Когда-то я с удовольствием читал статью Георгия Степановича Кнабе (а ведь он, кажется, еще жив! -дай ему бог здоровья) "Теснота и история в Древнем Риме", и вот снова наткнулся на нее в сети.
(ОСТОРОЖНО! Очень многа букав!)
читать дальшеНет ничего приятнее и ценнее для историка (да и для любого человека), чем ощутить себя в гуще живой действительности, которая только на первый взгляд умерла, ушла в прошлое. Прошлого нет. Любой его отрезок - одна из ступеней непрерывной лестницы, на верхней ступеньке которой стою я сам.
""В конце республики и начале империи, т.е. в I веке до н.э. и особенно в середине I века н.э., в Риме было очень тесно и очень шумно. Население города составляло к этому времени не менее I млн.человек. Большинство свободных мужчин в возрасте от 16 лет и многие женщины, равно как большинство приезжих, т.е. в совокупности от 200 до 300 тысяч человек, проводили утренние и дневные часы, по выражению поэта Марциала "в храмах, портиках, лавках, на перекрестках", преимущественно в тех, что были сосредоточены в историческом центре города.""
Марциал, по его собственному признанию, уезжал на номентанскую дачу, чтобы выспаться:
"...Да ни подумать, Спарс, ни отдохнуть места
Для бедных в Риме нет: кричит всегда утром
Учитель школьный там, а ввечеру - пекарь;
Там день-деньской всё долбит молотком медник;
Меняла с грудой здесь нероновых денег
О грязный стол гремит монетой со скуки
А то ещё коваль испанского злата
Блестящим молоточком стертый бьет камень.
Не молкнет ни жрецов Беллоны крик дикий,
Ни морехода с перевязанным телом,
Ни иудея, что уж в детстве стал клянчить,
Ни спичек серных продавца с больным глазом
...
А нас толпы прохожих смех всегда будит,
И в изголовье Рим стоит. И вот с горя
В изнеможеньи я на дачу спать езжу."
Это пятьдесят седьмая эпиграмма из XII книги - книги, написанной уже в Испании, куда поэт в конце жизни вернулся из Рима; конечно, она написана или задумана задолго до публикации в 101 году. В Риме Марк Валерий сперва снимал квартиру в верхних этажах неподалеку от Castoris canaeque Vestae temples ad Pyrum (храм Кастора и храм Весты у Груши), а затем (после 84 года, когда издана I книга, где он называет этот первый адрес) переменил место жительства и перебрался к тибуртинскому столбу, возле храмов Юпитера и Флоры.
""Этот исторический центр представлял собой прямоугольник со сторонами, очень приблизительно говоря, 1 км (от излучины Тибра у театра Марцелла до Виминальского холма) на 2 км (от Марсова поля до холма Целия), в котором в свою очередь выделялась еще более узкая зона, застроенная самыми роскошными общественными зданиями, окруженная наибольшим престижем, и где концентрация населения в утренние и дневные часы должна была быть наибольшей; в эту зону входили - Римский форум (80х180 м)1, форумы Цезаря (43х125) и Августа (450 м по периметру), плотно застроенный лавками район между Римским форумом и Колизеем (80х200 м), несколько центральных улиц - Субура (ок. 350 м), Велабр (ок.1 200 м), Аргилет (немногим более 100 м). Поверхность площадей, а особенно улиц, которые в эту пору имели обычно ширину 5-6 м и никогда, кажется, не больше 9, существенно сокращалась из-за загромождавших их лавчонок трактирщиков, брадобреев, мясников и т.д.""
Восемь лет назад, накануне "Зоолетия", Питер представлял собой нечто подобное: кругом строительные леса, заборы, торговые лотки, горы мусора и толпы очумевшего народа, вместо тротуаров прущие прямо по проезжей части .
""Несоответствие крайне ограниченной территории исторического центра и огромного количества тех, кто стремился не только попасть на нее, но здесь расположиться, людей посмотреть и себя показать, встретиться с приятелем или деловым партнером, сделать покупки, и приводило к той невыносимой тесноте, о которой в одни голос говорят римские писатели и особенно выразительно Ювенал:
... мнет нам бока огромной толпою
Сзади идущий народ: этот локтем толкнет, а тот палкой
Крепкой, иной по башке тебе даст бревном иль бочонком;
Ноги у нас все в грязи, наступают большие подошвы
С разных сторон, и вонзается в пальцы военная шпора.
