Доманин Глава 14. Войны за престол и начало распада империи

[haermaunne]

Александр Доманин
Монгольская империя Чингизидов. Чингисхан и его преемники
Глава 14. Войны за престол и начало распада империи

Политическая, этнографическая, военная и психологическая ситуация в Монгольской империи в 1259 году резко отличалась от положения, которое было в 1227 году. Центробежные тенденции в огромной многонациональной державе заметно усилились, а призывы к общемонгольскому единству находили все меньший отклик у почти независимых улусных ханов типа Берке или энергично сколачивающего собственный улус Хулагу. Крайне размытая и ненадежная схема престолонаследия провоцировала властные амбиции членов чрезвычайно разросшегося Чингизидского рода. Уже предыдущие междуцарствия показали, что достичь общемонгольского консенсуса в такой ситуации очень сложно. Многое теперь решала обычная военная сила – у кого сильнее армия, у того и власть. А в армии этой, заметим, природные монголы в описываемое время составляли едва ли четверть.
К началу 1260 года стало ясно, что основных претендентов на великоханский престол двое: Хубилай, стоящий с большой армией в центральном Китае, и младший сын Тулуя, Аригбуга, сидящий в Каракоруме. По монгольскому обычаю, именно Ариг-буга, как младший сын, являлся наследником Тулуя; он руководил коренным монгольским юртом, и сохранившая верность степным законам часть монгольской аристократии поддерживала его. Ариг-буга, однако, не располагал значительной армией, а имперское войско умершего Менгу-каана заняло выжидательную позицию. У Хубилая, наоборот, была немалая армия, но он не мог опираться на поддержку большинства нойонов; реально он мог рассчитывать только на тех, кто находился у него в непосредственном подчинении.
Многое зависело и от других фигур на этой шахматной доске борьбы за общемонгольскую власть. Особенно важны были позиции Берке и Хулагу, каждый из которых располагал весьма значительными воинскими контингентами, и их поддержка одного из претендентов могла оказаться решающей. Не стоило сбрасывать со счетов и затаившихся до поры до времени Угедэидов и Джагатаидов, сильно обиженных Менгу и рассчитывавших поправить свои дела, продав голоса тому из притязателей на власть, кто заплатит больше. К тому же, без их поддержки нельзя было обеспечить подлинную легитимность власти, а для многих простых монголов это условие являлось весьма немаловажным.
Таким было положение в империи в мае 1260 года, когда Хубилай неожиданно предпринял шаг, взорвавший ситуацию. К этому времени он знал, что Ариг-буга готовит в Каракоруме всемонгольский курултай, уже давно отправил гонцов и к Хулагу, и к Берке, и даже успел заручиться поддержкой домов Джагатая и Угедэя. И тогда Хубилай открывает в основанном им городе Кайпинфу, на границе Китая и Монголии, свой собственный курултай. На нем присутствуют только его приверженцы и подчиненные, и лишь несколько отнюдь не самых влиятельных царевичей-Чингизидов. Курултай этот абсолютно не легитимен, тем не менее сторонники Хубилая провозглашают своего вождя великим ханом всех монголов и поднимают его на кошму из белого войлока. Это было прямым нарушением Великой Ясы Чингисхана, за которое полагалась немедленная смертная казнь. И все же Хубилай решился на такой рискованный шаг, отлично понимая, что если инициатива останется у Ариг-буги, за его собственную жизнь нельзя будет дать и ломаного гроша – вряд ли он забыл о злосчастной судьбе внука Угедэя, Ширамуна.
Но и Ариг-буга в этой ситуации не спасовал. Едва получив известие об «избрании» Хубилая, он также открывает курултай, не дожидаясь медленно движущихся к Каракоруму Берке и Хулагу, и монгольская империя получает второго великого хана. С точки зрения монгольских законов, этот его шаг также не до конца легитимен, но зато куда более обоснован и легален в глазах народа, чем аналогичные действия Хубилая. За Ариг-бугой и старый монгольский обычай, и поддержка большей части Чингизидов; даже место его избрания куда более приличествует великому хану. Но у Ариг-буги нет главного – сильной и преданной лично ему как полководцу армии, а это в новой Монголии теперь выходит на первый план.
