История и культура Ростовской земли.
Материалы конференции 2000г. Ростов 2001.
А. В. Лаушкин (Москва). Идеология "Ордынского плена" и летописные известия о "Неврюевой рати". с. 24 - 31.
www.rostmuseum.ru/publication/historyCulture/20...
читать дальше""...
Ветхозаветная "идеология выживания" как нельзя лучше подходила для объяснения политики тех князей, которые сознательно пошли на подчинение ханам, желая оградить Русь от новых набегов и создать тем самым условия для будущей борьбы с ними, и при этом твердо встали на пути католической экспансии, угрожавшей вере отцов и дедов. У основ этой дальновидной "политики выживания"2 стояли правители, которых невозможно было заподозрить в личной трусости или политическом малодушии, -- великие князья Ярослав Всеволодыч и его сын Александр Невский. Главным элементом идеологии "плена" являлась вера в то, что гнев Господень есть свидетельство избранности наказанного народа, проявление заботы Бога о его спасении. В ситуации, когда борьба с Ордой была еще невозможна, эта вера помогала пережить унижение и тяготы иноплеменного владычества. В свете этой веры, подкрепленной словами и делами пророков Божьих, подчинение и даже служба "царю неправедну", "лукавнейшу паче всея земли" (Дан.3:32) представлялись прежде всего средством доказать свое смирение пред лицом карающего Владыки. Следование указанному Библией пути к избавлению от рук иноплеменников -- через хранение и упрочение веры -- было в условиях политического дробления и разрухи середины XIII в. важнейшим условием сохранения этнокультурного единства Руси и залогом будущего освобождения.
Наиболее отчетливо обращение книжников XIII в. к библейской "идеологии выживания" обнаруживается в Сказаниях об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Феодора.
...""
Как-то он тут сам себе противоречит... То- Ярослав, а то - Михаил. У Михаила-то служение не задалось
""...
Как известно, церковное почитание памяти князя-мученика Михаила Черниговского началось в третьей четверти XIII в. в Ростове (при князьях Борисе и Глебе Васильковичах и их матери Марии). Здесь же была создана и краткая редакция Сказания. Надо полагать, идеология "ордынского плена" пустила в Ростове глубокие корни. Ростовские князья Васильковичи были близки к великому князю Александру Ярославичу, поддерживали проводившуюся им "восточную" политику, которая предполагала мирные отношения с Ордой4. Утвердившийся в историографии взгляд на Васильковичей как на "ханских угодников", предателей интересов Руси5, не находит подтверждения в источниках6. Тихая культурная работа, не прервавшаяся в это время в Ростове (в отличие от многих других городов) была оживотворена идеей нравственно-религиозного противостояния чужеземному игу и позволила сохранить и преумножить многое из того, что было накоплено в Залесской Руси в домонгольское время.
...""
Ага, так вот как это называется - "тихая культурная работа"!
Теперь-то я знаю.
""...
Кроме "Сказаний" о Михаиле Черниговском и "Слов" Серапиона Владимирского отзвуки идеологии "ордынского плена" можно различить в других памятниках второй половины XIII в. -- "Житии" Александра Невского, в котором власть Батыя признается установленной Богом9, в "Правиле" митрополита Кирилла, где состояние плененной Руси описано образами, навеянными книгами пророков Иеремии и Иезекииля10. Следы той же идеологии можно отыскать и в летописных памятниках. Кроме приведенной выше похвалы князю Глебу Васильковичу она проявилась, вероятно, в рассказе Лаврентьевской летописи (далее -- ЛЛ) о "Неврюевой рати" 1252 г.
По сравнению с другим древнейшим известием об этом событии, сохранившимся в Софийской I летописи (далее -- СIЛ) и последовательно излагающим факты, известие Лаврентьевской отличается неполнотой и состоит из двух внешне логически несостыкованных частей11. Первая часть дает общую оценку событию и в силу своей смысловой законченности как бы не предполагает продолжения: "В то же лето здума Андреи князь Ярославич с своими бояры бегати, нежели цесаремъ служити, и побеже на неведому землю со княгынею своею и с бояры своими". Вторая часть известия описывает один из эпизодов этого бегства, случившийся не где-то в "неведомой земле", а под Переяславлем. Причем описывает его так, что складывается впечатление: автором записи был переяславец, которого не интересовала ни битва беглеца с татарами, произошедшая под стенами города, (о ней рассказывает СIЛ12), ни дальнейшая судьба князя Андрея, ни даже удел жившего тогда в Переяславле и поддержавшего своего брата князя Ярослава Ярославича, а только те печальные последствия, которые имела "рать" непосредственно для переяславской земли и ее жителей: "И погнаша татарове в следъ его, и постигоша и оу города Переяславля. Богъ же схрани и и молитва его отца. Татарове же россунушася по земли и княгыню Ярославлю яша и дети изъимаша, и воеводу Жидослава ту убиша, и княгыню оубиша, и дети Ярославли в полон послаша, и людии бещисла поведоша, до конь и скота, и, много зла створше, отидоша"13. Переяславское происхождение этой записи косвенно подтверждается тем, что в ней используется тот же оборот ("татарове же россунушася по земли"), что и в явно переяславском рассказе об ордынской "рати" 1281 г., сохранившемся в Симеоновской летописи ("татарове же разсыпашася по земли")14.