[Видишь дым коромыслом? - Справляют вскладчину ужин:
Сотня гостей, и каждый из них с своей собственной кухней;
Сам Корбулон бы не поднял такую гору посуды,
Всякого скарба, сколько вон тот невольник, бедняга,
Тащит, взвалив на макушку, огонь на ходу раздувая.
Туники рвутся, едва зачиненные; ель нависает
С едущей фуры, сосну повезла повозка другая ;
Длинных деревьев шатанье с высот угрожает народу.
Если сломается ось, что везет лигурийский булыжник,
И над толпой его груду разгрузит, ее опрокинув, -
Что остается от тел? кто члены и кости отыщет?]
По свидетельству того же автора, носилки, в которых передвигались по городу богачи и знать, по улицам Рима приходилось нести, подняв их над головами - очевидно, толпа была настолько плотной, что иначе пронести их было невозможно. Тацит рассказывает, как присланные в Рим солдаты германской армии "стремились прежде всего на Форум... Непривычные к городской жизни, они попадали в самую гущу толпы и никак не могли выбраться, скользили на мостовой и падали, когда кто-нибудь с ними сталкивался". ""
""Скученность царила не только на улицах, но и в общественных зданиях. Остановимся на одной, самом типичном и самом известном - Юлиевой базилике. Она была построена на южной стороне Римского форума Цезарем и завершившим работы Августом и представляла собой пятинефное здание, в центральной части двухэтажное, размером 60х108 м. В этом помещении постоянно заседали четыре суда по уголовным делам. Судей в каждом было 26, подсудимый приводил с собой десятки людей, призванных оказывать ему моральную поддержку. Выступавший в заседании сколько-нибудь известный адвокат привлекал сотни слушателей. Многие из них весь день сидели здесь или прогуливались по базилике и периодически устремлялись к тому трибуналу, где должен был выступать адвокат, их чем-либо заинтересовавший. Тут же шла бойкая торговля, и на полу до сих пор видны круги и квадраты, очерчивавшие место того или иного купца. Сохранились на полу и фигуры другого назначения - в них, играя в азартные игры, забрасывали кости или монеты; игра шла не менее бойко, чем торговля, и все это постоянно хотело есть и пить, в толпе непрерывно двигались продавцы воды и съестного, а если приезжим бывало трудно расплатиться, они могли обменять деньги у сидевших тут же менял.
Здесь обращает на себя внимание не только теснота как таковая, но и еще одна особенность римской толпы - количество разнородных дел, которыми люди занимались одновременно на одном и том же ограниченном пространстве. Известен случай, когда оратор Кальв выступал на Римском форуме с обвинительной речью против одного из семьи Брутов - как раз в это время мимо, лавируя в толпе, проходила погребальная процессия - хоронили другого члена той же семьи. В декабре 69 года, когда солдаты императора Вителлин штурмовали Капитолий, где засели флавианцы, младший сын Флавия Веспасиана и будущий император Домициан спасся, замешавшись в толпу поклонников Изиды, которые спокойно отправляли свой культ, нимало не смущаясь сражением, идущим вплотную к ним.
И густота толпы сама по себе, и только что отмеченная ее особенность порождали невероятный шум, а голые кирпичные и каменные фасады, ограничивавшие узкие улицы, отражали и еще более усиливала его. Ювенал уверял, что в Риме умирают в основном от невозможности выспаться. Марциал не мог заснуть от стука телег, гомона ребятишек, еще до света бегущих в школу, от того, что менялы, зазывая клиентов, непрерывно стучат монетами по своим переносным столикам. Сенека, приближенный Нерона и один из фактических правителей государства, жил над публичной баней и специально вырабатывал у себя нечувствительность к постоянно окружавшему его грохоту. Интенсивность запахов не уступала интенсивности шума. Из бесчисленных харчевен неслись дым и ароматы дешевой пищи. "От дыхания наших дедов и прадедов разило чесноком и луком", - вспоминал Варрон. Жapa стояла большую часть года, одежда была дочти исключительно шерстяной, а у бедняков и грубошерстной. Рацион состоял в основном из гороха, полбы, хлеба и пахучих приправ. Нетрудно (или скорее очень трудно) себе представить, в какой океан запахов погружался человек, входя в эту плотную, оглушительно галдящую толпу.""