В основе стратегии Хубилая было стремление не дать Ариг-Буге воспользоваться ресурсами оседлых земледельческих территорий. Имея основную базу в Каракоруме, Ариг-Буге необходимо было обеспечить поставки продовольствия для своей армии, в то время как Хубилай намеревался полностью отрезать его от центров снабжения зерном. Одним из таких центров была Уйгурия со столицей Бешбалыком. В Бешбалыке правителем города, контролирующим сохраняющую остатки автономии Уйгурию был сын Угэдэя Хадан-Огул. В отличие от своих ближайших родственников-угедэидов, Хадан-Огул предпочел поддержать Хубилая. В 1260 году Хадан-Огул одержал верх над армией Аландара, которую Ариг-Буга направил действовать на юго-западном направлении. Тем самым, он защитил от дальнейших вторжений войск Ариг-Буги территорию бывшего Тангутского царства в северо-западном Китае. Позднее отряды Хадан-Огула захватили Ганьсу к востоку от Уйгурии и тем самым преградили Ариг-Буге доступ к земледельческим ресурсам этого края.
Армия самого Хубилая стояла лагерем у Кайпинфу, вблизи от Великой Китайской стены. Она тем самым перекрывала третий возможный путь снабжения каракорумских монголов. Таким образом, Ариг-Буга сохранил под своей властью лишь одну земледельческую область – долину Енисея (Минусинскую котловину), находящуюся к северо-западу от Каракорума. Современные исследования доказывают, что в Минусинской котловине в XIII веке выращивали пшеницу, просо и ячмень, а многочисленные ремесленные мастерские производили различные бытовые изделия и оружие. Именно эта местность поставляла Ариг-Буге большинство необходимых ему припасов. Но нужно отметить, что экономические возможности этой области были не слишком велики, в силу ограниченности территории. Прокормить достаточно большое монгольское войско они были просто не в состоянии.
Таким образом, эта единственная база в Минусинской котловине оказалась не слишком надежным поставщиком продовольствия и других необходимых припасов для армии, которая противостояла войскам, имеющим в своем распоряжении гигантские ресурсы Северного Китая и Средней Азии. Тем не менее, уже с осени 1260 года Ариг-Буга мог рассчитывать только на нее. В это время Хубилай повел свое войско на Каракорум, и Ариг-Буге пришлось спешно отступить к Усу, притоку Енисея. Обе армии расположились на зимних квартирах, чтобы начать военные действия с наступлением весны. Рашид ад-Дин, весьма предвзято относящийся к Ариг-Буге, обвиняет того в коварстве, утверждая, якобы тот хотел обмануть Хубилая лживыми уверениями в готовности подчиниться старшему брату. По словам персидского историка, Ариг-Буга признался Хубилаю в том, что «мы, младшие братья, согрешили, и они (тоже) совершили преступление по невежеству, (ты) мой старший брат, и можешь за это судить, я прибуду, куда бы ты ни приказал, приказа старшего брата не преступлю, подкормив (животных), я направлюсь (к тебе) подойдут также Берке, Хулагу и Алгу – я ожидаю их прихода».{Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.2. С.161-162.} Рашид ад-Дин пишет, что вместо этого Ариг-Буга хорошо подготовил нападение на армию Хубилая. Но даже если эти обвинения предвзятого персидского историка справедливы, едва ли настолько бесхитростная уловка могла обмануть многоопытного Хубилая.