Дж.Феннел усомнился, что первая часть известия была современна событию и считал ее позднейшей вставкой -- неудачным домыслом летописца, ложно объяснившим причины бегства Андрея15. А.А.Горский указал на неубедительность построения Дж.Феннела16. Действительно, упоминание "неведомой земли", куда бежит Андрей, скорее выдает в авторе записи современника, еще не осведомленного о исходе бегства Андрея Ярославича, который в конце концов оказался в "ведомой" на Руси Швеции. По-видимому, бегство князя было окутано тайной и породило многочисленные и разноречивые слухи -- в частности, сохраненный некоторыми летописями ложный слух о его гибели17.
Окутана некой тайной и сама эта первая часть известия. В короткой фразе, комментирующей поступок Андрея, оказались заключенными несколько ключевых понятий, имеющих отношение к библейской трактовке "вавилонского плена": "царь", "служба", "бегство". Случайно ли это? Или автор сознательно хотел увести сознание читателя к библейским прообразам потрясших Русь событий? Проанализируем вторую возможность.
В 1251 г. в Монгольской империи было преодолено междуцарствие. Великим ханом стал Мункэ. Это положило конец периоду враждебности между имперским центром и ханом Батыем, правителем западных областей империи. Последний, укрепившись поддержкой нового повелителя степей, принялся наводить порядок в своих землях. Видимо, в планы Батыя входил и пересмотр княжеских ярлыков, выданных в прежние годы в Каракоруме. Над головой Андрея Ярославича, возведенного на владимирский великокняжеский "стол" предшественницей Мункэ ханшей Огуль-Гаймишь в 1249 г., начали сгущаться тучи. Не исключено, что причиной недовольства Батыя было наметившееся в последнее время сближение Андрея с Даниилом Галицким, пытавшимся отложиться от Орды18. Источники умалчивают о дальнейших событиях, но итог их ясен: Андрей встает на путь неповиновения Батыю, не едет (в отличие от своего брата Александра) в Орду, что приводит к организации карательной экспедиции -- первой после Батыева нашествия. Мятежный князь бежит в Переяславль-Залесский, где его настигают ордынцы, чудом избегает пленения и продолжает бегство, пока не оказывается в "Свеиской земле". Плачевные итоги Андреева мятежа убедительно свидетельствуют в пользу позиции тех князей, которые считают, что борьба с Ордой пока невозможна.
Автор первой части разбираемого известия ЛЛ прикровенно выразил свое неодобрительное отношение к поступку Андрея. Назвав -- одним из первых в среде русских книжников19 -- монгольских правителей "царями", он, согласно политической терминологии того времени, признал их власть законной20. (Показательно, что автор известия в СIЛ, симпатизирующий Андрею, не только не употребляет этого титула, но и вообще не отмечает, что "рать" была послана кем-то из правителей Орды.) Мысль о законности власти была в ту эпоху неразрывно связана и идеей ее богоустановленности -- центральной идеей христианской политической теории. Называя монгольских ханов "царями", летописец, таким образом, косвенно признавал, что власть была дарована им самим Богом. В свете этого признания нежелание Андрея "цесаремъ служити" и его бегство выглядят как дерзость перед лицом Господа.
Именно от такой дерзости, которая грозила ввергнуть народ в пучину новых наказаний вплоть до полного истребления, неоднократно предостерегали Иудею ветхозаветные пророки (Иер.27 и др.). Они не уставали повторять, что особо тяжкий грех совершат те, кто захочет убежать от власти Навуходоносора в чужую землю. Такой землей для многих иудеев стал Египет -- враг Вавилона, который, казалось, мог спасти побежденный народ от ярма победителей. Однако, говорил Господь, "помощь Египта будет тщетна и напрасна" (Ис.30:7). Нахождение под властью фараонов не спасет иудеев от Божьего гнева (напротив, он усилится) и при этом приведет их к дальнейшему вероотступничеству, отдалит час избавления (Иер.42-44 и др.). "Вот, ты думаешь опереться на Египет, эту трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет ему в руку и проколет ее" (4Цар.18:21). Таким образом, бегство -- это не только проявление непослушания, но и путь к потере веры, сохранение которой, как говорилось выше, -- главное условие прощения наказанного народа. Такова библейская схема.