Женщина, неоднократно ездившая в Италию, говорила при мне, что в Риме и сейчас невозможно заснуть в любое время суток от криков итальянцев, которые полагают, что просто разговаривают
""...
Публичность существования и его живая путаница были типичны не только для городских улиц и общественных зданий, они царили также и в жилых домах - domus'ax и insul'ax.
Разница между этими двумя типами римских жилых зданий в традиционном представлении сводится, как известно, к следующему: домус - особняк, в котором живет одна семья, инсула - многоквартирный дом, заселенный множеством не связанных между собой семей; домус в основе своей одноэтажное строение, инсула - многоэтажное; домус как резиденция одной семьи представляет собой автономное архитектурное целое, имеющее самостоятельные выходы на улицу, в инсуле резиденция каждой семьи несамостоятельна, включена в сложный архитектурный комплекс и не имеет отдельных выходов на улицу; домус типичен для старого республиканского Рима, инсула распространяется преимущественно в эпоху ранней империи. Все эти противоположности, такие реальные и обоснованные в пределах традиционного историко-архитектурного анализа, оказываются, если подойти к ним с точки зрения общей структуры материально-пространственной среды той эпохи, весьма относительными. В определенном смысле они растворялись для римлянина в едином типе организации действительности - в том самом, который был немыслим без тесноты и шумной публичности существования.
Если учесть эту сторону дела, несколько по-иному выглядит и чисто архитектурное соотношение обоих типов жилых домов. Комнаты, выходившие на оба центральных помещения италийского домуса - на внутренний дворик-цветник, или перистиль, и на парадный зал со световым колодцем, или атрий, - почти не имели окон. Между ними и внешними стенами оставалось пустое пространство, наглухо отделенное от жилой части дома, и в нем размещались имевшие самостоятельный выход на улицу так называемые таберны. Обычно их занимали под мастерские, склады или лавки, которые хозяин либо использовал сам, либо - чаще - сдавал внаем. Домус в этом случае не был обиталищем одной семьи, а включал в себя и ряд помещений, к ней отношения не имевших. Арендовавший таберну ремесленник или торговец мог поселиться в ней на своего рода антресолях вместе со своей семьей, а бывали случаи, когда таберны и прямо сдавались под квартиры с отдельным выходом, как было, например, в роскошном доме, расположенном непосредственно за форумом в Помпеях и известном под именем "Дома Пансы". Следующий шаг на этом пути состоял в том, что один человек приобретал ряд соседних домов и, либо подводя их под общую крышу, либо каким-нибудь другим способом, превращал их в своеобразный комплекс, где арендаторы таберн со своими семьями, отпущенники с их семьями, работники лавок и мастерских и семья хозяина жили в непосредственном контакте друг с другом. Таково положение, например, в домах NoNo 8-12 на 6 участке I района Помпеи, в домах Корнелия Тегета, Кифареда или Моралиста. В последнем случае в соединенных домусах с общим атрием жили две семьи, известные нам поименно - Аррии Политы и Эпидии Гименеи.
Слияние жилых ячеек в единый улей шло не только по горизонтали, но и по вертикали. Жилой аттик домуса обычно имел выход как на первый этаж, так и на балкон, расположенный по фасаду и в ряде случаев продолжавшийся на фасад соседнего дома. Если отдельные помещения в таком аттике сдавались внаем и при этом еще соединялись с табернами, от замкнутой независимости и самостоятельности и самой семьи, и ее резиденции, которая в идеализированном историко-архитектурном представлении составляет сущность римского домуса, не оставалось и следа. Попробуем вообразить себе, например, как жилось в Помпеях в доме No 18 12-го участка VII района, часть которого занимала одна семья, в табернах расположился публичный дом, а в аттике (или, если угодно, на втором этаже) ряд помещений принадлежали каждое отдельной семье, и члены их проходили домой по балкону, имевшему выход через соседний дом No 20.""