Обещания Ариг-Буги не ввели Хубилая в заблуждение, и не помешали ему хорошо подготовиться к битве. За самое короткое время он полностью обеспечил защиту своей базы в северном Китае, разместив там армию в 30 тыс. человек; также он приказал своим чиновникам купить 10 тыс. лошадей и переправить их в Кайпинфу для пополнения конницы. Кроме того, по его приказу из Китая в Кайпинфу было доставлено 100 тысяч мешков риса. Через несколько недель он затребовал еще 15 тысяч войска из Северного Китая и 10 тысяч единиц дополнительного обмундирования, меховых шапок, сапог и штанов. Одновременно с этим он значительно укрепил оборону границ северного Китая. Так, армия в 7 тысяч человек отправилась в Яньань, а другая армия во главе с конфуцианским советником Хубилая Лянь Сисянем выступила в Сиань. Лянь Сисянь близ Сианя одержал победу над крупным отрядом сторонников Ариг-Буги в этом крае, а также захватил крупные склады с зерном, которые можно было использовать для снабжения войск Ариг-Буги. Затем он двинулся на запад и вытеснил сторонников Ариг-Буги из городов Лянчжоу и Ганьчжоу, находившихся на северо-западе Китая. Фактически, это означало соединение с силами союзника Хубилая, Хадан-Огула, и замыкало линию блокады Ариг-Буги с юга. В это же время Хубилай отправил отборные войска в поход на Сычуань, с тем чтобы привлечь на свою сторону находящиеся здесь крупные контингенты монгольских войск и полностью обеспечить себе преимущество в этой очень важной провинции. Тем самым, Хубилай очистил от противника или закрепил за собой фактически всю территорию как Северо-западного, так и Юго-западного Китая, а вслед за этим щедро наградил своих подчиненных за успешные действия, возможно, по-видимому, в том числе и для того, чтобы получше привязать их к себе и не дать перейти на сторону врага. Вскоре Лянь Сисянь был назначен на высокую государственную должность, а Хадан-Огул получил 5 тысяч балышей{Балыш – слиток серебра весом около 38 граммов.} серебра и 300 отрезов шелка. Чиновники и военные низшего ранга также получили подарки, разумеется менее значительные.
Впрочем, Ариг-Буга также не сидел, сложа руки. Он любыми путями старался сохранить доступ в Среднюю Азию, и его основные военные действия были направлены именно на это. Армия во главе с Аландаром призвана была охранять дороги в Среднюю Азию. Но, как уже говорилось, в конце 1260 года Хадан-Огул встретил Аландара под Силяном, стратегически важным пунктом в Северо-западном Китае, и, разгромил его армию. Сам Аландар был казнен по приказу Хадан-Огула. Тогда Ариг-Буга решил опереться на непосредственный союз с улусом Джагатая в Средней Азии. Внук Джагатая Алгуй входил в число ближайших сподвижников Ариг-Буги, последний также поддерживал тесные отношения с другими монгольскими правителями этого региона. Ариг-Буга отправил Алгуя заявить о своих правах на Среднюю Азию, где в это время скончался хан Хара-Хулагу, тоже внук Джагатая. Хубилай, преследуя те же цели, тоже старался заполнить вакуум, образовавшийся в Средней Азии, и решил посадить на престол Джагатайского улуса своего ставленника, еще одного внука Джагатая Абишку. Он предоставил Абишке довольно большой отряд и отправил его через Кашгар в Среднюю Азию. Однако войска Ариг-Буги перехватили этот отряд, задержали, а затем и убили Абишку. Алгую повезло значительно больше. Ему удалось пробиться к месту назначения и установить свою власть в Джагатайском улусе. Таким образом, в Средней Азии у Ариг-Буги появился очень важный союзник, который мог обеспечивать его зерном и другими необходимыми припасами. И пока Алгуй оставался у власти и поддерживал дружественные отношения с Ариг-Бугой, последний сохранял неплохие шансы в ожесточенной борьбе с Хубилаем. То есть, определенный контроль над улусом Джагатая или, по крайней мере, более или менее крепкий союз с его улусным ханом имел для Ариг-Буги необычайно важное значение.
А что же оставленный нами в Палестине Хулагу? Известие о смерти Менгу-каана он, из-за огромной дальности расстояния, получает только весной 1260 года, и оно становится для него крайне неприятным сюрпризом: ведь до победы над исламским миром было уже рукой подать. Умный сын Тулуя, однако, отлично знает, какую опасность может принести затянувшееся междуцарствие, и, забрав с собой большую часть армии, начинает двигаться на восток, в монгольские степи. В Палестине он оставляет свой авангард из трех туменов под командованием Китбуги-нойона, а чтобы не рисковать, приказывает тому воздержаться от активных военных действий и ограничиться необходимой обороной. Все, казалось бы, достаточно продумано, но действия Хулагу привели к очень тяжелым последствиям для монголов и спасли почти уже обреченный мусульманский мир.
