец, современные историки Ян Цзянь-син и Ма Мань-пэн, видимо, следуя мнению Ма Сян-бо, считают его «христианином из Восточной Европы» [33, с. 436]. К сожалению, никто из этих учёных не объясняет свою позиции достаточно развёрнуто.
Один из крупнейших специалистов XX в. по истории династии Юань, Хань Жу-линь придерживается мнения, что Ай-сюэ был сирийцем, при этом основным его аргументом является уже упоминавшаяся нами фраза из некролога, говоряшая о том, что Ай-сюэ был рекомендован Гуюку сирийцем-несторианином Раббан-атой, « по причине искони присущей [им обоим] религии» [21, т. II, с. 402]. Стоит отметить, что этот довод нельзя признать убедительным – вряд ли можно требовать от китайского интеллектуала XIV в. Чэн Цзю-фу ясного понимания принципиальных отличий христианства несторианского толка от, например, католичества или армянского монофизитства[25].
В западной литературе Ай-сюэ впервые упомянут в статье П. Пеллио «Христиане в Центральной Азии и на Дальнем Востоке», опубликованной в 1914 г. (см. [57, с. 623-644]). В этом исследовании, среди прочего, отмечается, что Фу-линь в монгольскую эпоху должен был значить, скорее всего, примерно то же самое, что и Фа-лан – то есть Западную Европу. Тем не менее, относительно Ай-сюэ он пишет, что это был христианин сирийского происхождения, имена его деда и отца – арабские, а дети носят имена, распространённые в то время среди несториан (см. [57, с. 638-639]).
Однако, точная реконструкция иностранных имён по китайской транскрипции всегда весьма проблематична, почти во всех случаях допустимо несколько вариантов, таким образом, использовать её как базовый аргумент несколько опрометчиво. При этом, транскрипции имён отца и деда Ай-сюэ не достаточно прозрачны (можно представить в качестве их «прототипов» имена как арабские, так и сирийские или европейские), а «несторианские» имена его детей, в сущности, мало что доказывают – даже если бы он был европейцем, он, скорее всего, был близок к сирийско-онгутско-уйгурской несторианской общине, как к единственной сколько-нибудь заметной христианской общине Китая того времени (значительные католические приходы появились на Дальнем Востоке только в самом конце XIII – начале XIV в., в связи с деятельностью Джованни да Монтекорвино, будущего епископа Ханбалыка, и его спутников-францисканцев (подробнее см. [66, с. 333-377; 63, с. 74-75])). По всей вероятности, из этой общины происходила его жена Сара, и вполне естественно, что их детям (крещёным, скорее всего, несторианским священником по несторианскому же обряду) были даны принятые среди членов общины имена.
Даже сам Ай-сюэ мог переделать своё имя в похожее, но более «несторианское» по форме – а значит, более распространённое и менее странное на слух (П. Пеллио пишет, что такое имя встречается также на надписях, найденных в Каракоруме (см. [57, с. 639])). К тому же, если от рождения он не был несторианином, то в Китае, чтобы лучше интегрироваться в жизнь и иметь возможность посещать церковь и принимать участие в религиозных ритуалах, он мог принять крещение по несторианскому обряду и, следовательно, получить новое имя, скорее всего, сирийское.
Однако изменить имена предков – задача гораздо более трудная. Исходя из всего сказанного, тот факт, что имена самого Ай-сюэ, его жены и детей абсолютно «прозрачны» и были достаточно распространенными, а его деда и отца почти не поддаются расшифровке и нигде кроме биографии Ай-сюэ не встречаются, заставляет задуматься. Возможно, имена предков, как и само происхождение Ай-сюэ, были редки и исключительны для Китая того времени. Тогда навряд ли он был сирийцем.
Возвращаясь к статье П. Пеллио, необходимо отметить, что она очень невелика, и автор, помимо рассуждения об именах, не приводит больше никаких других аргументов относительно сирийского происхождения Ай-сюэ.
П. Пеллио отмечает, что эта его статья – всего лишь предварительный очерк, набросок большого комплекса проблем, связанных с историей христианства в Азии, и что он намерен осуществить гораздо более подробное исследование по этим вопросам. К сожалению, проектам этим не суждено было осуществиться. Но, в основном благодаря огромному авторитету П. Пеллио, с этого момента положение о ближневосточном происхождении Ай-сюэ стало для европейских учёных (в отличие от китайских) почти аксиомой.
А. Моул в 1915 г. в статье, написанной в соавторстве с Л. Джайлсом, упоминает «западного христианина Ай-се» («western christian Ai-hsieh») [56, с. 653], но в монографии 1930 г., где Ай-сюэ уделено немало места, на вопросе его происхождения специально не останавливается, отмечая только, что он был «тот, кого Пеллио определил как арабскоговорящего сирийца» [55, с. 229-230].
В большинстве западных исследований, посвященных более общим проблемам, где Ай-сюэ упоминается лишь вскользь, в данном вопросе авторы ограничиваются ссылкой на П. Пеллио или на А. Моула (то есть, фактически, тоже на П. Пеллио). Исключением является книга Т. Альсена «Культура и завоевания в монгольской Евразии», где автор пытается более подробно обосновать гипотезу о сирийском происхождении Ай-сюэ. Однако, по-нашему мнению, его доводы нельзя счесть достаточно убедительными. Он вполне безапелляционно заявляет, что Фу-линь обозначает Рум (что верно для многих случаев, но, как мы видели, далеко не всегда), и при этом ссылается на текст стелы, где относительно значения этого термина нет никаких разъяснений. Далее, он предполагает, что Ай-сюэ - это некий ‘Исā, врач, упомянутый в хронике Бар Эбреуса: «В это время (около 1240 г. – С.Д.) ‘Исā, врач из Эдессы, который был учеником врача Хасрāна, был знаменит в Мелитене. Этот человек уехал из Мелитены в Киликию, жил там и служил королю, и он построил основание великолепной церкви во имя святого Мāр Бар Сāумы» [64, т. I, с. 409-410]. Т. Алльсен предполагает, что этот Иса участвовал в армянском посольстве, которое было послано ко двору Гуюка под руководством Смбата Спарапета (1247-1250), и был приглашен остаться там (см. [34, с. 149]).
Нам, однако, кажется странным, что Бар Эбреус, отметив участие Исы в основании церкви, ничего не сказал об его отъезде и карьере в Китае, которым, отметим, автор хроники очень интересовался. Ещё более трудно объяснить тот факт, что Ай-сюэ, как мы видели, начал свою карьеру в возрасте приблизительно двадцати лет (Т. Алльсен не оспаривает 1227 г. как дату его рождения, а Гуюк, как известно, правил в 1246-1248 гг.), т. е. у него никак не было времени стать в Мелитене известным врачом и послужить армянскому царю в Киликии.
Проанализировав китайские источники, можно прийти к выводу, что исходя из сообщаемых в них данных уверенно решить вопрос о происхождении Ай-сюэ невозможно. Не одна из точек зрения не может быть достаточно аргументирована.
Однако Ай-сюэ упоминается не только в китайских источниках. Из его биографий нам известно, что он был участником как минимум одного посольства в Персию, ко двору ильханов: «В четвертом месяце [года] гуй-вэй (29.IV – 27.V. 1283 г. – С.Д.), летом, выбирали способных [людей] чтобы отправить [их] в посольство ко дворам всех князей Северо-Запада, и так как гун уже несколько раз [участвовал] в посольствах, [он был избран]. У границы [ему] был представлен чэн-сян Бо-ло 博囉丞相, [ещё один участник посольства]. На обратном пути [они] повстречались с бунтовщиками[26], и послы потеряли друг друга. Гун, не обращая внимания на стрелы и камни, [сумел] выйти из [этой] земли смерти, и только через два года [пути] достиг столичного округа. [Он] прибыл на аудиенцию, неся в свёртке драгоценные одежды, [которые] были ему пожалованы князем А-лу-хуэй-у 阿魯輝吾[27], и тут же сделал [весьма подробный] доклад о дороге туда и обратно. Император был очень доволен, и, вздохнув с восхищением, сказал придворным сановникам: “Бо-ло родился в моих землях, кормился от моих милостей, но чувствует себя [хорошо и] покойно там, [а] Ай-суй рождён там[28], его семья там, но [он] остался верен мне! [О,] почему [они] столь далеки друг от друга [по своим добродетелям]?!” [За свои заслуги Ай-сую] была пожалована [должность] пин-чжан чжэн-ши, но [из скромности он] отказался [принять её]» [29, с. 54].
Это посольство отмечено также в знаменитой истории Рашид-ад-Дина, который пишет, что зимой 1284-1285 гг. от великого хана прибыло посольство с инвеститурой (ūrdūqiyā
для Аргуна, в составе чинсанга Пулада[29] и Иса Кульчи - «переводчика» (см. [10, т. III, с. 116])[30]. Ильхан Аргун пишет об этом посольстве (речь идёт в том числе о «Ise tercimam»; терчиман также значит «переводчик» - С.Д.) в письме Папе, от которого до нас дошёл лишь не слишком ясный латинский перевод (текст письма см. [47, с. 191]). В других частях хроники Рашид-ад-Дина рассказывается ещё о ряде эпизодов из жизни Ай-сюэ в Китае. В них он именуется ‘Исā Тарсā[31] Калямчи («Писец») (несколько другую форму его именования можно объяснить тем, что эту часть хроники писал иной автор, нежели описывавший прибытие посольства 1284-1285 гг.), и выведен как ярый враг мусульман. Согласно одному из них, однажды во время правления Хубилая, Иса, вместе с двумя другими сановниками, по имени Ибн Ма’āлин и Байдак, убедил императора запретить мусульманам под страхом смерти резать баранов, следуя предписаниям Корана (монгольский традиционный способ был иным – барана убивали ударом в сердце, не проливая крови), и проводить обрезание, а также оклеветал известного богослова Маулāнā Бурхāн аль-Дин Бухāри, который был сослан в Южный Китай, где и умер. Наконец, через семь лет притеснений, мусульманские купцы решили поднести богатые дары визиру (по-видимому, имеется ввиду один из крупных придворных сановников, так как поста визира в Китае, разумеется, не было – С.Д.), чтобы он сообщил Хубилаю, что мусульмане будут вынуждены навсегда покинуть страну, если запреты не будут отменены, что нанесет непоправимый ущерб торговле, и великий хан был вынужден пойти на уступки (см. [10, т. II, с. 190-191]).
В другой раз, уже в правление Тимура (монгольское тронное имя Олджайту-хан, храмовое имя Чэн-цзун - «Счастливый предок», родился 1265 г., правил в 1295-1307 гг.), двенадцать чиновников, среди которых был и Иса, были уличены в мошенничестве с драгоценными камнями (они были приобретены казной у иноземного торговца, и указанные сановники добились, чтобы их оценили[32] в 60 тысяч балышей[33] – вдвое больше их реальной стоимости, с целью присвоить разницу). Мошенники были брошены в тюрьму и приговорены к смерти. За них просила императрица Кокегунь-хатун, но император был непреклонен. Лишь ламе Танба-бакши, очень чтимому Тимуром, удалось убедить его, что положение требует освободить арестованных. Они были помилованы, но их обязали, тем не менее, возместить казне 30 тысяч балышей, присвоенных ими (см. [10, т. II, с. 213]).
Ни одна из двух историй не отмечена в китайских биографиях Ай-сюэ (впрочем, стоит отметить, что служебные «неудачи», если они не приводили к гибели героя, редко находили отражение в официальных биографиях). Возможно, что изложенные эпизоды были придуманы автором (или его информаторами), чтобы осмеять христиан-сановников великих ханов. Однако, они могут быть косвенно основаны и на каких-нибудь реальных событиях. Например, Кэ Шао-минь сообщает, что в 1276 г. Ай-сюэ удалось разрушить интриги Ахмада Фанакати[34], главы мусульманской партии при дворе Хубилая, против знаменитого генерала Баяна[35], что может подтверждать отмеченную в первом эпизоде из Рашид-ад-Дина враждебность Ай-сюэ по отношению к последователям ислама.
Вторая история может быть отзвуком того, что, как можно понять из китайских биографий, во время правления Тимура Ай-сюэ потерял значительную часть своего влияния и даже во дворец приглашался достаточно редко, о чём сообщается в тексте его надгробной стелы: «[В год] гуй-мао [эры правления] Да-дэ[36] (19.I. 1303 г. – 5.II.1304 г. – С.Д.) император был неспокоен, выходя [из дворца] по государственным делам, [он был вынужден] пользоваться второстепенными боковыми воротами и боковыми дверями, [опасаясь мятежников]. В восьмом месяце, осенью, в столичном округе было землетрясение. Императрица (букв.: Средний Дворец – С.Д.) пригласила гуна (Ай-сюэ – С.Д.) и сказала: “Вы знаете небесные знамения, это [землетрясение] не вызвано ли [недовольством] подданных?” Гун ответил: “Боги неба и земли предостерегают [правителей]. Причем [здесь] народ ? [Впрочем,] я бы хотел хорошо обдумать эту [проблему]”. [Императрица] сказала: “Почему Вы не сказали этого раньше?” Гун сказал: “Когда [я], раб, служил Ши-цзу, [то когда бы] я [ни] пришёл к императору, даже если [он] был в постели или ел, [всё равно] никогда не отказывал [мне] в аудиенции. А теперь я [напрасно] провожу дни и месяцы, без малейшей возможности прийти [во дворец] чтобы служить [Его Величеству]. Как же [мои] слова могли бы достичь [Вас]?” В течение нескольких следующих лет изо дня в день было всё больше бедствий, [но] силы гуна [таяли] от старости, слабость изменила его, [а] справедливые слова, слишком прямо порицающие [действия правителей], не были приняты [к сведению].» [29, с. 55].
В любом случае, даже если эти истории основаны на несколько приукрашенной действительности, они, сообщая интересные сведения о чёрных полосах в жизни Ай-сюэ, не отмеченных в его официальных китайских панегириках, не дают нам ничего нового относительно его происхождения.