Бегство Андрея куда-то на Запад, в "латинские" страны, не могло не напоминать бегства иудеев в Египет. Надежда на помощь католической Европы, которой в это время был окрылен тесть Андрея Даниил Галицкий, как скоро выяснилось, была "тщетна и напрасна". Едва не ступивший на путь унии, принявший из рук папы королевскую корону, галицкий князь так и не смог дождаться обещанной помощи и освободиться от власти Орды. Католический Запад оказался "тростью надломленной". Рим в лице папы Иннокентия IV искал контактов с монголами, желая использовать их могущество в собственных целях. Продолжались попытки крестоносцев продвинуться в Русские земли из Прибалтики. Угроза, исходящая оттуда была не только военной, но и конфессиональной. Уже с рубежа 20-30-х гг. XIII в. папский престол начал утверждать в Европе мысль о православных жителях Руси как о "неверных" и "врагах Бога и католической веры". В дальнейшем антиправославная деятельность Рима только усиливалась, не прекращаясь даже в 40-50-е гг. -- во время тесных контактов курии с некоторыми русскими князьями21. Пиком этих контактов стали переговоры Даниила с папой Иннокентием IV о королевском венце. В 1250 г. Южную Русь красноречиво покидает митрополит Кирилл, в прошлом -- печатник Даниила. Свою дальнейшую судьбу он связывает с Александром Невским22 -- сторонником антилатинской ориентации. И именно на это время, когда "католическая" тема звучит особенно болезненно, приходится бегство Андрея в "неведому землю" -- к недавним врагам своего брата Александра. Библейская трехэлементная конструкция "плена" (Вавилон -- Иудея -- Египет) становится в середине XIII в. актуальной в полном своем объеме (Орда -- Русь -- Рим).
Еще одна перекличка между событиями, описанными в ЛЛ под 1252 г., и историей гибели Иудейского царства обнаруживается при обращении к судьбе последнего иудейского царя Седекии. Подобно Андрею, он присягнул на верность восточному царю и потом отложился от него. Против Седекии было послано халдейское войско, которое осадило Иерусалим. Вместе со своими воинами Седекия бежал (Андрей бежит "с бояры своими"), но был настигнут и пленен (Андрей чудом избежал плена), после чего Иерусалим подвергся окончательному разграблению, а его жители были уведены в рабство (4Цар.24:20 - 25:17; Иер.39:1-9). Сходство этих эпизодов русской и библейской истории было усилено (быть может, невольно) сведением первой части известия со второй, переяславской. В ней рассказывается о расправе татар над невесткой Андрея и о пленении его племянников (разделивших судьбу многих переяславцев, угнанных в неволю). Мятеж Седекии также закончился страданиями его близких: по приказу Навуходоносора сыновья иудейского царя были казнены.
Таким образом, рассмотрение текста известия и политической ситуации начала 50-х гг. XIII в. не противоречит предположению о иносказательном характере первой части сообщения ЛЛ о "Неврюевой рати". Намекая читателю на события далекого прошлого, летописец давал осторожную оценку произошедшему на Руси. Можно думать, что перед нами один из первых опытов формулирования идеи "ордынского плена" как провиденциального повторения "плена вавилонского"23.
К какой летописной традиции мог относится разобранный отрывок? С уверенностью на этот вопрос ответить невозможно, но наиболее вероятной представляется его принадлежность к митрополичьему летописанию, на существование которого указал М.Д.Приселков24. В таком случае становится объяснимым факт пополнения этого отрывка переяславским откликом на события. Как известно, последние месяцы своей жизни митрополит Кирилл (скончавшийся в декабре 1280 г.) провел при дворе великого князя Дмитрия Александровича в Переяславле25, где, видимо, и был вскоре составлен великокняжеский летописный "свод 1281 г."26, включивший в себя помимо других источников летописание Кирилла и местные переяславские записи.