Засевшие в Египте воинственные мамлюки чрезвычайно воодушевились уходом большей части армии Хулагу и рискнули воспользоваться внезапно представившимся им шансом. И тут у них обнаружились совершенно неожиданные союзники. Своих заклятых врагов вдруг решили поддержать базирующиеся в Палестине духовно-рыцарские монашеские ордена тамплиеров и иоаннитов. Такой шаг рыцарей-монахов трудно объясним – ведь, по существу, он является предательством христианских интересов. Тем не менее, тамплиеры предоставляют мамлюкам возможность провести войска через Иерусалимское королевство крестоносцев и, тем самым, выйти в тыл не ожидающим этого монголам Китбуги. Вожди мамлюков Кутуз и Бейбарс с удовольствием воспользовались таким подарком, и после стремительного марша их армия оказывается в незащищенном монгольском тылу. И здесь, у селения Айн-Джалуд, 3 сентября 1260 года состоялось сражение, решившее судьбу войны и спасшее исламский мир от уничтожения его монголами. Армия Китбуги была разгромлена наголову, почти все его воины погибли, а сам Китбуга был захвачен в плен и казнен. После этого мамлюки ринулись вперед, захватили Иерусалим, Дамаск, Халеб и большую часть Сирии. Здесь их войска были остановлены спешно переброшенной армией Хулагу, возвращавшейся из похода на несостоявшийся курултай. К этому времени Хулагу получил от Хубилая ярлык на завоеванные им области, что фактически означало создание нового чингизидского улуса. Разумеется, полностью удовлетворенный Хулагу признал Хубилая великим кааном, согласившись с решениями курултая в Кайпинфу. Но тут новоиспеченного ильхана поджидает новый удар: против него с огромной армией движется Берке, заявивший претензии Джучидов на Арран и Азербайджан, завещанный им еще Чингисханом. Хулагу двинул свою армию навстречу, и на берегах Терека состоялось исключительно кровопролитное сражение двух монгольских армий. Именно после этой грандиозной битвы Берке произнес свои знаменитые слова: “Пусть Аллах накажет Хулагу, который убил так много монголов руками монголов. Если бы мы объединились, мы бы завоевали весь мир!” Хулагу потерпел в этой битве тяжелое поражение, а громадные потери, понесенные его армией, не позволили ему вновь перехватить инициативу на исламском фронте. В Передней Азии сложилось достаточно устойчивое status-quo.
А теперь вернемся к Ариг-Буге. Прежде чем Ариг-Буга смог извлечь из союза с Алгуем хоть какую-либо реальную пользу, состоялась его решающая битва с Хубилаем. Рашид ад-Дин вновь не преминул упрекнуть Ариг-Бугу в двуличности, которая и привела к столкновению. Он пишет, что Ариг-Буга вовсе не собирался заключать мир с Хубилаем, а вместо этого готовил людей и лошадей к войне. По его словам, к осени 1261 года Ариг-Буга откормил лошадей и тайно провел все необходимые приготовления к военным действиям. Он «не сдержал своего слова, нарушил обещание и еще раз выступил на войну с кааном. Когда он приблизился к Йисункэ (одному из военачальников Хубилая), который стоял на границе области, то послал гонца (передать): «Я иду с покорностью», и, усыпив этим его бдительность, неожиданно напал на него, обратил его вместе с войском в бегство».{Рашид ад-Дин. Сборник летописей. Т.2. С. 162.} Узнав об этом «вероломстве» Ариг-Буги, Хубилай собрал свое войско для битвы, и в ноябре 1261 года обе армии сошлись при Шимултае, недалеко от китайско-монгльской границы. Армия Ариг-Буги была разбита и бежала. Вскоре армия Хубилая торжественно вступила в Каракорум. Ариг-Буга, впрочем, не потерял ни веры в победу, ни присутствия духа. Он сумел собрать и перегруппировать свою армию, чтобы вновь противостоять Хубилаю. Следующее сражение состоялось севернее, на западном склоне Хинганских гор в Восточной Монголии, и не принесло победы ни одной из сторон. Хубилай в этом сражении не участвовал, а войско Ариг-Буги, по всей вероятности, вступило в бой лишь с авангардом армии Хубилая. Дальнейшие события показывают, что несмотря на неопределенный исход последней битвы, Хубилай захватил полный контроль над коренным улусом и получил возможность оказывать значительное давление на базу Ариг-Буги в Минусинской котловине.