Таким образом, единственное, о чём можно уверено заявлять – это то, что Ай-сюэ был христианином. Ни доказать, ни опровергнуть гипотезу его европейского, равно как и ближневосточного происхождения, не представляется возможным. Сторонники обеих точек зрения приводят явно недостаточное количество аргументов в пользу своих утверждений, поскольку явных свидетельств в источниках нет, и любое утверждение может быть опровергнуто. Без сомнения, проблема происхождения Ай-сюэ не относится к главным вопросам китайской или монгольской истории, и авторам, пишущим работы по более общим темам, обычно некогда детально заниматься ею. Поэтому обычно Ай-сюэ считается сирийцем, причём на данный момент в европейской литературе это фактически стало общим местом, в чём немалую роль сыграл авторитет П. Пеллио.
Впрочем, есть и интересные исключения. В начале XX в. академик В. Бартольд высказал предположение, что Ай-сюэ можно отождествить с другим таинственным персонажем эпохи, известным под именем пизанца Изола (см. [2]). Посмотрим, не даст ли нам чего-нибудь нового проверка гипотезы В. Бартольда.
Пизанец Изол известен по целому комплексу, как европейских, так и ближневосточных источников. Армянский историк Степанос Орбелиани пишет, что около 1288 г. будущий ильхан Олджайту (родился в 1281 г., правил в 1304-1316 гг.) был крещен и наречен Феодосием «знатным франком, именующимся сир Чол» (цит. по: [58, с. 495]). Навряд ли приведённую дату можно считать достаточно точной - все рассказы христианских источников о крещении членов семьи чингисидов несут на себе определённую печать легендарности. Сообщение указывает скорее на то, что этот « сир Чол » был среди самых влиятельных христиан при дворе ильханов[37].
П. Пеллио отмечает : « если учитывать, что монгольское произношение инициальной “i” таково, что она легко переходит во взрывную палатальную (ĵič
, и даже в денто-спирантную (dz, ts), то кажется вполне естественным, что латинской формой его имени, в нескольких вариантах, почти одинаково вероятных, могло бы быть Isolus, Ozolus, или даже Iolus » [58, с. 497].В части всемирной истории Рашид-ад-Дина, посвященной европейским странам, мы находим следующие сведения: «Пизā, владеет множеством воинов на суше и на море, тот, кто зовётся Ğōl Bahādur, который поддерживает дружбу и согласие с монгольскими правителями (pādisāh) семьи Чингис Хана, тут господин» [50, с. 22].
К сожалению, в пизанских архивах нет ничего об этом «господине». Однако, в ряде европейских документов Изол всё же упоминается. Первый раз он появляется в 1289 г.[38] – папа Николай IV (1288-1292) адресует ему одно из писем, датированных 13 июля, которые должен был взять с собой Джованни да Монтекорвино, отправлявшийся с миссией на Восток. Это были рекомендательные письма, содержавшие просьбу понтифика защищать христиан в дальних землях и помогать миссионерам. Они были предназначены «Argoni Regi Tartarorum», «Cobyla Cham, magno principi Tartarorum», «Principi Tartarorum» (скорее всего, их можно было передать любому монгольскому правителю, которого миссионеры могли бы встретить на своём пути) и «nobili viro Jolo de Pisis» («Laetamur in Domino», см. [65, т. V, с. 218-221])). Наличие имени Изола в списке адресатов показывает его чрезвычайно высокий статус, по крайней мере, в глазах папы (письмо ему стоит сразу после письма к «неизвестному монгольскому князю»), но, как ни досадно, в тексте, крайне обобщенном, нет никаких намёков на его местонахождение. Где же миссионеры должны были передать ему это письмо - в Китае или в Персии? Второе подобное письмо, ни в коей мере не проясняющее ситуацию, было написано папой непосредственно перед отъездом несколько задержавшихся миссионеров 13 августа 1291 г. («Accedit gratum», см. [62, т. IV, с.298]).
Абсолютное большинство документов, в которых идёт речь о нашем герое, датируется коротким периодом 1300-1301 гг. В это время ильхан Газан вынашивал планы организации совместной с христианскими державами Европы военной экспедиции против мамелюкского Египта, и Изол играл важную роль в её подготовке. Булла от 20 сентября 1300 г. называет его, с заметной долей неуверенности, «vicarius Sirie ac Terre Sancte a Casano imperatore Tartarorum, ut asserit, institutus» (цит. по [61, с. 188]).
Однако из хроники Макризи известно, что во время этой кампании Газан назначил в Сирию, которую предстояло завоевать, трёх наместников – военачальников Кипчака, Бектамира и Альбеки-Сафида (соответственно в Дамаск, Алеппо и Хомс, Триполи и Сахель), первым и главным из которых был Кипчак (см. [48, т. II, ч. 4, с. 156-159, 162]). Отсутствие среди них имени Изола может быть объяснено желанием Газана повысить статус пизанца в глазах европейцев (чуть дальше мы увидим, что в этот период Изол был фактически официальным представителем Газана в Европе, который должен был убедить Запад принять участие в кампании).
Стоит, впрочем, вспомнить и обещания Газана вернуть европейцам всю Святую Землю, если они помогут ему в войне с Египтом[39]. Изол мог быть назначен губернатором земель, которые предполагалось отдать европейцам, если те придут на помощь монголам. Естественно, решение вопросов передачи земель, их раздела и т.п. логично было доверить христианину (см. [61, с. 189]).
Однако европейцы вовсе не горели желанием вернуть себе Святую Землю. Правителей Запада гораздо больше увлекали европейские дела. Впрочем, явно отказаться от участия в богоугодном деле также было невозможно. Изол должен был уговаривать, хитрить, убеждать – и везде получать уклончивые ответы.
20 сентября 1300 г. Изол написал папе Бонифацию VIII (1294-1303) письмо, в котором сообщил ему, что некий «буржуа из Фамагусты, Вивьен де Гиннибальдо из Акры, был признан виновным в поставке в Египет запрещенного оружия, в противоречии с понтификальными запретами». Изол предложил заменить отлучение обязательством участвовать, вместе со своим кораблём, в экспедиции против Египта, или нанять вместо своего другой корабль. Бонифаций отправил в Фамагусту, где находился Изол, двух судей для расследования. 15 июня 1301 г. было принято решение - Вивьен де Гиннибальдо был обязан нанять корабль, каковой приговор был засвидетельствован нотариусом Ламберто ди Самбукето. Изол в акте назван «nobilisvir CiolusBofetidePisis» [61, с. 192-194], что, по мнению Ж. Ришара, может быть вариантом имени Pericciolus или Perizolus (см. [61, с. 187]).
Другое письмо, «пришедшее в Фамагусту в дом, где живет указанный господин Зол (Zolus), 25 марта [1301 г.]» - ответ «Золу ди Анестазио, поверенному (misaticus)[40] Газана, хана Тартар». Дело в том, что Изол отправил некоего «dominus Viscardius» (возможно, речь идёт о Бускареле ди Гизульфо, о котором мы упоминали выше, генуэзце, служившем ильханам, в основном в качестве посланника) в Италию, куда тот и прибыл в июле 1301 г., с распоряжением убедить Карла II Анжуйского, короля Сицилии, освободить из плена Стрена де Бонифанте, некогда служившего Газану в войнах против Египта. В письме Изола извещают, что его просьба выполнена, Стрена де Бонифанте освобождён и ему возвращено его имущество (см. [51, с. 34-37]).
Оба этих случая, не слишком важных с точки зрения подготовки совместной экспедиции, неплохо показывают, чем приходилось заниматься Изолу. Впрочем, они также иллюстрируют немалое уважение, выказываемое ему европейскими государями.
Несмотря на содействие папы, усилия Изола не принесли больших результатов. Только киприоты, бывшие ближе всего к театру военных действий, послали несколько галер. Сотня киприотских всадников, высадившись у Розетты, сожгла несколько арабских деревень, а затем христианские корабли, демонстративно пройдя ввиду александрийского рейда, удалились по направлению к Святой земле и некоторое время грабили сирийские берега, время от времени вступая в схватки с египетскими кораблями. Согласно одной их хроник, Изол (il signor Chiol) лично участвовал в этих морских сражениях, защищая знамя Газана[41].
На деле, жизнь и происхождение Изола вызывают ещё больше вопросов, чем ставит перед нами биография Ай-сюэ. Европеец на службе Газана, его полномочный представитель, возможно, ответственный за распределение Святой Земли между европейцами, буде они прибудут на помощь, должен был, без сомнения, быть одним из самых влиятельных христиан Персии, ведь крестным отцом царевича, без сомнения, охотно согласился бы быть и несторианский патриарх, и католический епископ Султании.
Очевидно, что его положение было неизмеримо выше уровня, достигнутого Бускарелем ди Гизульфо и другими европейцами на службе ильханов, о которых нам известно. Но период, когда он появляется в источниках, довольно непродолжителен – письма 1289 и 1291 гг., которые ничего не говорят ни о месте его пребывания, ни о занимаемых постах, история с крещением Олджайту, которую, даже если это не легенда, довольно трудно точно датировать, и, наконец, сведения о его деятельности в Европе в 1300-1301 г. – всё это укладывается в 12 лет.
Без всякого сомнения, чтобы сделать такую карьеру, нужно было быть влиятельным вельможей либо отпрыском весьма важного рода (Изол им не был, иначе о нём были бы хоть какие-то свидетельства в европейских архивах, но иной информации, помимо приведённой нами выше, пока не обнаружено), либо покинуть Европу в молодости, и посвятить долгие годы закреплению своих позиций на чужбине. Это, вероятнее всего, и случилось с Изолом, и потому он не успел попасть даже в нотариальные акты, довольно скрупулёзно отражавшие жизнь гражданина любой из итальянских морских республик того времени.
По всей вероятности, в Европе до 1300 г. о его существовании никто не знал, кроме пап. Мы видели, что даже киприоты называли его Чол, также, как он именуется, как мы помним, в восточных хрониках (вариант, основанный, как доказал П. Пеллио, на особенностях монгольского произношения). То есть киприоты не знали его европейского имени, употреблявшегося им в официальных документах. Вполне возможно, что и прозвище « пизанец » было основано скорее всего на его собственных словах. Иначе то, что на Кипре его именовали « по-монгольски », весьма трудно объяснить.
Одним словом, он внезапно появился на политической сцене, уже обладая в Персии весьма высоким положением, и также внезапно исчез безо всяких следов.
Вернёмся к Ай-сюэ. Мы знаем, что он возвратился из посольства в Персию в 1285 г., доказав тем самым верность императору, что стало началом его карьеры в высшем эшелоне власти. В том же 1285 г., он отказался от предложенной должности пин-чжан чжэн-ши, в 1287 г. стал главой Ми-шу цзяня, в 1289 г. – был назначен управлять Чун-фу сы, в 1294 г. – получил степень сюэ-ши чэн-чжи Академии Хань-линь, в 1297 г. – должность пин-чжан чжэн-ши, освобождённого от исполнения служебных обязанностей.
Однако, после этого в его биографиях – пауза до 1303 г. Вероятно, после смерти Хубилая, с которым его связывала искренняя симпатия, в 1294 г. влияние Ай-сюэ пошло на спад. Пост, дарованный ему в 1297 г. – скорее почётный титул, нежели наделение фактической властью, в отличие от того же поста, но сопряженного с выполнением реальных обязанностей, предложенного ему в 1285 г.
Формально, в 1300-1301 гг. он мог находиться в Персии, поскольку там служебные перспективы были гораздо более привлекательны по сравнению с Китаем, где он был в опале. Впрочем, он, как человек опытный, мог быть послан туда с официальной миссией Тимуром, в правление которого, после победы над мятежным Кайду, значительно участились связи между улусами империи. В тексте его некролога мы находим следующую фразу: «по границам [империи] утром – иней без конца, вечером – снег падает огромными хлопьями, [но он] уходил и возвращался, и снова – уходил и приходил назад» (цзи фу эр ван, фу ван эр гуй 既復而往, 復往而歸
[29, с. 55]. Пассаж, без сомнения, очень литературен, но также в нём можно усмотреть и информацию о том, что Ай-сюэ не раз отправлялся в дальние края. В других местах он также восхваляется как путешественник, как неутомимый посол, всегда готовый по приказанию хана идти на край света. Не будем забывать, что он был известен своими познаниями в языках западных стран – ценное качество, которое больше всего подходит для дипломатической карьеры.Стоит помнить, что традиционная биография чиновника это, как правило, его послужной список. Описанные события его жизни иллюстрируют и поясняют этапы его карьеры, и упоминаются только с этой целью. Например, такому важному для человека событию, как брак, внимания почти никогда не уделяется, как, впрочем, не обращается внимание и на дату рождения (в отличие от даты смерти ; ведь рождается просто человек, а умирает чиновник, который в связи с кончиной получает те или иные посмертные титулы; впрочем, в биографии, помещенной в Юань ши, дата смерти также не указана, хотя, без сомнения, авторы её знали, ведь они основывали свой текст на данных стелы). Посольство 1283-1285 гг. принесло Ай-сюэ доверие императора и важные посты. Даже если ещё одно путешествие (или даже посольство) и имело место, но было неудачно, т. е. не принесло герою высочайшего благоволения и новых чинов и наград, то не было смысла упоминать его в биографии.
Если принять гипотезу о тождестве Изола и Ай-сюэ, то это объясняет, почему папа адресовал ему письма, он мог быть известен в Риме как самый влиятельный христианин монгольской империи, доверенное лицо императора, могущий быть полезным миссионерам, к 1291 г. могла дойти весть и о том, что он стал главой Чун-фу сы. Вряд ли на Западе понимали, что, в виду малой численности христиан в Китае, это далеко не самый важный пост в имперской администрации. Становится яснее, почему Изол был избран крёстным отцом Олджайту[42] – ведь он был важным христианином из столицы империи, приближенным великого хана – можно ли себе представить лучшего восприемника для принца-чингисида? Те же соображения, вероятно, позволили ему сразу добиться в Персии значительного влияния и быть назначенным полномочным представителем, которому было поручено организовать помощь европейцев в войне с Египтом (между прочим, если наши предположения верны, его личное участие в военных действиях против мамелюков в возрасте 73-74 лет не может не восхищать; к сожалению, в европейских источниках нет никаких свидетельств о возрасте Изола).