Намана. Коммуналка называется. Плюс публичный дом на первом этаже (это тоже бывает).
Нумерация и названия домов, разумеется, современные, условно-археологические.
""...основной смысл слова "инсула" - это застроенный участок, ограниченный со всех сторон улицами, независимо от того, застроен ли особняками или доходными домами.
...
Застроенный участок - квартал по фронту, квартал в глубину - заполнялся обиталищами, соединенными между собой таким количеством переходов, внутри и по балконам, подразделенным на такое количество сдаваемых в наем лавок, квартир, арендаторы которых сдавали площадь еще от себя, что границы изначальных домусов и инсул во многом стирались, и весь участок превращался в некоторое подобие улья...
Дополнительно можно обратить внимание, во-первых, на то, что в "Дигестах" конфликтам, возникавшим именно из подобной путаницы жилых домов и помещений, посвящен целый раздел - если понадобилось специальное законодательство, положение это должно было существовать повсеместно; во-вторых, - на слово - употребление у римских авторов, которые подчас явно не видели четкой границы между инсулой, домусом и жилым строением вообще (aedes).
...
В римских домусах и инсулах при их очень значительных размерах было тесно, хотя и не так, как на улицах, но столь же, если не более, ощутимо: и там, и тут человек не мог и не хотел изолироваться, замкнуться, отделиться, остаться наедине с собой... Теснота на улицах и жилища-ульи в описываемую эпоху были еще двумя слагаемыми единого ощущения жилой среди, воспринимавшегося императивно: быть всегда на людях, принадлежать к плотной живой массе сограждан, смешиваться со своими и растворяться в них.
... Обычное мнение о том, что описанные особенности римской жизни - результат перенаселения городов в начале империи, неточно. Перенаселенность, разумеется, была10, и, разумеется, она разлагала традиционный быт этого общества, в основе своей остававшегося примитивным, натуральным, преимущественно сельским. Но описанные выше архитектурные и бытовые явления, в которых реализовался процесс перенаселения, существовали с глубокой древности... еще в 218 году до н.э., как рассказывает Тит Ливий, бык взобрался на третий этаж дома и бросился оттуда, испуганный тревогой, которую подняли жильцы, и с самого начала были она чертой не только инсул, но и домусов - "с верхней части дома через окно" обращалась к народу Танаквиль, жена царя Тарквиния Приска...; с верхнего этажа домов своих друзей любил смотреть цирковые игры император Август.
Балконы, игравшие такую значительную роль в превращении римских домов в "ульи", назывались по-латински "менианы" по имени Мения, консула 318 года до н.э., т.е. существовали с IV века, и законы против злоупотребления ими принимались, по свидетельству историка Аммиана Марцеллина, "еще в древние времена". Консул 186 года до н.э. Публий Постумин развел сына с невесткой и выделил ей помещение на втором этаже своего дома, отделенное от резиденции семьи и имевшее самостоятельный выход на улицу через балкон.
...
Римляне во всяком случае думали именно так и полагали, что на самой заре истории боги научили их
... строить дома, сочетая жилище свое воедино
С крышей другой; чтоб доверье взаимное нам позволяло
Возле порога соседей заснуть.
("...и голым проснуться" пардон за ерничество)
Такая теснота воспринималась в интересующую нас эпоху как одно из частных, но вполне ощутимых проявлений демократической традиции полисного общежития, простоты и равенства ...
Большинство первых императоров жили очень публично, подчас в тесноте и скученности, не только не смущаясь, но как бы даже бравируя этим. На склоне Палатинского холма, где находился комплекс императорских дворцов, размещались сыроварни, непрерывно дымившие и окутывавшие дымом и ароматами весь холм. Клавдий, прогуливаясь по Палатину, неожиданно услышал голоса и шум и, осведомившись, узнал, что это историк Сервилий Конкан публично читает в одной из комнат дворца свое новое произведение - императора никто об этом не предупреждал, но такое обращение с его домом, по всему судя, нимало его не шокировало. В составленной Светонием биографии этого императора он не раз и по самым разным поводам изображен в толпе, которая ведет себя по отношению к нему без всякого особого почтения. ""
Ну, это, скорее всего, ососбенность именно Клавдия, с его характерными особенностями: рассеянностью и показным демократизмом.