Митрополит Кирилл II (около 1243-1280), без сомнения, стоял в центре формирования идеологии "ордынского плена". Иерарх книжный и ревностный, много потрудившийся для укрепления благочестия в Русской земле, он сделал сознательный выбор в пользу той политики, которую проводил Александр Невский. На похоронах князя именно Кирилл произнес ставшие знаменитыми слова: "Чада моя, разумейте, уже заиде солнце земли Суздальской!". В "Правиле" митрополита, как уже говорилось, цитируются пророки "вавилонского" времени. Непосредственное отношение к Кириллу имел Серапион Владимирский, автор нескольких учительных "слов" на тему иноплеменного "рабства", переехавший во Владимир и ставший епископом по воле митрополита. Как полагают, из кругов, близких к Кириллу, вышел еще один памятник, содержащий черты интересующей нас идеологии, -- "Житие" Александра Невского27. Наконец, именно в правление Кирилла в Ростове формируется культ святого Михаила Черниговского с его явно "вавилонской" окраской, что не могло обойтись без одобрения и благословения главы Русской Церкви (не исключено даже, что в прежние годы Кирилл имел касательство к составлению первых записей о подвиге этого святого28).
В горестное время, когда "на хрестьяньске роде страх и колебанье, и беда упространися"29, митрополит Кирилл повел свою паству по непростому пути, который однажды должен был привести Русскую землю к избавлению от власти иноплеменников.""
Успенский Б.А. Борис и Глеб: восприятие истории в Древней Руси. М., 2000. С.5.
Будовниц И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси (XI-XIV вв.). М., 1960. С.304-307.
Лаушкин А.В. К истории возникновения ранних проложных Сказаний о Михаиле Черниговском // Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1999. № 6. С.3-25.
Борисов Н.С. Русская архитектура и монголо-татарское иго (1238-1300) // Вестник Московского университета. Сер. IX. История. 1976. № 6. С. 68.
Насонов А.Н. Монголы и Русь. История татарской политики на Руси. М.; Л., 1940. С.59.
Лаушкин А.В. Указ. соч. С.10-12.
Полное собрание русских летописей (далее - ПСРЛ). СПб., 1913. Т.18. С.76.
Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981. С.444.
Там же. С.434.
Русская историческая библиотека. СПб., 1908. Т.6. Стб.86. Ср.: Иер.21:7, 48:46; Пл.1:13; Иез.34:5-6; и др.
Fennell J.L.I. Andrej Jaroslavi( and the struggle for power in 1252: an investigation of the sources // Russia mediavalis. M(nchen, 1973. T.I. P.52-53.
ПСРЛ. М., 2000. Т.6. Вып.1. Стб.327.
ПСРЛ. М., 1962. Т.1. Стб.473.
ПСРЛ. Т.18. С.78. Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. М., 1996. С.158.
Fennell J.L.I. Op. cit. P.53-54.
Горский А.А. Два "неудобных" факта из биографии Александра Невского // Александр Невский в истории России. Новгород, 1996. С.71-72, 75 (прим. 45).
См., напр.: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С.304.
Вернадский Г.В. Монголы и Русь. Тверь; М., 1997. С.154; Горский А.А. Указ. соч. С.71-72.
В сохранившихся памятниках древнейшего летописания этот титул приложен к ханам под более ранним годом только в Новгородской I летописи (Новгородская первая летопись... С.79, 297).
20. См.: Кучкин В.А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников (XIII - первая четверть XIV в.) // Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн (X - начало XX вв.). М., 1990. Вып.1. С.26, 28; Горский А.А. "Царь" в средневековой Руси (до середины XVI в.) // Одиссей. Человек в истории. 1996. М., 1996. С. 206, 210.
Флоря Б.Н. У истоков конфессионального раскола славянского мира (Древняя Русь и ее западные соседи в XIII в.) // Славянский альманах. 1996. М., 1997. С.38-44.
Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С.265.
О развитии этой идеи в XIV-XV вв. см.: Борисов Н.С. Политика московских князей. Конец XIII - первая половина XIV в. М., 1999. С.30-43.
Приселков М.Д. Указ. соч. С.148-149.
ПСРЛ. Т.18. С.77.
Приселков М.Д. Указ. соч. С.158.
Лихачев Д.С. Указ. соч. С.266-267; Бегунов Ю.К. Памятник русской литературы XIII в. "Слово о погибели русской земли". М.; Л., 1965. С.58-59.
Ставиский В.И. "История монгалов" Плано Карпини и русские летописи // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1990 год. М., 1991. С.197-203.
ПСРЛ. Т.1. Стб.464.
Материалы конференции 2000г. Ростов 2001.
А. В. Лаушкин (Москва). Идеология "Ордынского плена" и летописные известия о "Неврюевой рати". с. 24 - 31.
www.rostmuseum.ru/publication/historyCulture/20...
читать дальше""...