Однако, несмотря на то, что он сделал всё, что мог, миссия его была неудачной – он не сумел привести европейские войска на помощь Газану. Нетрудно представить себе, что после этого он предпочёл вернуться в Китай, где у него оставалась семья, а старшие дети, по всей видимости, были на государственной службе. Однако в Китае его время уже кончилось. Он был стар, да и Тимур, в отличие от Хубилая, не особенно ему доверял (вполне возможно, что он, как многие чиновники, действительно был замешан в каких-нибудь коррупционных аферах), он получал «пустые» титулы, и даже нечасто удостаивался приглашения на официальные церемонии во дворец.
В заключение, вернемся к уже упоминавшейся нами фразе из всемирной истории Рашид-ад-Дина: «Ğōl Bahādur, который поддерживает дружбу и согласие с монгольскими правителями (pādisāh) рода Чингис Хана». Произведение Рашид-ад-Дина, написанное по приказу Газана, источник исключительно официальный. Несмотря на то, что ильханы в политическом плане не зависели от Ханбалыка, формально они признавали свой вассалитет. Тот же Газан использовал в международной переписке печать китайского образца (возможно, дарованную великим ханом как знак инвеституры), где он, в полном соответствии с китайской иерархией, именуется ваном, т. е. князем, подданным императора – хуан-ди (см. [53, с. 483]). Титул же падишаха, употреблённый в приведенном отрывке, близок скорее к императорскому. Особенно в словосочетании «монгольский император рода Чингис Хана» титул этот должен указывать, скорее всего, на великого хана, главу монгольской империи и Золотого рода чингисидов. Несколько смущает то обстоятельство, что если Ğōl Bahādur – это Ай-сюэ, то получается, что в другом месте хроники он же упомянут под другими именами, Иса Калямчи или Иса Кульчи. Однако не будем забывать, что хроника Рашид-ад-Дина, замысел которой был необыкновенно широк, писалась разными людьми, более того, многие части книги создавались иностранцами - известно, что за историю Китая отвечали двое китайских учёных, Индии – буддийский монах из Кашмира, а историю «Франкистана» – Западной Европы (именно в этой части и упоминается Пиза и Ğōl Bahādur) – французский монах (см. [1, с. 58-59]). Не все разночтения можно было согласовать при редакции.
Если изложенные выше соображения о данном фрагменте из Рашид-ад-Дина действительно верны, то это самое яркое свидетельство того, что Изол и Ай-сюэ – одно и тоже лицо, и кое-кому в Персии Изол был известен своей карьерой в Китае и личными связями с императором. Возможно, свою роль сыграл именно факт, что этот текст писал христианский католический монах. До большинства учёных Персии вряд ли доходили слухи об Ай-сюэ, занимавшем, в имперском масштабе, не самую важную должность, но монах-миссионер мог быть наслышан от своих собратьев о «главном христианине Китая», которому писал сам папа.
Конечно, можно представить и ещё один вариант, а именно тот, что пизанец Изол служил в Китае и многого там добился (что объясняет его статус в Персии), при этом не будучи известным нам Ай-сюэ. Однако это всё же крайне маловероятно – европейцы на императорской службе были редки, и любой мало-мальски преуспевший, должен бы был, так или иначе, быть отмечен в китайских источниках.
Отсутствие в источниках более детальной информации, тем не менее, не даёт нам возможности уверенно утверждать, что предположение В. Бартольда верно, и Ай-сюэ и Изол - это один и тот же человек. Однако, как нам кажется, существует немало оснований, чтобы признать эту гипотезу по крайней мере весьма вероятной. Более того, тождество этих двух весьма загадочных персонажей проясняет, как мы попытались показать, многие тёмные места в их биографиях.
Как же Изол - Ай-сюэ попал ко двору Гуюка ? Возможно, он, подобно Марко Поло, был из семьи итальянских купцов, искавших выгоды в дальних странах, доселе закрытых и неизвестных, полных драгоценных товаров. Также не исключено, что он был взят в плен во время завоевательных походов. Лука Ваддинг, писавший свой труд в XVII в., и, следовательно, могший иметь в своём распоряжении некоторые источники, недоступные в настоящее время, полагал, что Изол имел некоторое отношение к Кафе (современная Феодосия, см. [65, с. 220, прим. 1]). Мы знаем, что в генуэзских и венецианских колониях в Причерноморье бывали и пизанские купцы, хотя и немногочисленные. Некоторые из них вполне могли попасть в плен к монголам во время их западного похода 1236-1242 гг.
Если наше предположение верно, то Изол - Ай-сюэ был одним из самых ярких персонажей своего времени, исключением даже для той эпохи, когда Запад и Восток, благодаря монгольским завоеваниям, стали ближе друг к другу, чем когда бы то ни было до этого. Его успешная карьера как в Китае, так и в Персии, ясно доказывает, что в отдельных случаях мобильность человека в средние века была не ниже, а может быть и выше, чем в наше время. Даже по отдельности два этих персонажа удивляют и заставляют задуматься как о пределах человеческой способности к адаптации, так и об удивительной космополитичности Pax Mongolica, столь отличной от закрытости христианской Европы той эпохи.
Приложение. Основные тексты из китайских источников, посвящённые Ай-сюэ.
1. Яо-шоу пин-чжан чжэн-ши, моу-тэ фэн Цинь го-гун 遙授平章政事某特封秦國公 (« [Указ] о пожаловании освобожденному [от исполнения служебных обязанностей] пин-чжан чжэн-ши, некоему выдающемуся [сановнику], [титула ] Цинь-го гуна »)[43].
2. Гу Цзинь-цзы гуан-лу да-фу, пин-чжан чжэн-ши, Хань-линь сюэ-ши чэн-чжи, ми-шу цзянь лин, чун-фу сы ши, Цинь-го гун, Ай-суй, цзэн туй Чэн се, Ли цзань, Чжи гун чэнь, Тай-ши, Кай-фу и-тун сань-сы, Шан чжу го, чжуй фэн Фу-линь ван, ши Чжун Сянь чжи 故金紫光祿大夫平章政事翰林學士承旨秘書監領崇福司事秦國公愛綏 贈推誠協力贊治功臣太師開府儀同三司上柱國追封拂林王謚忠獻制 («Указ даровать посмертные титулы Верного и Мудрого покойному цзинь-цзы гуан-лу да-фу, пин-чжан чжэн-ши, сюэ-ши чэн-чжи [Академии] Хань-линь, главе Ми-шу цзяня, управляющему Чун-фу сы, Цинь го-гуну Ай-суй[44], возвысить [его как] Искреннего Помощника, Сильную Опору, Сановника, Управляющего с [большим] мастерством, Тай ши, Кай-фу и-тун сань-сы, Шан чжу го [и] посмертно пожаловать [титулом] Фу-линь ван»)[45].
3.Гу ци Ша-ла ши чжуй фэн Фу-линь ван фу-жэнь чжи 故妻沙喇氏追封拂林王夫人制 (« Указ о пожаловании посмертного титула супруги (фу-жэнь) Фу-линь вана покойной жене [Ай-сюэ] госпоже Ша-ла »)[46].
4.Фу-линь Чжун Сянь ван шэнь дао бэй 拂林忠獻王神道碑 («Стела на пути духа Верного и Мудрого Фу-линь вана »)[47].
5.Ай-сюэ чжуань 愛薛傳 («Биография Ай-сюэ»)[48].
6.Ай-сюэ чжуань 愛薛傳 («Биография Ай-сюэ»)[49].
Как мы уже упоминали, самым информативным источником о жизни Ай-сюэ, без сомнения, стоит считать текст его надгробной стелы. Учитывая, что он никогда не был переведён ни на один из европейских языков, мы считаем возможным привести его здесь полностью.
Чэнь Цзю-фу. Стела на пути духа Верного и Мудрого Фу-линь вана.
«В первый год [эры правления] Хуан-цин[50] (8.II.1312 г. - 26.I.1313 г. – С.Д.), весной, император сказал так: “Наш [покойный владыка] Тай-цзу[51] первым получил Небесный мандат, Тай-цзун[52] и Сянь-цзун[53] [преодолевали большие] испытания, трудились изо всех сил, и добились [больших успехов], [а власть] Ши-цзу охватила десять тысяч племён. Сыновья и внуки, поколение за поколением, достигли в Нашей персоне величайшего успеха.
Великий сановник отдавал все свои силы, изнуряюще трудился и [должен быть] прославлен высочайше, [но] не был оценен [по заслугам]. Мы крайне опечалены!
Поэтому [Мы] приказываем наградить покойного цзинь-цзы гуан-лу да-фу, Цинь го-гуна Ай-суй, возвысить [его как] Искреннего Помощника, Сильную Опору, Сановника, Управляющего с [большим] мастерством, Тай ши, Кай-фу и-тун сань-сы, Шан чжу го [и] посмертно пожаловать [титулом] Фу-линь ван, даровать [ему] посмертные титулы Верного и Мудрого”.
[Также император] повелел мне, некоему рабу, составить текст, чтобы вырезать [его] на стеле на дороге, [ведущей] к могиле. [Вот мои] скромные замечания, [чей] смысл ясен.
Гун был уроженцем Фу-линя в западных краях, его дед – Ба-а-ла[54], отец – Бо-ло-му-су[55]. Гун был твёрд, просвещён, верен и искренен, по своей природе [склонен] соблюдать правила.
В языках всех царств западных краёв, астрономии и медицине не было ничего, чего бы [он] не изучил. Был некий Ле-бянь-а-да (Раббан-ата – С.Д.), [который] по причине искони присущей [им обоим] религии, представил [гуна] Дин-цзуну и рекомендовал его [как] мудреца. [Ай-суй] был приглашён прислуживать приближённым [императора], [он] осмеливался справедливыми речами увещевать [вышестоящих], [и потому] получил место в резиденции [будущего императора] Ши-цзу.
[В год] жэнь-сюй [эры правления] Чжун-тун (22.I.1262 г. - 9.II.1263 г. – С.Д.), весной, [император] приказал повсюду в столице провести в восьмой день второго месяца (27.VII.1262 г. - С.Д.) буддийские церемонии, повсеместно возвести близ улиц, по которым проследуют [процессии], башни, украшенные кистями пяти цветов, и собрать сотню певичек из дворцовой школы[56], чтобы [они] встречали, приветствуя, императорский экипаж. Гун вошёл [к императору] и сказал: “В то время как ныне Гао-ли (Корея – С.Д.) [лишь] недавно присоединена[57], Ли Тань снова изменил[58], по берегам в Хуай-хае[59] походные котлы [гремят] до самого рассвета[60], Поднебесная устала и истощена, открытые язвы ещё не зарубцевались, сейчас [делать] ненужные расходы – это не то, что [можно назвать] планами на благо Алтарю Земли и Злаков (государству – С.Д.)”. Император благосклонно принял этот [совет].
В полнолуние того же месяца император [намеревался] отбыть в Чан-чунь гун[61], так как [он] хотел остаться [там] на ночлег. Гун вбежал [к нему], и сказал, увещевая: “[Когда] правящий дом перемещает войска, [то] тогда солдаты находятся в беспокойстве, а отягощённый народ прекращает трудиться. [Пусть] Ваше Величество соизволит оставить в покое этот [монастырь]!”[62] В это время император ел, [выслушав это, он] с изумлённым видом закончил [трапезу], хлопнул гуна по спине в знак милости и сказал: “[Кажется], только Вы слышали [эти] мудрые слова!”[63] Кортеж немедленно вернулся. [Начиная] с этого дня [император] смотрел [на гуна] как на близкого человека. Будучи приближённым, гун также, [как и раньше], не скрывал ничего [из своих мыслей].
[В год] у-чэнь [эры правления] Чжи-юань (16.I.1268 г. – 2.II.1269 г. – С.Д.), весной, была большая охота в Синьани[64], в Баодинской [области][65], дни [охоты] были уже весьма долгими, гун в присутствии императора спросил собравшихся крестьян: “Вашему земледелию не причинен [никакой] ущерб?” В тот же день император прекратил [охоту].
По поводу того, что [император] прибыл в Шанду[66], в новом [дворце] Лян-тин[67] устроили большой пир, все князья и чиновники соперничали, чтобы [получить право] поднести [императору] вина. Гун вошёл и сказал: “Можно ли так пить ?!” Император опомнился, обнял гуна, поднял его с колен, сделал глоток из своего [кубка], левой рукой расправил усы и бороду гуна, и напоил [его] вином. А затем он сказал принцу-наследнику: “Имея подобных сановников, зачем Нам печалиться?”[68].
В четвертом месяце [года] гуй-вэй (29.IV-27.V.1283 г. – С.Д.), летом, выбирали способных [людей] чтобы отправить [их] в посольство ко дворам всех князей Северо-Запада, и так как гун уже несколько раз [участвовал] в посольствах, [он был избран]. У границы [ему] был представлен чэн-сян Бо-ло, [ещё один участник посольства]. На обратном пути [они] повстречались с бунтовщиками, и послы потеряли друг друга. Гун, не обращая внимания на стрелы и камни, [сумел] выйти из [этой] земли смерти, и только через два года [пути] достиг столичного округа. [Он] прибыл на аудиенцию, неся в свёртке драгоценные одежды, [которые] были ему пожалованы князем А-лу-хуэй-у, и тут же сделал [весьма подробный] доклад о дороге туда и обратно. Император был очень доволен, и потому, вздохнув с восхищением, сказал придворным сановникам: “Бо-ло родился в моих землях, кормился от моих милостей, но чувствует себя [хорошо и] покойно там, [а] Ай-суй рождён там, его семья там, но [он] остался верен мне ! [О,] почему [они] столь далеки друг от друга [по своим добродетелям]?!” [За заслуги Ай-сую] была пожалована [должность] пин-чжан чжэн-ши, но [из скромности он] отказался [принять её].