""Показательно в этом смысле отношение, которое существовало в Риме к ликторам - служителям должностного лица, очищавшим для него дорогу. Они нередко вызывали раздражение, нападки, а иногда и погибали, так как разгон толпы и обособление в ней магистрата воспринимались как посягательство на демократию и равенство граждан. ""
Показательна также плотная, тактильная форма общения в южных странах - все неосознанно пытаются коснуться друг друга при разговоре; Грейс мне говорила, что это её в Греции просто шокировало: всякий случайный знакомый норовит тебя погладить или хотя бы похлопать по плечу; половозрастные особенности не в счет. А в неполиткорректные древние времена, когда обычной формой приветствия был поцелуй (Colidiana oscula), наблюдался тотальный ахтунг:
"От целовальщиков, мой Флакк, спастись негде:
Бегут навстречу, ждут тебя, теснят, давят
Всегда и беспрестанно там и сям, всюду.
Ни язва злая, ни прыщи твои с гноем.
Ни подбородок гадкий, ни лишай грязный,
Ни губы, что испачкал жирной ты мазью,
Ни капля с носа не спасет тебя в холод.
Целуют и в жару, и если ты мерзнешь,
И коль невесту целовать идешь — тоже.
Напрасно голову тебе в башлык прятать,
Проникнет целовальщик через все щелки.
Ни консулат, ни трибунат, ни шесть фасций,
Ни прут в руке надменной, ни крикун ликтор
Прогнать не в силах целовальщиков этих.
Пускай ты на высокий трибунал сядешь,
Пускай в курульном кресле ты народ судишь,
Все ж целовальщик и сюда к тебе влезет.
Тебя в слезах, в ознобе целовать будет,
Он поцелует, хоть зевай ты, хоть плавай,
Хоть испражняйся..."
Это, конечно, опять Марк Валерий наш Марциал.
По словам Георгия Степановича, положение изменилось во второй половине I века н.э., в 60-70-х гг. Лишь после этого времени широко распространилась архитектура, известная по виллам курортных городов Кампании; архитектура, подразумевавшая приватный стиль жизни и изолированность от толпы. Разумеется, не для всех: для наиболее обеспеченных слоёв населения.
"Малый Юлия садик Марциала,
Что садов Гесперидских благодатней,
На Яникуле длинном расположен.
Смотрят вниз уголки его на холмы,
И вершину его с отлогим склоном
Осеняет покровом ясным небо.
А когда затуманятся долины,
Лишь она освещенной выдается.
Мягко к чистым возносится созвездьям
Стройной дачи изысканная кровля.
Здесь все семеро гор державных видно,
И весь Рим осмотреть отсюда можно,
И нагорья все Тускула и Альбы,
Уголки все прохладные под Римом,
Рубры малые, древние Фидены
И счастливую девичьею кровью
Анны рощицу щедрую Перенны.
Там, — хоть шума не слышно, — видишь, едут
Соляной иль Фламиньевой дорогой:
Сладких снов колесо не потревожит,
И не в силах ни окрик корабельный,
Ни бурлацкая ругань их нарушить,
Хоть и Мульвиев рядом мост и быстро
Вниз по Тибру суда скользят святому.
Эту, можно сказать, усадьбу в Риме
Украшает хозяин. Ты как дома:
Так он искренен, так он хлебосолен,
Так радушно гостей он принимает,
Точно сам Алкиной благочестивый
Иль Молорх, что недавно стал богатым.
Ну, а вы, для которых все ничтожно,
Ройте сотней мотыг прохладный Тибур
Иль Пренесту, и Сетию крутую
Одному нанимателю отдайте.
А по-моему, всех угодий лучше
Малый Юлия садик Марциала."
"...И в изголовье Рим стоит"
Когда-то я с удовольствием читал статью Георгия Степановича Кнабе (а ведь он, кажется, еще жив! -дай ему бог здоровья) "Теснота и история в Древнем Риме", и вот снова наткнулся на нее в сети.
(ОСТОРОЖНО! Очень многа букав!)
читать дальше
(ОСТОРОЖНО! Очень многа букав!)
читать дальше