Ветхозаветная "идеология выживания" как нельзя лучше подходила для объяснения политики тех князей, которые сознательно пошли на подчинение ханам, желая оградить Русь от новых набегов и создать тем самым условия для будущей борьбы с ними, и при этом твердо встали на пути католической экспансии, угрожавшей вере отцов и дедов. У основ этой дальновидной "политики выживания"2 стояли правители, которых невозможно было заподозрить в личной трусости или политическом малодушии, -- великие князья Ярослав Всеволодыч и его сын Александр Невский. Главным элементом идеологии "плена" являлась вера в то, что гнев Господень есть свидетельство избранности наказанного народа, проявление заботы Бога о его спасении. В ситуации, когда борьба с Ордой была еще невозможна, эта вера помогала пережить унижение и тяготы иноплеменного владычества. В свете этой веры, подкрепленной словами и делами пророков Божьих, подчинение и даже служба "царю неправедну", "лукавнейшу паче всея земли" (Дан.3:32) представлялись прежде всего средством доказать свое смирение пред лицом карающего Владыки. Следование указанному Библией пути к избавлению от рук иноплеменников -- через хранение и упрочение веры -- было в условиях политического дробления и разрухи середины XIII в. важнейшим условием сохранения этнокультурного единства Руси и залогом будущего освобождения.
Наиболее отчетливо обращение книжников XIII в. к библейской "идеологии выживания" обнаруживается в Сказаниях об убиении в Орде князя Михаила Черниговского и его боярина Феодора.
...""
Как-то он тут сам себе противоречит... То- Ярослав, а то - Михаил. У Михаила-то служение не задалось
""...
Как известно, церковное почитание памяти князя-мученика Михаила Черниговского началось в третьей четверти XIII в. в Ростове (при князьях Борисе и Глебе Васильковичах и их матери Марии). Здесь же была создана и краткая редакция Сказания. Надо полагать, идеология "ордынского плена" пустила в Ростове глубокие корни. Ростовские князья Васильковичи были близки к великому князю Александру Ярославичу, поддерживали проводившуюся им "восточную" политику, которая предполагала мирные отношения с Ордой4. Утвердившийся в историографии взгляд на Васильковичей как на "ханских угодников", предателей интересов Руси5, не находит подтверждения в источниках6. Тихая культурная работа, не прервавшаяся в это время в Ростове (в отличие от многих других городов) была оживотворена идеей нравственно-религиозного противостояния чужеземному игу и позволила сохранить и преумножить многое из того, что было накоплено в Залесской Руси в домонгольское время.
...""
Ага, так вот как это называется - "тихая культурная работа"!
Теперь-то я знаю.""...
Кроме "Сказаний" о Михаиле Черниговском и "Слов" Серапиона Владимирского отзвуки идеологии "ордынского плена" можно различить в других памятниках второй половины XIII в. -- "Житии" Александра Невского, в котором власть Батыя признается установленной Богом9, в "Правиле" митрополита Кирилла, где состояние плененной Руси описано образами, навеянными книгами пророков Иеремии и Иезекииля10. Следы той же идеологии можно отыскать и в летописных памятниках. Кроме приведенной выше похвалы князю Глебу Васильковичу она проявилась, вероятно, в рассказе Лаврентьевской летописи (далее -- ЛЛ) о "Неврюевой рати" 1252 г.
По сравнению с другим древнейшим известием об этом событии, сохранившимся в Софийской I летописи (далее -- СIЛ) и последовательно излагающим факты, известие Лаврентьевской отличается неполнотой и состоит из двух внешне логически несостыкованных частей11. Первая часть дает общую оценку событию и в силу своей смысловой законченности как бы не предполагает продолжения: "В то же лето здума Андреи князь Ярославич с своими бояры бегати, нежели цесаремъ служити, и побеже на неведому землю со княгынею своею и с бояры своими". Вторая часть известия описывает один из эпизодов этого бегства, случившийся не где-то в "неведомой земле", а под Переяславлем. Причем описывает его так, что складывается впечатление: автором записи был переяславец, которого не интересовала ни битва беглеца с татарами, произошедшая под стенами города, (о ней рассказывает СIЛ12), ни дальнейшая судьба князя Андрея, ни даже удел жившего тогда в Переяславле и поддержавшего своего брата князя Ярослава Ярославича, а только те печальные последствия, которые имела "рать" непосредственно для переяславской земли и ее жителей: "И погнаша татарове в следъ его, и постигоша и оу города Переяславля. Богъ же схрани и и молитва его отца. Татарове же россунушася по земли и княгыню Ярославлю яша и дети изъимаша, и воеводу Жидослава ту убиша, и княгыню оубиша, и дети Ярославли в полон послаша, и людии бещисла поведоша, до конь и скота, и, много зла створше, отидоша"13. Переяславское происхождение этой записи косвенно подтверждается тем, что в ней используется тот же оборот ("татарове же россунушася по земли"), что и в явно переяславском рассказе об ордынской "рати" 1281 г., сохранившемся в Симеоновской летописи ("татарове же разсыпашася по земли")14.