[Когда] император впервые поднялся на гору Вань-суй шань, то [он] издали оглядел [все] четыре предместья [столицы], [жители] которых выглядели больными от изнуряющей скученности, захотел туда поехать, [и] направился в крайне перенаселённый Южный город. Жители наполняли Даду, [и далеко] не всем удавалось получить ночлег. Стражники надзирали за шалашами и хижинами.
Убили, [принеся в жертву], новорождённого лосёнка и основали ведающее медициной и астрономией Западных краёв [управление], наречённое Гуан-хуэй сы, чтобы бесплатно лечить в столице одряхлевших и увечных, которые бедны и [потому] не сообщают [о своих несчастьях], [и] все, по словам гуна, дошли до крайности.
@темы: история, Пётр царевич Ордынский, Дмитриев С. В.
-
-
08.02.2013 в 09:17[В год] гуй-мао [эры правления] Да-дэ (19.I.1303 г. – 5.II.1304 г. – С.Д.) император был неспокоен, выходя [из дворца] по государственным делам, [он был вынужден] пользоваться второстепенными боковыми воротами и боковыми дверями, [опасаясь мятежников]. В восьмом месяце, осенью (12.IX.-10.X.1303 г. - С.Д.), в столичном округе было землетрясение. Императрица (букв.: Средний Дворец – С.Д.) пригласила гуна и сказала: “Вы знаете небесные знамения, это [землетрясение] не вызвано ли [недовольством] подданных?” Гун ответил: “Боги неба и земли предостерегают [правителей]. Причем [здесь] народ ? [Впрочем,] я бы хотел хорошо обдумать эту [проблему]”. [Императрица] сказала: “Почему Вы не сказали этого раньше?” Гун сказал: “Когда [я], раб, служил Ши-цзу, [то когда бы] я [ни] пришёл к императору, даже если [он] был в постели или ел, [всё равно] никогда не отказывал [мне] в аудиенции. А теперь я [напрасно] провожу дни и месяцы, без малейшей возможности прийти [во дворец] чтобы служить [Его Величеству]. Как же [мои] слова могли бы достичь [Вас]?” В течение нескольких следующих лет изо дня в день было всё больше бедствий, [но] силы гуна [таяли] от старости, слабость изменила его, [а] справедливые слова, слишком прямо порицающие [действия правителей], не были приняты [к сведению].
[В год] дин-вэй (3.II.1307 г. – 23.I.1308 г. – С.Д.) император покинул своих сановников и подданных. В это время гун в секретных архивах изучал гороскопы, [причём] только предназначенные [исключительно] для высочайшего пользования. В середине [изысканий гуну] было велено поднести [результаты работы] императрице, [причем] было приказано поторопиться и захватить [их] с собой. Гун с гневнo отказался [сделать] это[70].
Когда нынешний император (Аюрпарибадра – С.Д.) подносил вдовствующей императрице [трофеи], вернувшись из Хуайчжоу, [где он] полностью покарал банду изменников, [гун принимал участие в церемонии его] встречи[71].
Когда на трон взошёл [император] У-цзун, гуну пожаловали почётный титул Верного, [и он] был награждён как исключительный иноземец, [которому без всякой опаски можно] доверить управление.
В первый год, когда [название эры правления] было изменено на Чжи-да[72] (24.I.1308 г.-10.II.1309 г. – С.Д.), в день гуй-мао шестого месяца (4.VII.1308 г. - С.Д.), гун скончался в Шанду, в собственном доме, на восемьдесят втором году жизни. Император, императрица и вдовствующая императрица (букв.: Три Дворца Сань гун 三宮 - С.Д.) оплакивали [его] и не [могли] остановиться. [Его семье] было даровано вспомошествование для устройства похорон, и [потом] добавлено [ещё]. Такова дата упокоения, таково место.
Гун начал карьеру как приближённый помощник Дин-цзуна.
Во время [эры правления] Чжун-тун (1260-1264 гг. – С.Д.) он ведал делами двух управлений: Астрономии и Медицины Западных краёв.
[В год] у-чэнь [эры правления] Чжи-юань (16.Ι.1268 г. – 2.ΙΙ.1269 г. – С.Д.), по совместительству, [ведал] Гуан хуэй-сы.
[В год] дин-хай (15.Ι.1287 г. – 2.ΙΙ.1288 г. – С.Д.) получил [в управление] Ми-шу цзянь.
[В год] цзи-чоу (23.Ι.1289 г. – 10.ΙΙ.1290 – С.Д.) [гуну] было приказано возглавить Чун-фу сы.
[В год] цзя-у (28.Ι.1294 г. – 16.Ι.1295 г. – С.Д.) [к прежним должностям] добавили [пост] сюэ-ши чэн-чжи [Академии] Хань-линь и по совместительству - [члена Комитета] по написанию государственной истории.
[В год] дин-ю [эры правления] Да-дэ (24.Ι.1297 г. – 11.ΙΙ.1298 г. – С.Д.) [гун получил должность] пин-чжан чжэн-ши, освобождённого от исполнения служебных обязанностей.
[В год] дин-вэй (3.ΙΙ.1307 г. – 23.Ι.1308 г. – С.Д.) [ему] был пожалован титул Цинь го-гуна, по заслугам получил титул цзинь-цзы гуан-лу да-фу.
Ныне [скажем] - вот, в этой жизни, [он] был со всех сторон награждаем и одариваем за [свои] заслуги и [мудрые] слова.
Когда [гун] скончался, [его семье] было пожаловано более 400 лянов золота, 750 [лянов] серебра, 150 тысяч бумажными деньгами, и неподдающееся исчислению [множество] драгоценных камней, золотой и нефритовой утвари, драгоценных одежд, роскошных шапок с подвесками, парчовых одежд, белых лошадей.
[У него осталось] шесть сыновей, четыре зятя и три внука, все крупные чиновники и приближённые помощники [императора].
Старший сын, Е-ли-е, гуан-лу да-фу, Цинь го-гун, глава Чун-фу сы, управляет обсерваторией[73].
Следующий, Та-эр-ха, сюэ-ши чэн-чжи [Академии] Хань-линь, и по совместительству [член Комитета] по написанию государственной истории[74].
Следующий, Ха-сы[75], гуан-лу цин.
Следующий. Кэ-ле-цзи-су[76], тай-чжун да-фу, товарищ главы Цюань-фу юаня.
Следующий, Лао-ха[77], доверенный телохранитель, управляет делами Гуан-хуэй сы.
Следующий, Яо-нэ[78], ночной стражник [во дворце] Син-шэн гун[79].
Старший зять, жун-лу да-фу, порученец второго ранга в Сюань-хуэй юане, Нэ-гу-дэ-лэй 呐古德勒.
Следующий, чжун-шунь да-фу, товарищ главы Чун-фу сы, Су-эр-тань 蘇爾坦.
Следующий, цзы-дэ да-фу, [ему] приказано [управлять] Чжан-пэй юанем, У-ху-на 烏呼納.
Следующий, стражник, несущий службу во внутренних покоях дворца, Хэ-хэ 赫赫.
Старший внук, Бу-гэ 布格, следующий – Соу-кэ 蒐克, следующий – Ань-ту 安圖, все - стражники, несущие службу во внутренних покоях дворца.
[Все] процветают !
Я, недостойный, скажу [так].
Те, кто жил в древности в Поднебесной, все считали, что [уметь] выбирать людей [для службы] - это основа. Наша династия, благодаря гуманности и снисходительности Божественного Воителя[80] установила [свою власть] над десятью тысячами царств и множеством племён [между] четырьмя морями.
Верный, благородный, искренний, прямой, сильный, мужественный герой, талантливый муж, никто не был способен [служить] последовательно нескольким поколениям императоров династии [и делать это], отдавая все силы, столь блестяще, как гун, который мог полностью отдать свою печень, по капле [расстаться] [со своей] желчью[81], чтобы помочь Трону. Вот почему гун и был [произведён] в ваны! Прекрасный тай-ши, оставил прославленных сыновей и внуков, великолепных слуг Алтаря Земли и Злаков. Разве случайно инскрипция гласит: “О славные и высочайшие священные пращуры и божественные предки августейшей Юань! [Вы] превзошли Шуня и Фу-си[82], на востоке укрепили Фу-му, на западе достигли Юй-чи[83]. [О, как вы] величавы в [своих] дворцах, просвещённо накапливая военную мудрость! У нас был сановник, споривший [с высшими], ветвь Фу-линя[84], следовавший справедливости, полный гуманности! Гун, пересёк [границы империи], лично был приближённым Дин-[цзуна], служил августейшим Сянь-[цзуну] и Ши-[цзу]. [Он был] действительно [таков]: не говорил, следуя [лишь] Этикету, и никогда не вёз нашу колесницу и не помогал нашей лодке, не следуя Добродетели.
Итак, труды гуна были таковы, [что он] лишался сна, забывал о мучившем [его] голоде. Слова гуна [казались] колючими и горькими, [но благодаря своей мудрости] были сладки, как сахар. Ему доверяли властные знаки для далёкого пути. По границам [империи] утром – иней без конца, вечером – снег падает огромными хлопьями, [но он] уходил и возвращался, и снова – уходил и приходил назад.
Учил сильных, иногда [обладающие] мощью смотрели косо, [встречал] опасности, подобные гибели, [но пусть] “тот остался [там] и [вполне] покоен”[85], [гун] предпочёл вернуться и подвергнуться опасностям. [Ведь если] Августейший и Великолепный послал [тебя], то выводи колесницу и заставь её потрудиться!
В конце [эры правления] Да-дэ несчастья [проникли за] кирпичные экраны и обосновались [во внутренних покоях дворца], курица кричала на заре как фазан, син-син ревел ночью[86], [гун] объяснил [совершенно] справедливо: “Предки предостерегают страну!” [Но увы!] Не уразумели, что нужно установить [всё] согласно образцам, не исправили [ошибки]. Я, недостойный, вёл себя неподобающе: прятался и наблюдал, что происходит в государстве, но гун не менял своих весьма честных слов.
Пламенеющий гнев нашего Августейшего косит кустарник как траву, смертоносен, велик и страшен! [А когда] умиротворяет Небо и успокаивает Землю, лучезарен! Но гун с начала до конца не фальшивил, не подстраивался под китайскую колею. Храбро, [но] без дерзости произносил суждения, [был] востребован и [получил] скипетр вана. Почему его наградили драгоценными поясами и роскошными одеждами? Почему его почтили большой короной и скипетром хуань[87]?
Обильный Фу-линь - [его] удел, [в его] управление![88] [Пусть] мудрость правителя и знания мудреца будут чтимы в поколениях и поколениях, [которые будут] смотреть на эту надгробную стелу”».
-
-
08.02.2013 в 09:17Ван 王 (в отечественной историографической традиции обычно оставляется без перевода, в западной переводится как «князь» (prince) или «король») – первый из десяти аристократических титулов (цзюэ 爵
Го-гун 國公 (в отечественной историографической традиции обычно оставляется без перевода, в западной переводится как «герцог») – второй из десяти аристократических титулов (цзюэ 爵
Гуан-луда-фу 光祿大夫 («Вельможа, [обладающий] сиятельными заслугами») – один из сорока двух почетных титулов (сань 散
Гуан-лу сы 光禄寺 («Приказ сиятельных достоинств»), ведал императорскими банкетами (см. [16, цз. 87, с. 188]).
Гуан-лу цин 光禄卿, , глава Гуан-лу сы.
Гуан-хуэй сы 廣惠司 («Управление общераспространённого милосердия»), один из отделов Великой палаты медицины (Тай-и юань), специализировавшийся на мусульманской (хуэй-хуэй 回回
Жун-лу да-фу 榮祿大夫 («Вельможа, [обладающий] прославленными достоинствами») – один из сорока двух почетных титулов (сань 散
И-яо юань 醫藥院 (Палата медицины и лекарств) – упоминается в Юань ши как созданная «мусульманином Ай-сюэ» в столичном округе. Около 1273 г. вошла в состав Гуан-хуэй сы. Возможно, тоже самое, что и Си-юй и-яо сы (см. [16, цз. 8, с. 12]).
Кай-фу и-тун сань-сы 開府義同三司 («[Чиновник], имеющий свою канцелярию и свой персонал, с правом на ритуал, равный [ритуалу, положенному] Трём Сановникам»), один из сорока двух почетных титулов (сань 散
Ми-шу цзянь 秘書監 («Инспекция секретных записей»), основана в 1272 г., занималась хранением древних текстов и карт, а также книг по натурфилософии (инь-ян цзя 陰陽家
Пин-чжан чжэн-ши 平章政事, третий по важности, согласно штатному расписанию, чиновник в Чжун-шу шэне 中書省 (см. [16, цз. 85, с. 181]). Ай-сюэ, однако, получил пост яо-шоу пин-чжан чжэн-ши 遙授平章政事 – «пин-чжан чжэн-ши, освобождённый от исполнения служебных обязанностей», не связанный с реальными властными полномочиями, и фактически являвшийся почётным титулом.
Си-юй и-яо сы 西域醫藥司 («Управление медицины и лекарств западных краёв») – упоминается только в биографиях Ай-сюэ.
Си-юй син-ли сы 西域星歷司 («Управление астрономии западных краев») – в официальных документах это учреждение не встречается, но упоминается в биографиях Ай-сюэ как один из департаментов, которыми он руководил. При этом стоит отметить, что в Юаньши отмечено наличие специальной Инспекции астрономов-мусульман Хуэй-хуэй сы-тянь цзянь 回回司天監 (см. [16, цз. 90, с. 196]). В задачи этих учёных, прежде всего, входило составление календаря, который отличался от того, который рассчитывали их китайские коллеги. Учитывая огромную важность календаря в Китае, именно эти различия в методе (а иногда и результате) и вызывали большой интерес к их работе со стороны правителей империи. Несколько позднее свои знания и умения в астрономии успешно применяли для усиления своих позиций в Поднебесной и иезуиты (см. [5, с. 106]).
Сюань-хуэй юань 宣徽院 («Палата оглашения наград»), большое ведомство, отвечавшее за провизию (особенно изысканные явства) для императорского стола и дворцового персонала (см. [16, цз. 87, с. 188]).
Сюэ-шичэн-чжи 學士承旨, высший пост в Академии Хань-линь, который можно бы перевести как «академик-советник». В отличие от просто академиков (сюэ-ши 學士
Тай-и юань 太醫院 («Великая палата медицины») - большой департамент, ведавший как лечением императора и чиновников, так и благотворительной медициной для простого народа. В его составе были следующие отделы: Гуан хуэй сы; Даду Шанду хуэй-хуэй яо-у юань 大都上都回回藥物院 Палаты мусульманской медицины в Даду и Шанду; Юй-яо юань 御藥院 Палата императорских лекарств (ведала сбором в провинциях дорогих компонентов для лекарств и приготовлением оных); Юй-яо цзюй 御藥局 Бюро императорских лекарств (изготовление и хранение готовых лекарств) в Даду и Шанду; Син юй-яо цзюй 行御藥局 Бюро изготовления императорских лекарств; Юй-сян цзюй 御香局 Бюро императорских благовоний; Даду хуэй-минь цзюй 大都惠民局 Бюро благотворительности для народа в Даду; Шанду хуэй-минь цзюй 上都惠民局 Бюро благотворительности для народа в Шанду; И-сюэ ти-цзю сы 醫學提舉司 Управление координации действий [в области] изучения медицины; Гуань-и ти-цзю сы 官醫提舉司 Управление координации действий [в области] администрирования медицины (занималось распределением подворных повинностей в области медицины (видимо, сбором лекарственных средств) и тяжбами, если эти повинности не исполнялись). Великая Палата имела своих представителей в большинстве областей (лу 路
Тай-чжун да-фу 太中大夫 («Вельможа великой середины»). Один из сорока двух почетных титулов (сань 散
Тай ши 太師 («Великий Учитель») – почетный титул, один из так называемых Трёх гунов (Тай-ши, Тай-бо, Тай-бао), соответствовал первой степени первого ранга (см. [16, цз. 85, с. 181]).
Тай-ши 太史 («Великий историограф»), согласно традиции, имел значительные властные полномочия в период китайской древности. В рассматриваемое время название этой должности обычно употреблялось как метафорическое обозначение академиков Хань-линь юаня.
-
-
08.02.2013 в 09:18Хань-линь юань 翰林院 («Палата «Лес кистей») - объединяла лучших учёных, художников и литераторов империи. По мнению профессора М. Картье (Ecole des Hautes Etudes en Sciеnces Sociales, Париж), высказанному им в личной беседу с автором данной статьи, традиционно принятый перевод «Академия» не вполне верен – в прямые функции Хань-линь юаня входила не исследовательская деятельность, а составление текстов императорских эдиктов и официальной истории, это был своеобразный резерв, из которого набирали чиновников на высокие должности (многие «академики» были весьма молоды). Пользуясь случаем, мы выражаем профессору М. Картье свою признательность за ценную консультацию по данному вопросу.
Хань-линь юань цзянь го-ши юань 翰林院兼国史院, «Палата составления государственной истории [Академии] Хань-линь» (более коротко, «[Комитет] написания государственной истории» Сю го-ши 修國史
Начиная с периода правления династии Хань (206 г. до. н.э. – 220 г. н.э.) составление династийных историй стало почти обязательным. Традиции этой следовали и не-китайские династии. Во время правления Юань под руководством монгольского учёного То-то 脫脫 (Токтохо) были написаны Ляо ши, Цзинь ши и Сун ши - истории династий Ляо (907-1125), Цзинь (1115-1234) и Сун (960-1279).
Цзинь-цзы гуан-лу да-фу 金紫光禄大夫 («Вельможа, [имеющий] сияющие заслуги, [обладающий правом на ношение] золотого [кольца] и пурпурного [шнура]») – один из сорока двух почетных титулов (сань 散
Цзы-дэ да-фу 資德大夫 («Вельможа, накапливающий добродетель») – один из сорока двух почетных титулов (сань 散
Цюань-фу юань 泉府院 («Палата коллегии источников») - ведомство, отвечавшее за эмиссию бумажных денег. Нам не удалось найти этого названия в списке государственных учреждений Юань ши. Согласно заметкам Ибн Баттуты, «управление этой палатой доверяется одному из главных эмиров Китая» [49, с. 317].
Чжан-пэй юань 章佩院 / Чжан-пэй цзянь 章佩監 («Палата / Инспекция регалий»), ведала императорскими одеяниями и драгоценностями (см. [16, цз. 90, с. 195]).
Чжун-шушэн 中書省, Главный императорский секретариат (не путать с одноимённой центральной провинцией, занимавшей, полностью или частично, территорию современных провинций и районов Внутренняя Монголия, Шаньси, Хэбэй, Хэнань, Шаньдун и Ляонин.), выполнявший фактически функции центрального правительства, учреждённом в 1260 г. Хубилаем. Обычно формальным главой (лин 領
Чжун-шунь да-фу 中順大夫 («Вельможа, почитающий Середину») – один из сорока двух почетных титулов (сань 散
Чун-фу сы 崇富司 («Управление благородного богатства»), в его ведении находились церкви и монастыри христиан, обитающих в Китае (е-ли-кэ-вэнь 也里可溫
Чэн-сян 丞相 – второй по значимости, согласно штатному расписанию, чиновник в Чжун-шу шэне (см. [16, цз. 85, с. 181]).
Шан чжу го 上柱國 («Высокий столп государства»), первый из десяти почётных (сюнь 勛
-
-
08.02.2013 в 09:191. Бартольд В. В. История изучения Востока в Европе и России. СПб, 1911.
2. Бартольд В.В. Пизанец Исол // Записки Восточного отделения Императорского Русского Археологического общества. т. VI. 1892.
3. Го юй («Речи царств»). Пер. и комм. В.С. Таскина. М., 1987.
4. Да Мин люй цзи цзе фу ли («Законы Великой династии Мин со сводным комментарием и приложением постановлений). Т. II. Пер. и комм. Н. П. Свистуновой, М., 2002.
5. Дубровская Д. Миссия иезуитов в Китае. М., 2001.
6. Кучера С. Проблема преемственности китайской культурной традиции при династии Юань. - Роль традиции в истории и культуре Китая, М., 1972.
7. Ломанов А. Христианство и китайская культура, M., 2002.
8. Мункуев Н.Ц. Китайский источник о первых монгольских ханах. M., 1965.
9. Полный китайско-русский словарь, под ред. еп. Иннокентия. Т. I-II. Пекин, 1909.
10. Рашид-ад-Дин. Сборник летописей. М.-Л. Т. III (пер. А.К. Арендса), 1946; Т. I, ч. 1-2 (пер. А. А. Хетагурова, прим. А. А. Семенова), 1952; Т. II (пер. Ю. П. Верховского, прим. Ю. П. Верховского и Б. И. Панкратова), 1960.
11. Сыма Цянь. Исторические записки («Ши цзи»). Т. IV. Пер. и комм. Р.В. Вяткина. М., 1986; Т.VIII. пер. Р. В. Вяткина и А.М. Карапетянца, комм. Р. В. Вятина, А. Р. Вяткина, А. М. Карапетянца. М., 2002.
12. Школяр С.А. Китайская доогнестрельная артиллерия. М., 1980.
13. Дэн Шао-цзи, Ши Те-лан. Чэн Цзю-фу. - Чжун-го ши-сюэ да цы-дянь (Большой словарь китайской поэзии), Чжэцзян, 1999.
14. Дэн Шао-цзи, Ши Те-лан. Юань Тун. - Чжун-го ши-сюэ да цы-дянь (Большой словарь китайской поэзии), Чжэцзян, 1999.
15. Кэ Шао-минь. Синь Юань ши (Новая [редакция] истории [династии] Юань). - Эр-ши лю ши (Двадцать шесть династийных историй). Т. V.Хайнань, 1996.
16. Сун Лян, Ван Вэй, и др. Юань ши (История [династии] Юань). - Эр-ши лю ши (Двадцать шесть династийных историй). Т. V. Хайнань, 1996.
17. Сун Цзы-чэнь. Гун Чжун-шу лин Елюй шэнь-дао бэй (Стела на пути духа гуна, лина Чшун-шу [шэна], Елюй [Чу-цая]) (пер. и комм. Н. Ц. Мункуева). - Мункуев, Н.Ц. Китайский источник о первых монгольских ханах. M., 1965.
18. Сы ку цюань-шу (Собрание книг четырёх хранилищ). Т. 1-1500. Тайбэй, 1983-1987.
19. Сыма Цянь. Ши цзи (Записи историографа). - Эр-ши у ши (Двадцать пять династийных историй). Т. I. Шанхай, 1986.
20. У Вэнь-шу. Синь Юань ши (Новая [редакция] истории [династии] Юань) - Чжун-го да шу-дянь (Большой китайский словарь книг). Пекин, 1998.
21. Хань Жу-линь. Юань-чао ши (История династии Юань). Т. I-II. Пекин, 1986.
22. Хань-юй да цзы-дянь (Большой словарь знаков китайского языка), Сычуань-Хубэй, 1996.
23. Хань-юй да цы-дянь (Большой словарь китайского языка). Т. I-III. Шанхай, 1997.
24. Хуан Ши-цзянь, А-хэ-ма (Ахмад Фанакати. - Юань ши (История [династии] Юань) [энциклопедический справочник]. Пекин-Шанхай, 1985.
25. Чжан Гуан-да. Фу-линь го (Страна Фу-линь). - Чжун-го да бай-кэ цюань-шу. Чжун-го ли-ши (Большая китайская энциклопедия. Китайская история). Т. I. Пекин, 1998.
26. Чжан Син-лан. Чжун-си цзяо-тун ши-ляо хуэй-бянь (Собрание источников по [истории] взаимоотношений Китая и Запада ). Т. I-III. Тайбэй, 1962.
27. Чжоу Лань-сяо. Ли Тань. - Юань ши (История [династии] Юань) [энциклопедический справочник]. Пекин-Шанхай, 1985.
28. Чжэнь Дэ-чжи. Чжун-шу шэн. - Юань ши (История [династии] Юань) [энциклопедический справочник]. Пекин-Шанхай, 1985.
29. Чэнь Цзю-фу. Фу-линь Чжун Сянь ван шэнь дао бэй (Стела на пути духа Верного и Мудрого Фу-линь вана ). - Сы ку цюань-шу (Собрание книг четырёх хранилищ). . Т. 1202, Тайбэй, 1983-1987.
30. Чэнь Юань. Юань е-ли-кэ-вэнь цзяо као (История христианской религии при Юань). - Чэнь Юань сюэ-шу лунь чжи цзи (Сборник трудов Чэнь Юаня). Т. I. Пекин, 1980.
31. Ян Нэ. Сэ-му жэнь. - Юань ши (История [династии] Юань) [энциклопедический справочник]. Пекин-Шанхай, 1985.
32. Ян Син. Юань ши (История [династии] Юань). - Чжун-го да шу-дянь (Большой китайский словарь книг), Пекин, 1998.
33. Ян Цзянь-син, Ма Мань-пэн. Чэн-цзи-сы кан, Ху-би-ле пин-чжуань (Критическая биография Чингис-хана и Хубилая). В серии «Чжун-го сы-сянь цзя пин-чжуань цун-шу» (Коллекция критических биографий мыслителей Китая). Нанкин, 2002.
34. Allsen T. Culture and Conquest in Mongol Eurasia. Cambridge, 2001.
35. Bretschneider E. Mediaeval Researches from Eastern Asiatic Sources. Fragments towards the knowledge of the geography and history of Central and Western Asia from the 13th to the 17th century. Vol. I – III. London, 1888.
36. Charignon A. Le livre de Marco Polo, citoyen de Venise, haut fonctionnaire à la cour de Khoubilay-khan, généralissime des armées mongols, gouverneur de province, ambassadeur du Grand khan vers l’Indochine, les Indes, la Perse et les royaumes chrétiens d’Occident, rédigé en français sous la dictée de l’auteur en 1295 par Rusticien de Pise, revu et corrigé par Marco Polo lui-même, en 1307, publiée par G. Pauthier en 1867, traduit en français moderne et annoté d’aprés les sources chinoises par A. J. H. Charignon, Pékin : Vol. I, 1924; Vol. II, 1926; Vol. III, 1928.
37. Chronique de l’île de Chypre par Florio Buston, publiée par M. René de Mas Latrie (1-532) - Collection des documents inédits sur l’histoire de France, Mélanges historiques. Vol. V. Paris, 1886.
38. Cleaves F.W. The biography of Bayan of the Bārin in the Yüan shih. // Harvard Journal of Asiatic Studies, vol. XIX, 1956.
39. Couvreur S. Dictionnaire classique de la langue chinoise. Taipei, 1993.
40. Djambaldordj S. Le chameau, dinosaure d’aujourd’hui ? // Anda, № 40, 2001.
41. D’Ohsson C. Histoire des Mongols depuis Tchinguiz-khan jusqu'à Timour bey ou Tamerlan. vol. I-IV. La Haye-Amsterdam, 1834-1835.
42. Franke H. Geld und Wirtschaft in China unter der Mongolen-Herrschaft. Leipzig, 1949.
43. Grousset R. L’empire des steppes. Paris, 1965 ; reéd.: Paris, 2001.
44. Hayton. La Fleur des histoires de la terre d’Orient (trad. de C. Deluz), - Croisades et pèlerinages. Récits, chroniques et voyages en Terre Sainte XIIe-XVIe siècle. Paris, 1997.
45. Hirth F. China and the Roman Orient: researches into ancient and medieval relations as represented in old Chinese records. Leipzig-Munich, 1885.