Дж.Феннел усомнился, что первая часть известия была современна событию и считал ее позднейшей вставкой -- неудачным домыслом летописца, ложно объяснившим причины бегства Андрея15. А.А.Горский указал на неубедительность построения Дж.Феннела16. Действительно, упоминание "неведомой земли", куда бежит Андрей, скорее выдает в авторе записи современника, еще не осведомленного о исходе бегства Андрея Ярославича, который в конце концов оказался в "ведомой" на Руси Швеции. По-видимому, бегство князя было окутано тайной и породило многочисленные и разноречивые слухи -- в частности, сохраненный некоторыми летописями ложный слух о его гибели17.
Окутана некой тайной и сама эта первая часть известия. В короткой фразе, комментирующей поступок Андрея, оказались заключенными несколько ключевых понятий, имеющих отношение к библейской трактовке "вавилонского плена": "царь", "служба", "бегство". Случайно ли это? Или автор сознательно хотел увести сознание читателя к библейским прообразам потрясших Русь событий? Проанализируем вторую возможность.
В 1251 г. в Монгольской империи было преодолено междуцарствие. Великим ханом стал Мункэ. Это положило конец периоду враждебности между имперским центром и ханом Батыем, правителем западных областей империи. Последний, укрепившись поддержкой нового повелителя степей, принялся наводить порядок в своих землях. Видимо, в планы Батыя входил и пересмотр княжеских ярлыков, выданных в прежние годы в Каракоруме. Над головой Андрея Ярославича, возведенного на владимирский великокняжеский "стол" предшественницей Мункэ ханшей Огуль-Гаймишь в 1249 г., начали сгущаться тучи. Не исключено, что причиной недовольства Батыя было наметившееся в последнее время сближение Андрея с Даниилом Галицким, пытавшимся отложиться от Орды18. Источники умалчивают о дальнейших событиях, но итог их ясен: Андрей встает на путь неповиновения Батыю, не едет (в отличие от своего брата Александра) в Орду, что приводит к организации карательной экспедиции -- первой после Батыева нашествия. Мятежный князь бежит в Переяславль-Залесский, где его настигают ордынцы, чудом избегает пленения и продолжает бегство, пока не оказывается в "Свеиской земле". Плачевные итоги Андреева мятежа убедительно свидетельствуют в пользу позиции тех князей, которые считают, что борьба с Ордой пока невозможна.
Автор первой части разбираемого известия ЛЛ прикровенно выразил свое неодобрительное отношение к поступку Андрея. Назвав -- одним из первых в среде русских книжников19 -- монгольских правителей "царями", он, согласно политической терминологии того времени, признал их власть законной20. (Показательно, что автор известия в СIЛ, симпатизирующий Андрею, не только не употребляет этого титула, но и вообще не отмечает, что "рать" была послана кем-то из правителей Орды.) Мысль о законности власти была в ту эпоху неразрывно связана и идеей ее богоустановленности -- центральной идеей христианской политической теории. Называя монгольских ханов "царями", летописец, таким образом, косвенно признавал, что власть была дарована им самим Богом. В свете этого признания нежелание Андрея "цесаремъ служити" и его бегство выглядят как дерзость перед лицом Господа.
Именно от такой дерзости, которая грозила ввергнуть народ в пучину новых наказаний вплоть до полного истребления, неоднократно предостерегали Иудею ветхозаветные пророки (Иер.27 и др.). Они не уставали повторять, что особо тяжкий грех совершат те, кто захочет убежать от власти Навуходоносора в чужую землю. Такой землей для многих иудеев стал Египет -- враг Вавилона, который, казалось, мог спасти побежденный народ от ярма победителей. Однако, говорил Господь, "помощь Египта будет тщетна и напрасна" (Ис.30:7). Нахождение под властью фараонов не спасет иудеев от Божьего гнева (напротив, он усилится) и при этом приведет их к дальнейшему вероотступничеству, отдалит час избавления (Иер.42-44 и др.). "Вот, ты думаешь опереться на Египет, эту трость надломленную, которая, если кто опрется на нее, войдет ему в руку и проколет ее" (4Цар.18:21). Таким образом, бегство -- это не только проявление непослушания, но и путь к потере веры, сохранение которой, как говорилось выше, -- главное условие прощения наказанного народа. Такова библейская схема.