46. Hirth, F. The mystery of Fu-lin // Journal of Asian and Oriental Studies, vol. XXX, 1909; vol. XXXII, 1913.
47. Histoire de mar Jabalaha III, patriarche des Nestoriens (1281-1317) et du moine rabban çauma, ambassadeur du roi Argoun en Occident (1287), traduit et annotée par J.-B. Chabot. Paris, 1895.
48. Histoire des sultans mamelouks par Makrizi, traduite par E. Quatremére. Vol. I-II. Paris, 1835.
49. Ibn Battûta. Voyages. Traduction de C. Defremery et B. R. Sanguinetti ; Introduction et notes de S. Yerasimos). Vol. I – III. Paris, 1997.
50. Histoire universelle de Raŝid-ad-Din Fadl Allāh Abul-Khair. I. Histoire des Francs, ed. et trad. par K. Jahn. Leyde, 1951.
51. Kohler Ch . Documents inédit concernant l’Orien latin et les Croisades // Revue d’Orient latin, vol. VII, 1899.
52. Marco Polo. La description du monde (Ed. et trad. par P.-Y. Badel). Paris, 1998.
53. Mostaert, A. Cleaves, F. Trois documents mongols des archives secrètes vaticanes // Harvard Journal of Asiatic Studies, vol. XV, 1952, № 3 – 4.
54. Mote F.W. Imperial China 900 – 1800. Cambridge, Mass.-London, 2003.
55. Moule A. Christians in China before the Year 1550. London, 1930.
56. Moule A., L. Giles. Christians at Chên-chiang fu // Toung-P’ao, XVI, 1915.
57. Pelliot P. Chrétiens d’Asie Centrale et d’Extrême Orient. // Toung-P’ao, XV, 1914.
58. Pelliot P. «Isol» le Pisan // Journal Asiatique, 1915, II.
59. Pelliot P. L’annotation au livre de M. Charignon «Le livre de Marco Polo» // Toung-P’ao, XXV, 1927.
60. Pelliot P., Hambis L. Histoire des campagnes de Cinggis-Qaghan : Cheng-wou ts’in tcheng lou. Vol. I. Leyde, 1951.
61. Richard J. Isol le Pisan: un aventurier franc gouverneur d’une province mongole ? // Central Asiatic Journal, XIV, 1970.
62. Sbaralea J. H. Bullareum Franciscanum. Vol. I-VI. Rome, 1765.
63. Standaert N. Handbook of christianity in China. Volume One: 635-1800. Leiden-Boston-Köln, 2001.
64. The Chronology of Gregory Abūl-Faraj, commonly known as Bar Hebraeus, translated by Ernest A. Wallis Budge. Vol. I-II. London, 1932.
65. Wadding L. Annales minorum. Florentia. Vol. I-VII. 1931-1934.
66. Wyngaert Anastasuis van den. Sinica Fransiscana Vol. I: Itinera et Relationes Fratrum Minorum Saeculi XIII et XIV. Firenze-Quaracchi, 1929.
Ст. опубл.: Общество и государство в Китае: XXXV научная конференция / Ин-т востоковедения; сост. и отв. ред. Н.П.Свистунова. – М.: Вост. лит., 2005. – 311 с. – ISBN 5-02-018484-5 (в обл.). С. 66-104.
-
-
08.02.2013 в 09:221.↑Этот афоризм принадлежит учёному Лу Цзя 陸賈, советнику первого ханьского императора Гао-цзу (206-195 гг. до н.э.) (биографию Лу Цзя см. [11, т. VIII, с. 179-187; 19, цз. 97, с. 301]). Познакомил с этим утверждением монгольских завоевателей Елюй Чу-цай (1189-1243), знаменитый советник Чингис-хана и Угэдэя, управлявший от их имени Северным Китаем, китайский интеллектуал и потомок киданьского правящего дома (см. [17, с. 73; 8, с. 106, прим. 97]).
2.↑По переписи 1290 года население Китая составляло 58 834 711 человек (см. [16, цз. 58, с. 120]). Впрочем, весьма вероятно, что реальные цифры превышали официальные на 10-20 миллионов. При этом число монголов во всей Монгольской империи не превышало двух с половиной миллионов человек, и, без сомнения, было ещё меньше во времена Чингис-хана (см. [6, с. 278]). В нашем распоряжении нет аналогичных данных о численности населения в других улусах империи: Персия, Центральная Азия (Хорезм), Восточная Европа, но и там монголы составляли весьма незначительное меньшинство.
3.↑О восстании (см. [16, цз. 4, с. 6]). Ли Тань ( ? - 1262), китайский генерал, служил чжурчжэньской династии Цзинь, но перешел на службу к монголам, и был назначен генерал-губернатором Шаньдуна. В марте 1262 г., воспользовавшись борьбой между двумя братьями-претендентами на трон великого хана – Хубилаем и Арик-Бугой, поднял восстание и заключил союз с Сунами, его войска перебили монгольские гарнизоны, расквартированные в Шаньдуне и заняли столицу провинции, Цзинань. К этому моменту Арик-Буга был уже почти разбит (он капитулировал в 1264 г.), и Хубилай, собрав силы, отдал приказ осадить Цзинань, которая пала в августе 1262 г. Это восстание описано, в частности, в книге Марко Поло (см. [52, CXXXIII, с. 318]). После этого Хубилай перестал доверять китайцам и при назначении на важные посты, особенно военные, стал отдавать предпочтение, помимо монголов, сэ-му-жэням, которые составили значительную часть чиновничества империи. Кроме того, император запретил объединять в одних и тех же руках военную и гражданскую власть на местах (см. [27, с. 55; 54, с. 479], что было традиционной практикой для монголов, где административная структура повторяла военную и, зачастую, родоплеменную.
4.↑В литературе часто встречается иное чтение второго иероглифа его имени, например, Ай-се (Iai-hie – у Поля Пеллио (см. [59, с. 168]), Ai-hsieh у Артура Моула (см. [55, с. 228])), хотя в современных словарях такого чтения данный знак не имеет (см. [22, с. 1376]). Видимо, это объясняется тем, что транскрипция его в словарях конца XIX в. отличалась от современной (sie – в словаре С. Куврёра (см. [39, с. 798])).
5.↑Подробнее о них см. в Приложении.
6.↑Эта дата приводится в самом достоверном источнике – тексте надгробной стелы, откуда она взята Кэ Шао-минем. В биографии, помещенной в Юань ши, точная дата не указана, но отмечено, что в 1312 г. Ай-сюэ был жив и получил титул Цинь-го гуна (см. [16, цз. 134, с. 256]). Следуя Юань ши, эту дату смерти (после 1312 года) принимает А. Моул (см. [55, с. 229]). Однако ошибка в тексте стелы, гораздо более подробном, нежели биография из Юань ши, и к тому же написанном Чэн Цзю-фу сразу после смерти Ай-сюэ, скорее всего, знавшим последнего лично, крайне маловероятна. Скорее всего, авторы биографии в Юань ши спутали дату пожалования Ай-сюэ прижизненного титула Цинь-го гун (1307 г.) с годом дарования ему посмертных титулов, в том числе титула Фу-линь вана (1312 г.).
7.↑Гуюк, китайское храмовое имя Дин-цзун 定宗 («Устанавливающий предок»), третий каган, сын Угэдэя. Родился в 1206 г., правил в 1246-1248 гг.
8.↑Пояснения ко всем упоминающимся в тексте данной статьи китайским титулам, должностям и учреждениям см. в глоссарии.
9.↑Чжун-тун 中统 («Объединение Середины») - девиз первой эры правления (1260-1264) Хубилая.
10.↑Чжи-юань («Достижение изначальных [основ]»), девиз второй эры правления (1264-1294) Хубилая.
11.↑Необходимо объяснить некоторый разброс в датах (по данным стелы, Ай-сюэ возглавил только что основанное Гуан-хуэй сы в 1268 г., а « Основные записи » сообщают несколько более позднюю дату реорганизации – 1273 г.). Согласно перечню государственных учреждений Юань ши, Гуан-хуэй сы было основано не позднее 1270 г. (к этому времени относятся первые датированные организационные изменения) (см. [16, цз. 88, с. 189]), что заставляет думать, что в стеле указана верная дата основания этого управления – 1268 г. Дата 1273 г. может быть объяснена либо ошибкой авторов Юань ши (что вполне вероятно), либо тем, что в этом году И-яо юань (то же самое, что и Си-юй и-яо сы ?) вошла в состав уже существовашего Гуан хуэй сы, а до того, в течение ряда лет, они существовали параллельно. В таком случае, приведённые отрывки из биографии Ай-сюэ в Юань ши и из «Основных записей» следовало бы переводить как «реорганизованы [и включены] в Гуан-хуэй сы».
12.↑Вань-суй шань 萬歲山 («Гора десяти тысяч лет», «Гора долголетия»). Искусственная гора, насыпанная к северу от императорского дворца из земли, образовавшейся при копке рвов вокруг дворцового комплекса и прудов императорского парка. Её «наследницей» в современном Пекине является гора и парк Цзиншань 景山.
13.↑Южный город, Нань-чэн 南城 – так называлось южное предместье столицы империи Ханбалыка (ныне Пекин), населённое преимущественно китайцами. Оно находилось вне городской стены, которая окружала официальную часть города, где размещались в основном дворцы монгольской знати и казармы войск. Конечно, разница в уровне жизни между центром и предместьями была велика.
14.↑Даду 大都 («Главная столица») – китайское название Ханбалыка. Согласно данным переписи 1285 г. в столичной области (Даду лу 大都路
15.↑Цинь го-гун 秦國公 («Циньский гун») – почетный аристократический титул, который в данном случае, по всей видимости, не имел ничего общего с древним царством Цинь, чей правитель которого Ин-чжэн 贏政, одержав победу в борьбе Сражающихся царств стал первым императором объединенного Китая под именем Цинь Шихуан-ди. Скорее, этот титул должен был вызывать аллюзии с названиями западных стран, известных китайцам с древности. Термин Да Цинь 大秦, по всей видимости, использовался для определения азиатской части Римской империи, или даже империи в целом. Китайский историк начала XX в. Чэнь Юань писал об этом титуле Ай-сюэ: «Он был Цинь-го гуном также потому, что Да Цинь означает Рим » [30, с. 17]. Титул не был связан с земельным пожалованием, а был исключительно почётным.
-
-
08.02.2013 в 09:2317.↑В ту эпоху 1 лян был равен приблизительно 37,3 г (см. [12, с. 358]), каковой цифрой мы и пользуемся в данном исследовании. Впрочем, например, Стефан Еразимо (Stéphane Yerasimos), автор примечаний к «Путешествиям» Ибн Баттуты, даёт несколько иную цифру – 28,35 г (см. [49, т. III, с 317, прим. 44]), и тогда общие суммы, пожалованные Ай-сюэ, будут несколько меньше. Впрочем, не слишком значительно.
18.↑Серебро было вдесятеро дешевле золота (см. [16, цз. 93, с. 201]).
19.↑Точно указать эквивалент этой суммы в драгоценных металлах довольно трудно. Бумажные деньги были введены в 1260 г., новые эмиссии имели место в 1287 г., 1309 г. и 1350 г. В 1287 г. был установлен следующий курс : один лян серебра стоил два гуаня 貫 (рассчётная единица для бумажных денег эмиссии 1287 г.) бумажными деньгами (однако при поступлении денег в казну (например, в виде податей) за один лян серебра принималось уже два гуаня пять фэней (2,05 гуаня), см. [16, цз. 93, с. 201]). В 1309 г. единицей измерения для бумажных денег стал лян, равный, согласно официальному курсу, одному ляну серебра, одному цяню (1/10 ляна) золота или пяти гуаням деньгами образца 1287 г. (т. е. к этому времени они подешевели в 2,5 раза по сравнению с 1287 г., см. [16, цз. 93, с. 201]).
Итак, если пожалование было осуществлено до 1309 г. (Ай-сюэ умер в шестом месяце 1308 г.), и было равно 150 тысячам гуаней, то по официальному курсу эта сумма была эквивалентна примерно 2797,6 кг серебра. Впрочем, как было указано, к 1308-1309 гг. эти деньги уже обесценились примерно в 2,5 раза, и реальная их стоимость была чуть больше тонны серебра.
Если же император одарил семью Ай-сюэ уже после реформы 1309 г., и сумма исчисляется в лянах (что нам кажется даже более вероятным – в тексте единица исчисления – лян – указана только для золота, для серебра она подразумевается ; возможно, для бумажных денег, для которых единица исчисления опущена - тоже), то это эквивалентно ещё более астрономической сумме в 5595,2 кг серебра (559,52 кг золота).
Стоит, однако, помнить, что свободный обмен бумажных денег на серебро был невозможен, как и легальное использование драгоценных металлов в качестве платёжного средства (см. [52, XCVI, с. 240-243]), курс был фактически принудительным, а эмиссия не всегда достаточно строго контролировалась, а потому инфляция, была довольно существенна (причем, скорее всего, на деле она была гораздо выше официально признаваемой). Насколько «реальное» серебро ценилось выше, чем его бумажный «эквивалент», можно заключить из огромной разницы сумм, пожалованных императором семье Ай-сюэ драгоценными металлами и бумажными деньгами. При этом в тексте золото стоит на первом месте, как наиболее ценный и почётный из даров, хотя формально его было в десятки раз меньше, чем стоящих на последнем месте бумажных денег.
Подробнее о бумажных деньгах и их роли в экономике юаньского Китая см. [42, с. 34-106].
20.↑Пожалование императором белых лошадей, тем более в большом количестве, следует рассматривать как знак особенного благоволения – традиционно среди монголов белые лошади почитались священными, связанными с Небом и потому предназначенными для властителей. Марко Поло пишет, что неподалеку от летней резиденции Хубилая содержался табун белых кобылиц в десять тысяч голов, чьё молоко было предназначено только для императора и членов императорского рода. По исключительной привилегии, данной ещё Чингис-ханом, это молоко могли пить также члены рода Хоряд (см. [52, LXXIV, с. 182]). Добавим, что молоко белых кобылиц издавна почиталось в традиционной монгольской медицине как крайне эффективное лекарство против многих болезней (см. [40, с. 30]).