Бегство Андрея куда-то на Запад, в "латинские" страны, не могло не напоминать бегства иудеев в Египет. Надежда на помощь католической Европы, которой в это время был окрылен тесть Андрея Даниил Галицкий, как скоро выяснилось, была "тщетна и напрасна". Едва не ступивший на путь унии, принявший из рук папы королевскую корону, галицкий князь так и не смог дождаться обещанной помощи и освободиться от власти Орды. Католический Запад оказался "тростью надломленной". Рим в лице папы Иннокентия IV искал контактов с монголами, желая использовать их могущество в собственных целях. Продолжались попытки крестоносцев продвинуться в Русские земли из Прибалтики. Угроза, исходящая оттуда была не только военной, но и конфессиональной. Уже с рубежа 20-30-х гг. XIII в. папский престол начал утверждать в Европе мысль о православных жителях Руси как о "неверных" и "врагах Бога и католической веры". В дальнейшем антиправославная деятельность Рима только усиливалась, не прекращаясь даже в 40-50-е гг. -- во время тесных контактов курии с некоторыми русскими князьями21. Пиком этих контактов стали переговоры Даниила с папой Иннокентием IV о королевском венце. В 1250 г. Южную Русь красноречиво покидает митрополит Кирилл, в прошлом -- печатник Даниила. Свою дальнейшую судьбу он связывает с Александром Невским22 -- сторонником антилатинской ориентации. И именно на это время, когда "католическая" тема звучит особенно болезненно, приходится бегство Андрея в "неведому землю" -- к недавним врагам своего брата Александра. Библейская трехэлементная конструкция "плена" (Вавилон -- Иудея -- Египет) становится в середине XIII в. актуальной в полном своем объеме (Орда -- Русь -- Рим).
Еще одна перекличка между событиями, описанными в ЛЛ под 1252 г., и историей гибели Иудейского царства обнаруживается при обращении к судьбе последнего иудейского царя Седекии. Подобно Андрею, он присягнул на верность восточному царю и потом отложился от него. Против Седекии было послано халдейское войско, которое осадило Иерусалим. Вместе со своими воинами Седекия бежал (Андрей бежит "с бояры своими"), но был настигнут и пленен (Андрей чудом избежал плена), после чего Иерусалим подвергся окончательному разграблению, а его жители были уведены в рабство (4Цар.24:20 - 25:17; Иер.39:1-9). Сходство этих эпизодов русской и библейской истории было усилено (быть может, невольно) сведением первой части известия со второй, переяславской. В ней рассказывается о расправе татар над невесткой Андрея и о пленении его племянников (разделивших судьбу многих переяславцев, угнанных в неволю). Мятеж Седекии также закончился страданиями его близких: по приказу Навуходоносора сыновья иудейского царя были казнены.
Таким образом, рассмотрение текста известия и политической ситуации начала 50-х гг. XIII в. не противоречит предположению о иносказательном характере первой части сообщения ЛЛ о "Неврюевой рати". Намекая читателю на события далекого прошлого, летописец давал осторожную оценку произошедшему на Руси. Можно думать, что перед нами один из первых опытов формулирования идеи "ордынского плена" как провиденциального повторения "плена вавилонского"23.
К какой летописной традиции мог относится разобранный отрывок? С уверенностью на этот вопрос ответить невозможно, но наиболее вероятной представляется его принадлежность к митрополичьему летописанию, на существование которого указал М.Д.Приселков24. В таком случае становится объяснимым факт пополнения этого отрывка переяславским откликом на события. Как известно, последние месяцы своей жизни митрополит Кирилл (скончавшийся в декабре 1280 г.) провел при дворе великого князя Дмитрия Александровича в Переяславле25, где, видимо, и был вскоре составлен великокняжеский летописный "свод 1281 г."26, включивший в себя помимо других источников летописание Кирилла и местные переяславские записи.
Митрополит Кирилл II (около 1243-1280), без сомнения, стоял в центре формирования идеологии "ордынского плена". Иерарх книжный и ревностный, много потрудившийся для укрепления благочестия в Русской земле, он сделал сознательный выбор в пользу той политики, которую проводил Александр Невский. На похоронах князя именно Кирилл произнес ставшие знаменитыми слова: "Чада моя, разумейте, уже заиде солнце земли Суздальской!". В "Правиле" митрополита, как уже говорилось, цитируются пророки "вавилонского" времени. Непосредственное отношение к Кириллу имел Серапион Владимирский, автор нескольких учительных "слов" на тему иноплеменного "рабства", переехавший во Владимир и ставший епископом по воле митрополита. Как полагают, из кругов, близких к Кириллу, вышел еще один памятник, содержащий черты интересующей нас идеологии, -- "Житие" Александра Невского27. Наконец, именно в правление Кирилла в Ростове формируется культ святого Михаила Черниговского с его явно "вавилонской" окраской, что не могло обойтись без одобрения и благословения главы Русской Церкви (не исключено даже, что в прежние годы Кирилл имел касательство к составлению первых записей о подвиге этого святого28).
В горестное время, когда "на хрестьяньске роде страх и колебанье, и беда упространися"29, митрополит Кирилл повел свою паству по непростому пути, который однажды должен был привести Русскую землю к избавлению от власти иноплеменников.""
Успенский Б.А. Борис и Глеб: восприятие истории в Древней Руси. М., 2000. С.5.
Будовниц И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси (XI-XIV вв.). М., 1960. С.304-307.
Лаушкин А.В. К истории возникновения ранних проложных Сказаний о Михаиле Черниговском // Вестник Московского университета. Серия 8. История. 1999. № 6. С.3-25.
Борисов Н.С. Русская архитектура и монголо-татарское иго (1238-1300) // Вестник Московского университета. Сер. IX. История. 1976. № 6. С. 68.
Насонов А.Н. Монголы и Русь. История татарской политики на Руси. М.; Л., 1940. С.59.
Лаушкин А.В. Указ. соч. С.10-12.
Полное собрание русских летописей (далее - ПСРЛ). СПб., 1913. Т.18. С.76.
Памятники литературы Древней Руси. XIII век. М., 1981. С.444.
Там же. С.434.
Русская историческая библиотека. СПб., 1908. Т.6. Стб.86. Ср.: Иер.21:7, 48:46; Пл.1:13; Иез.34:5-6; и др.
Fennell J.L.I. Andrej Jaroslavi( and the struggle for power in 1252: an investigation of the sources // Russia mediavalis. M(nchen, 1973. T.I. P.52-53.
ПСРЛ. М., 2000. Т.6. Вып.1. Стб.327.
ПСРЛ. М., 1962. Т.1. Стб.473.
ПСРЛ. Т.18. С.78. Приселков М.Д. История русского летописания XI-XV вв. М., 1996. С.158.
Fennell J.L.I. Op. cit. P.53-54.
Горский А.А. Два "неудобных" факта из биографии Александра Невского // Александр Невский в истории России. Новгород, 1996. С.71-72, 75 (прим. 45).
См., напр.: Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов. М.; Л., 1950. С.304.
Вернадский Г.В. Монголы и Русь. Тверь; М., 1997. С.154; Горский А.А. Указ. соч. С.71-72.
В сохранившихся памятниках древнейшего летописания этот титул приложен к ханам под более ранним годом только в Новгородской I летописи (Новгородская первая летопись... С.79, 297).
20. См.: Кучкин В.А. Монголо-татарское иго в освещении древнерусских книжников (XIII - первая четверть XIV в.) // Русская культура в условиях иноземных нашествий и войн (X - начало XX вв.). М., 1990. Вып.1. С.26, 28; Горский А.А. "Царь" в средневековой Руси (до середины XVI в.) // Одиссей. Человек в истории. 1996. М., 1996. С. 206, 210.
Флоря Б.Н. У истоков конфессионального раскола славянского мира (Древняя Русь и ее западные соседи в XIII в.) // Славянский альманах. 1996. М., 1997. С.38-44.
Лихачев Д.С. Русские летописи и их культурно-историческое значение. М.; Л., 1947. С.265.
О развитии этой идеи в XIV-XV вв. см.: Борисов Н.С. Политика московских князей. Конец XIII - первая половина XIV в. М., 1999. С.30-43.
Приселков М.Д. Указ. соч. С.148-149.
ПСРЛ. Т.18. С.77.
Приселков М.Д. Указ. соч. С.158.
Лихачев Д.С. Указ. соч. С.266-267; Бегунов Ю.К. Памятник русской литературы XIII в. "Слово о погибели русской земли". М.; Л., 1965. С.58-59.
Ставиский В.И. "История монгалов" Плано Карпини и русские летописи // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования. 1990 год. М., 1991. С.197-203.
ПСРЛ. Т.1. Стб.464.
@темы: выписки, Пётр царевич Ордынский, 1252, Лаушкин