21.↑Например, так именуется в Юань ши папский легат кардинал Джованни де Мариньолли, епископ Безиньяно, прибывший в столицу монгольской империи в 1342 году (см [16, цз. 40, с. 67]).
22.↑По источникам лучше всего известен Мар Саргис (Ма Сюэ-ли-цзи-сы 馬薛里吉思, у Марко Поло – Marsaquis (см. [52, CXLVIII, p. 346])), который в 1278-1281 гг. был даругачи (управляющим) пров. Чжэцзян и основал там два несторианских монастыря (см. [63, с. 67]).
23.↑Ле-бянь-а-да 列邊阿達 (в варианте Кэ Шао-миня 列邊阿答 (см. [15, цз. 190, с. 772])) – Симеон Раббан-ата, высокопоставленный несторианский монах, который находился в столице Монгольской империи Каракоруме в 1246-1248 гг. (см. [21, т. II, с. 402]). Согласно другим источникам, например, хронике Григория Абу-аль Фараджа (Бар Эбреуса), он был близок к Гуюку, и, как его доверенное лицо, был отправлен в качестве полномочного представителя на Ближний Восток, где от имени великого хана немало сделал для местных христиан (см. [57, c. 632; 34, с. 149]).
24.↑П. Пеллио справедливо отмечает, что эта реконструкция А. Шариньона довольно фантастична, но иной не предлагает (см. [59, с. 168]).
25.↑Господин Пьер Марсон, руководитель семинара в Ecole Pratique des Hautes Etudes (Париж) любезно подсказал нам, что Хань Жу-линем опубликованы ещё две работы, специально посвященные Ай-сюэ: Юань-ши Ай-сюэ чжуань ян-цзю («Исследование биографии Ай-сюэ в Юань ши») и Ай-сюэ чже цзай тань-тао («Ещё одно исследование об Ай-сюэ»). Они напечатаны в сборнике Цюн-лу цзи 穹盧集 («Собрание сочинений [Хань] Цюн-лу)», на страницах 93-108. К величайшему сожалению, ни сам сборник, ни сведения о его выходных данных нам недоступны. Возможно, многие проблемы, обсуждаемые нами в данной статье, уже благополучно решены.
26.↑В то время дорогу между Персией и Китаем часто перерезали войска Кайду, внука Угэдэя. Кайду к 1269 г. объединил под своей властью весь улус Угэдэя – Мавераннахр и Кашгарию, и начал войну против Хубилая. В 1277 г. ему даже удалось на некоторое время захватить Каракорум. Он был разбит и погиб в 1301 г., уже в правление Тимура, внука и наследника Хубилая (см. [43, с. 359-363]). Возможно, послы встретили один из его отрядов (который, ествественно, с точки зрения центральной власти являлся шайкой мятежников (луань 亂
27.↑Аргун, родился в 1255 г., ильхан в 1284-1291 гг. В Юань ши имя встречается в более ясной форме - А-лу-хунь 阿魯渾.
28.↑Вряд ли стоит рассматривать это высказывание Хубилая как доказательство персидского или даже ближневосточного происхождения Ай-сюэ. Маловероятно, что Хубилай (и тем более автор некролога, который, вполне вероятно, мог вложить в уста императора и текст, придуманный им лично) хорошо разбирался в разнице между Ближним Востоком и, например, Средиземноморьем.
29.↑Пулад-чинсанг – то же лицо, что и чэн-сян Бо-ло китайских источников. Пулад (видимо, его монгольское имя было Булат) остался в Иране и был советником при Аргуне, Гайхату (1291-1295) (см. [10, т. III, с. 135]), Байду (1295) (см. [10, т. III, с. 160]) и Газане (1295-1304), который даже назначил его командиром тумена ханской гвардии (см. [10, т. III, с. 286]). Он был известен как один из лучших знатоков истории монголов и рода Чингис-хана (см. [10, т. III, с. 192]), на страницах своей истории Рашид-ад-Дин выражает ему свою признательность как одному из своих наиболее ценных информаторов (см. [10, т. I, ч. I, с. 67]).
30.↑Текст стелы может создать ощущение, что посольство возглавлял Ай-сюэ. Однако Кэ Шао-минь отмечает, что он был помощником Бо-ло, главы миссии (см. [15, цз. 199, с. 772]). Также понимает его статус и Рашид-ад-Дин, и, видимо, это ближе к реальности – чиновник в ранге чэн-сяна, даже если это был почётный титул, не связанный с реальными властными полномочиями, должен был занимать в имперской иерархии более значительное место, нежели Ай-сюэ, который к тому времени ещё не получил никаких действительно важных постов.
-
-
08.02.2013 в 09:2432.↑Марко Поло пишет : «Знайте также, что все торговцы, которые прибывают из Индии или из другой страны и привозят золото, серебро жемчуга драгоценные камни, не должны продавать свои товары никому, кроме правителя. И он (великий хан – С.Д.) выбрал двенадцать (sic!) человек, мудрых и опытных, чтобы их оценивать. Правитель платит за эти богатства весьма щедро своими бумагами (имеются ввиду бумажные деньги – С.Д.)» [52, XCVI, с. 240-243]. Как видим, число чиновников, участвовавших в афере, идентично с количеством членов «комиссии по оценке». Видимо, тот, кто сообщил эту историю автору хроники, неплохо знал китайские реалии.
33.↑В начале XIII в. в Центральной Азии слово «балыш» означало слиток металла (серебра или золота) весом около 2 кг. Однако со временем смысл его несколько изменился. Ибн Баттута пишет, что балышом назвается некая сумма бумажных денег, по стоимости близкая к динару (см. [49, с. 317]). С. Еразимо сообщает, что в это время (начало XIV в.) марокканский динар был равен 4,611 г золота (см. [49, с. 317, прим. 44]).
34.↑А-хэ-ма 阿合馬, (Ахмад Фанакати), ( ?-1282), прибыл в Китай из Центральной Азии, из района современного Узбекистана. Начал свою карьеру как личный слуга Чабун-хатун из племени кунгират, первой жены Хубилая. В 1261 г. он получил пост в Чжун-шу шэне, в 1264 г. стал пин-чжан чжэн-ши. Он был сторонником политики откупов, и был повсеместно ненавидим, как крестьянами, так и аристократией, монгольской и китайской, которая хотела разрушить влияние мусульманской партии при дворе. Наконец, после ряда интриг, он был убит в 1282 г., его семья и сторонники были уничтожены (см. [24, с. 1]).
35.↑Бо-ян 伯顏 – Баян (1236-1295) из племени Баарин, один из величайших полководцев и государственных деятелей времен Хубилая. Он принимал участие в Персидской кампании под командованием Хулагу, затем, в 1264 г. был отправлен им ко двору нового великого хана – Хубилая, где и остался. Многие годы он руководил военными действиями против Сунов, в 1265 г. получил ранг левого, а в 1276 г. – правого чэн-сяна (его биографию см. [16, цз. 127, с. 244-245; 38].
36.↑Да-дэ 大德 («Великая добродетель») (1297-1307) – девиз второй эры правления Тимура (1295-1307).
37.↑Несколько странно, что про Изола ничего не пишет Марко Поло, бывший в Персии примерно в это время. Видимо, ему неприятно было писать об успехах европейца на монгольской службе, успехах, на фоне которых его собственные достижения выглядели более чем скромно. Этим же, по всей вероятности, следует объяснить и то, что он молчит об Ай-сюэ, хотя и достаточно подробно говорит о деятельности сирийца Мар Саргиса на посту управляющего провинции.
38.↑Отметим, что в том же году Ай-сюэ получил пост главы Чун-фу сы, и таким образом стал весьма важной фигурой в христианской общине Китая и империи в целом. Впрочем, это, вероятнее всего, совпадение – вряд ли информация о его назначении могла достичь Рима в том же году.
39.↑Эти обещания ильханов подтверждает и Гайтон, который в своем труде следующим образом объясняет эту странную щедрость: «Если Татары займут королевство Сирию и Святую Землю, христиане должны быть готовы принять от них эти земли, укрепить их и защищать. Я хорошо знаю намерения Татар, я твёрдо верю, что они охотно отдадут христианам для охраны земли, которые они отвоюют у Сарацин, в полное и свободное владение, так как они сами не могут обитать в этих краях по причине сильной жары летом. Итак, они были бы удовлетворены, если бы христиане взяли эти земли и охраняли их, так как Татары воюют с султаном египетским не для того, чтобы завоевать земли и города, они обладают всей Азией, но потому, что султан всегда был их главным врагом, и причинил им больше несчастий, чем кто бы то ни было другой, особенно когда они воевали с другими соседями» [44, с. 873]. Итак, монголы нуждались в создании в Сирии дружественного государства, враждебного Египту, так как, имея возможность выбить оттуда мамелюков, они не обладали достаточным количеством войск, чтобы удержать эти земли. Для их целей христиане подходили идеально.
40.↑«Поверенный» - термин гораздо менее пышный, чем «наместник», но в то же время более близкий к реальности. Вместо того, чтобы раздавать герцогства в Святой Земле, Изол был вынужден заниматься мелкими делами, прчем без особого успеха для всего предприятия.
41.↑Вот как об этом повествует кипрский хронист XV в. Флорио Бустон: «Et fotissi apresso alle galee, li Saraceni hanno veduto una bandiera de Casan sopra, la quale taneva il signor Chiol, suo ambassiatore, corsono quattro umdili di eramo im compagniae delli Saraceni, et andarono alli christiani; dalli quali furono ricevit con li loro cavalli, et questi referseno la gran rotta, e tribulation in die si trovavano li pagani» [37, с. 132].
42.↑Дата этого события, сообщаемая Степаносом Орбелиани, 1288 г., не вписывается в предлагаемую нами схему, но мы уже говорили, что её достоверность весьма проблематична – Олджайту родился в 1281 году, и мог быть окрещен как в первое пребывание Ай-сюэ – в 1284-1285 гг., так и позже – в 1300-1301 гг.).
43.↑Примечания к приложению, переводу и глоссарию. Поэтический текст указа, написанный, по всей вероятности, ещё при жизни Ай-сюэ, в любом случае не раньше 1307 г. (известная нам по другим источникам дата пожалования ему титула) и не позже 1312 г. (в этом году Ай-сюэ были пожалованы посмертные почетные титулы, которые не упоминаются в тексте декрета) придворным поэтом Юань Туном 袁桶 (1266-1327). Его биографию (см. [16, цз. 172, с. 319]), о нём (см. [14, с. 473]). Этот текст включен в сборник его сочинений Цин-жун цзю-ши цзи 清容居士集 («Собрание [сочинений] Отшельника с Изысканными манерами »), см. [18, т. 1203, цз. 36, с. 483].
44.↑В тексте использована иная транскрипция имени Ай-сюэ, Ай-суй 愛綏. Трудно сказать, чем это вызвано. Возможно, что с точки зрения автора это имя лучше передавало имя героя, но также весьма вероятно, что это результат работы китайских учёных прошлого, которые иногда заменяли в текстах одни знаки другими, более подходящими, с их точки зрения. Также они иногда заменяли табуированные знаки (например, входящие в личные имена императоров). Среди прочего, большая работа такого рода была проделана во время царствования императора Цянь-луна (1736-1795). В любом случае, Ай-сюэ – вариант общепринятый в литературе.
45.↑Эти титулы были пожалованы Ай-сюэ в 1312 г., и в этом же году текст эдикта был заказан императром Чэн Цзю-фу 程鋸夫 (1249-1318), одному из первых поэтов эпохи, сюэ-ши чэн-чжи Академии Хань-линь. Его биографию см. [16, цз. 172, с. 318], также о нём см. [13, с. 469]). Текст помещен в сборник его сочинений Сюэ-лоу цзи 雪樓集 («Собрание [сочинений] [Чэн] Сюэ-лоу (прозвище Чэн Цзю-фу - С.Д.)» (см. [18, т. 1202, цз. 4, с. 40]).
-
-
08.02.2013 в 09:2447.↑До нас дошёл текст стелы, составленный, по всей видимости, около 1312 г. по приказу императора тем же Чэн Цзю-фу, и помещенный в его сборнике Сюэ-лоу цзи (см. [18, т. 1202, цз. 5, с. 54-56]). Надгробная стела Ай-сюэ нам неизвестна (как, собственно, и место его погребения), так что нельзя установить, был ли на ней действительно высечен текст, составленный Чэн Цзю-фу, или какой-нибудь другой. Так или иначе, этот некролог является самым полным источником о жизненном пути Ай-сюэ и основной базой для более поздних биографий (особенно в Синь Юань ши). П. Пеллио упоминает его в своей известной статье « Христиане Центральной Азии и Дальнего Востока» (см. [57, с. 639]).
48.↑Она входит в собрание биографий Юаньши (« Истории [династии] Юань ») (см. [16, цз. 134, с. 256]), и частично переведена и пояснена Артуром Моулом в его книге «Христиане в Китае до 1550 года» (см. [55, с. 228-230]).
Юань ши 元史 была написана в Нанкине коллективом из шестнадцати ученых под руководством Сун Ляня 宋濂 (1310-1381) и Ван Вэя 王韋 (1322-1373), за очень короткое время, с марта 1369 г. по ноябрь 1370 г., по приказу победителя монголов и первого императора династии Мин (1368-1644) Чжу Юань-чжана (1368-1398). Эта книга состоит из 210 цзюаней, охватывает период монгольской и китайской истории, начиная с предков Чингис-хана до краха династии Юань и бегства её последнего императора Тогон-Тимура (1320-1370, император с 1333 г.) в Монголию в 1368 году. Несмотря на то, что Юань ши признается одним из основных источников по истории Восточной Азии этой эпохи, также широко известно, что быстрота её составления сильно сказалась на качестве изложения. С целью исправления ошибок и неточностей китайскими учеными-комментаторами было подготовлено множество уточненных изданий памятника, наиболее известными из которых являются издания 1532, 1606, 1739, 1824 и 1935 гг. (см. [32, с. 243-245]).
49.↑Это жизнеописание Ай-сюэ помещено в СиньЮаньши新元史 (« Новую историю [династии] Юань ») (см. [15, цз. 199, с. 772]). Большая часть его переведена А. Шариньоном (см. [36, т. I, с. 31-35]), но, к сожалению, со слишком большим количеством весьма досадных ошибок, на что обращал внимание, в частности, П. Пеллио (см. [59, с. 168-169]).
СиньЮаньши, состоящая из 257 цзюаней, принадлежит кисти одного из крупнейших историков династии Цин (1644-1911), Кэ Шао-миню 柯劭忞 (1850-1933). В 1921 г. глава т.н. «милитаристского» правительства в Тяньцзине, которое контролировало тогда северо-восточные области Китая, Сюй Ши-чан (1855-1939), своим указом включил Синь Юань ши в число официальных династийных историй - чжэн ши 正史 или го ши 國史 (см. [20, с. 246]). Это уникальный случай в истории китайского историописания, так как никто, кроме императора, не мог придать исторической хронике официальный статус. Поэтому сейчас книга Кэ Шао-миня не пользуется таким же авторитетом, как остальные династийные истории, чаще всего издающиеся под наименованием Эр-ши у ши 二十五史 - «Двадцать пять [династийных историй]». Это собрание не включает Синь Юань ши (при этом, лишь двадцать четыре из двадцати пяти историй, входящих в него, имеют официальный статус – двадцать пятая, Цин ши гао 清史稿 («Черновик истории [династии] Цин »), составлена уже в республиканский период). Впрочем, иногда Синь Юань ши всё же издается вместе с другими официальными историями, и тогда корпус носит название Эр-ши лю ши 二十六史 («Двадцать шесть [династийных] историй»).
Синь Юань ши имеет ту же структуру и основной план, что и Юань ши (сходную с традиционным построением других династийных историй), но её содержание заметно полнее и подробнее. Особенно велика разница в главах, где Кэ Шао-минь описывает события вне Китая. Авторы Юань ши, следуя китайской традиции, уделяли событиям в других странах (кроме Кореи и Юго-Восточной Азии) чрезвычайно мало внимания, а в Синь Юань ши эти темы освещены гораздо более детально. Кэ Шао-минь пользовался персидскими и арабскими, а также европейскими источниками во французских переводах, приведённых в классическом труде Д’Оссона ([41]), и, естественно, великолепно разбирался в китайских источниках, причем весьма вероятно, что некоторые использованные им труды не дошли до наших дней, сгинув в течение XX в., столь бурного и разрушительного для Срединного государства. Многие интересные факты упоминаются только в этой книге. Поэтому, несмотря на то, что Синь Юань ши была написана всего чуть более века назад, она, без сомнения, может считаться ценным источником по истории монгольской империи.
К сожалению, необходимо отметить, что иногда недостатки Синь Юань ши не менее значимы, чем её достоинства. П. Пеллио отмечал, что эта книга «даёт много информации, которой нет в более ранней Юань ши, но её источники западного происхождения деформированы, и сами китайские источники здесь часто воспроизведены с грубыми ошибками» [59, с. 163].
50.↑Хуан-цин 皇慶 («Августейшее благословение»), первая эра правления (1312-1313) императора Жэнь-цзуна, (собственное имя Аюрпарибадра, монгольское титулование – Буянту-хан). Даты жизни – 1284-1320, император с 1312 г.
51.↑Тай-цзу 太祖 («Великий пращур »), Темучжин, получивший в 1206 г. тронное имя Чингис-хан, основатель династии. Предполагаются несколько дат его рождения – 1155, 1162 и 1167 гг., в 1206 г. бы избран каганом, умер в 1227 г. Хубилай, провозгласив новую династию Юань, присвоил всем своим предыдущим правителям китайские храмовые имена.
52.↑Тай-цзун 太宗 («Великий предок»), Угэдэй, третий сын Чингис-хана и его наследник на престоле великих ханов.
53.↑Сянь-цзун 憲宗 («Образцовый предок»), Мункэ, четвёртый каган, старший сын Тулуя, младшего из сыновей Чингис-хана, брат Хубилая. Родился в 1209 г., правил в 1251-1259 гг.
54.↑Ба-а-ла 巴阿喇, по Кэ Шао-миню – Бу-а-ли 不阿里.
55.↑Бо-ло-му-су 博囉穆蘇, по Кэ Шао-миню – Бу-лу-ма-ши 不魯麻失.
56.↑Цзяо-фан 教坊, дворцовая школа для певцов и танцоров обоего пола, предназначенных для развлечения императора и его гостей.
57.↑Монголы начали вторжение в Корею в 1216-1219 гг., и возобновили его в 1231 г. Только в 1258 г. король Ко-чжон, скрывшийся на острове Кан-хуа вблизи Сеула и оттуда руководивший сопротивлением, покорился и послал своего сына Вэнь-чжона, наследника престола, ко двору Мункэ в качестве заложника. Хубилай дал молодому принцу в жёны свою дочь и помог ему утвердиться на престоле после смерти отца. Однако окончательно Корея была подчинена лишь в 1273 г., когда было подавлено последнее крупное восстание. Монголы сохранили институт королевской власти, и хотя в стране и были размещены монгольские войска, формально она считалась самостоятельным государством под покровительством правителей Китая (см. [43, с. 356]).
58.↑Первый раз Ли Тань изменил чжурчжэням, перейдя на сторону монголов, теперь, восстав против них, он изменил снова.
59.↑Хуай-хай 淮海 - регион неподалеку от Сюй-чжоу, в современной провинции Цзянсу. В описываемый период здесь шли почти непрекращающиеся сражения с сунскими войсками.
60.↑Дяо-доу 刁斗, походные котлы, которые называли «хитрыми котлами», потому что ночью их использовали как цимбалы для объявления тревоги. Таким образом, то, что они гремели до рассвета говорит о том, что в этом регионе было неспокойно, и войска должны были быть всегда настороже, так как их лагеря постоянно подвергались атакам противника.
-
-
08.02.2013 в 09:2462.↑Ай-сюэ указывает императору, что, перемещаясь без нужды по стране, он утомляет сопровождающих его солдат и отягощает население затратами на содержание многочисленной свиты и охраны, что может вызвать недовольство в стране.
63.↑Т.е. никто, кроме Ай-сюэ, не осмелился предостеречь императора о возможных последствиях этой поездки).
64.↑Синьань 新安 – город в 37 км к северо-востоку от Баодина (сейчас – город Аньсинь в провинции Хэбэй).
65.↑Баодин 保定 – крупный город в провинции Чжун-шу шэн 中書省, приблизительно в 200 км к югу-западу от Ханбалыка (Даду). Центр Баодинской области (Баодин лу 保定路
66.↑Шанду 上都 – город, также называвшийся Кайпин 开平, в 350 км к северу от Ханбалыка, в котором в 1260 г. прошла церемония интронизации Хубилая. Здесь размещалась летняя резиденция юаньских правителей. Сейчас город не существует, локализуется в 35 км к северо-западу от города Долунь, на юго-востоке автономного района Внутренняя Монголия.
67.↑Лян-тин («Прохладная беседка»). А. Шариньон полагает (см. [36, с. 31]), что это может быть бамбуковый дворец, описанный Марко Поло (см. [52, LXXIV, p. 181-183]).
68.↑Смысл этого сюжета нам ясен не до конца. Возможно, Ай-сюэ хотел предостеречь императора от чрезмерного употребления вина (пристрастие, до срока сведшее в могилу многих монгольских правителей). Не исключено также, что его целью было обратить внимание правителя, что с подносимым вином надо быть осторожным, чтобы не быть отравленным.
69.↑Яо-юй 腰輿 - паланкин, который носильщики несли на руках, а не на плечах.
70.↑В Юань ши этот эпизод описан более лаконично: «Когда Чэн-цзун почил, то императрица приказала [Ай-сюэ] произвести изыскания в области астрологии, [но] Ай-сюэ с гневно отказался [сделать] это» [16, цз. 134, с. 256]. Такой отказ понять трудно – без сомнения, будучи астрономом того времени, Ай-сюэ не мог отвергать астрологии и гороскопов, что же заставило его демонстративно пойти против приказа правительницы? Некролог, кажется, вносит некоторую ясность – видимо, Ай-сюэ вовсе не отказывался составить гороскоп, но был возмущён столь бесцеремонным обращением с собой – императрица не должна была так невежливо торопить заслуженного сановника. Таким образом, данный фрагмент иллюстрирует скорее гордый (возможно, даже довольно неуживчивый) нрав и прямоту Ай-сюэ.
71.↑Нам не удалось найти никакой информации о восстании в Хуайчжоу 懷州 (в современной провинции Хэнань) в описываемое время. Известно, что в 1307 г., после смерти Тимура, трон оспаривали принц Ананда, наместник провинции Тангут (центральная и южная части современной провинции Ганьсу) и принц Кайшань, губернатор Каракорума и степной Монголии, будущий император У-цзун 武宗, (родился в 1281 г., правил в 1308-1311 гг., монгольское тронное имя Кулюк-хан), который одержал верх в довольно затяжной междоусобной войне (см. [43, с. 391-394]). Возможно, восстание, подавленное Аюрпарибадрой в Хуайчжоу, было связано с этой смутой.
В других биографиях Ай-сюэ этот эпизод не описан – конечно, для приближённого чиновника столь высокого ранга участие в подобной церемонии не должно было быть редким событием, на которое стоит обращать внимание читателя. Однако, по всей видимости, это была единственная встреча Ай-сюэ с Аюрпарибадрой, который, став императором, даровал ему посмертные титулы и приказал Чэн Цзю-фу составить его некролог, поэтому автор и упоминает эту церемонию, которая при других обстоятельствах вряд ли была бы отмечена.
72.↑Чжи-да 至大 («Достижение величия») (1308-1311) – девиз эры правления Кайшана (У-цзуна).
73.↑Э-ли-е 額哩葉 (упоминается в Юань ши под именем Е-ли-я в вариантах 也里牙 и 野里牙
В качестве примечания надо добавить, что принесение жертв созвездию Северного Ковша (в западной традиции - Большая Медведица) было прерогативой императора, ввиду крайней важности созвездия в традиционной китайской космогонии. Сыма Цянь писал: «Ковш – колесница Владыки, движется в центре, управляет четырьмя сторонами [небес], разделяет Инь и Ян, устанавливает четыре сезона [года], соразмеряет [взаимодействие] пяти стихий, изменяет порядки управления, властвует основами» [11, т. 4, с. 116; 19, т. Ι, цз. 27, с. 166]. Сановник, даже высокого ранга, не имел права осуществлять жертвоприношения столь важным божествам, это нарушило бы принципы иерархии, заложенные ещё в древности: «Сын Неба приносит жертвы Шан-ди, гуны и хоу – духам чжухоу, имеющим заслуги перед народом, а сановники и лица, занимающие более низкое положение, - только духам своего рода» [3, гл. 14, 186, с. 224-225].
74.↑Та-эр-ха 塔爾哈 (варианты Юань ши – Тянь-хэ 腆合 и Дянь-ха 典哈
75.↑Ха-сы 哈斯 (вариант Юань ши – Хэй-сы 黑廝
76.↑Кэ-ле-цзи-су 克哷濟蘇 (вариант Юань ши – Ко-ли-цзи-сы 闊里吉思
77.↑Лао-ха 老哈 (вариант Юань ши – Лу-хэ 魯合, вариант Синь Юань ши – Лу-ха 魯哈
78.↑Яо-нэ 約呢 (вариант Синь Юань ши – Яо-нань 咬難
79.↑Син-шэн гун 興聖宮 (« Дворец Выдвижения мудрецов ») – один из дворцов Запретного города в Ханбалыке, к западу от озера Тай-е чи, на территории современного парка Бэйхай.
80.↑Божественный Воитель Шэнь-у 神武, один из эпитетов Чингис-хана (см. [60]).
81.↑Печень гань 肝 и желчь дань 膽 в китайской традиции являются синонимами храбрости и доблести (см. [9, №№ 2099-2100]).
82.↑Шунь 舜 (здесь назван своим личным именем Яо 姚
83.↑Фу-му 扶木 («Дерево, поддерживающее [небо]»). Согласно легендарной традиции – место, где восходит солнце; Юй-чи 虞池 – пруд, в который это светило заходит.
84.↑Т.е. фу-линец по происхождению, «отпрыск Фу-линя».
85.↑Отсылка к приводившейся ранее речи Хубилая о разнице между верным Ай-сюэ и его товарищем по посольству 1283-1285 гг., чэнсяном Бо-ло, который предпочёл остаться при дворе ильханов.
86.↑И то, и другое – знаки несчастья. Син-син 猩猩 – обезьяноподобное чудовище или дух, могущий вредить людям.
87.↑Хуань гуа 桓圭, нефритовый скипетр, согласно чжоуским установлениям, символ власти гуна (см. [23, т. 1, с. 2554]), видимо, в данном контексте следует понимать более обще, как одну из регалий носителя высокого аристократического титула (здесь - вана).
88.↑Можно подумать, что Чэнь Цзю-фу фактически рассматривает Фу-линь как реальный удел, область, отданную в управление Ай-сюэ. Но, по всей видимости, это стоит понимать исключительно как поэтический образ. Впрочем, « управлять » своим « уделом » Ай-сюэ тоже мог только метафорически – ведь на момент получения титула он был уже несколько лет как мёртв.
89.↑Чисто условно, вслед за Н.П. Свистуновой, мы взяли за правило переводить знак фу 府 как «коллегия», бу 部 – «ведомство», юань 院 – «палата», сы 寺 – «приказ», сы 司 – «управление», цзянь 監 – «инспекция», цзюй 局 – «бюро» (см. [4, ч.2, с. 16]).