После тяжелого поражения и утраты коренного монгольского юрта Ариг-Буга был вынужден обратиться за помощью к своему вероятному союзнику в Средней Азии. За прошедший год Алгуй сумел полностью сломить сопротивление своих противников и взял всю власть в Джагатайском улусе. Ариг-Буга, выдавший Алгую ярлык как хану Джагатайского улуса, тем самым передавал ему и все полномочия по сбору налогов, что предоставляло тому возможность воспользоваться этим для укрепления собственной власти, не оглядываясь на назначившего его не вполне легитимного каана. И вполне естественно, что Алгуй вовсе не хотел делиться с оказавшимся в кризисной ситуации «кааном» собранными товарами, зерном, конями и серебром. Вполне уяснив сложность положения Ариг-Буги, утратившего Монголию, он повернул против бывшего союзника, и отказался делить с ним доходы от налогов, которые сам назначал и собирал. Когда посланцы Ариг-Буги явились к Алгую и потребовали раздела собранных налогов, он долго тянул с ответом, пока послы не потеряли терпение и не стали настаивать на немедленной выдаче доли каана. Вынужденный действовать, Алгуй казнил послов, пойдя на явное предательство, что делало неизбежным конфликт с Ариг-Бугой.
Ариг-Буга выступил из Монголии в Среднюю Азию, чтобы вернуть свою верховную власть и наказать строптивого ставленника. Уходом его армии в полной мере воспользовался Хубилай, который перевез сюда припасы, оставил небольшой воинский контингент и назначил чиновников, предупредив их, чтобы они не слишком обременяли жителей только что завоеванных областей. Он, однако, не смог преследовать Ариг-Бугу, поскольку, по свидетельству Рашид ад-Дина, к нему прибыли гонцы и доложили, что в Китае, ввиду отсутствия каана, обнаружились промахи и расстройство в делах. Хубилай был вынужден вернуться в Китай для подавления восстания, вспыхнувшего здесь, и направился в Кайпинфу, чтобы посвятить основное внимание этой угрозе, которая представлялась ему куда более опасной, чем даже война с Ариг-Бугой. Китайские проблемы Хубилая развязали руки его непокорному брату. Теперь Ариг-Буга мог воевать с Алгуем, особенно не опасаясь удара с тыла. Он повел свои войска к реке Или в Семиречье. Здесь его авангард под командованием Кара-Буги столкнулся с главными силами Алгуя и был полностью разбит. Кара-Буга был убит, а Алгуй, одержав эту победу уверил себя в том, что его проблема с Ариг-Бугой полностью разрешена. На радостях он устроил многодневные пиршества и даже распустил по домам значительную часть своей армии. Но эта его радость была весьма недолгой. Вскоре остатки его армии были обращены в бегство подошедшим главным войском Ариг-Буги. При этом Ариг-Буга занял базу Алгуя в Алмалыке, и вынудил того бежать в западные оазисы Срединной Азии – Хотан и Кашгар.
Но видимый успех похода Ариг-Буги обратился пирровой победой. Алмалык находился в скотоводческих степях, в его окрестностях почти не было земледельческих хозяйств, и потому не мог дать необходимых запасов зерна для ведения той войны на истощение, которую фактически навязал ему Хубилай. Ариг-Буга так и не получил надежных источников поставок зерна и оружия, а еще оставшиеся силы Алгуя блокировали подходы к южным земледельческим оазисам, располагавшимся в более плодородных областях Синцзяна. По большому счету, Ариг-Буга оказался даже в более сложном положении, чем раньше. Ну а если судить по предвзятому изложению Рашид ад-Дина, то своими непродуманными действиями он только усугублял эти трудности. Он очень жестоко обращался с пленными, захваченными на войне с Алгуем, предавая их пыткам и казнив многих, даже тех, кто не поднимал против него оружия. Такая неоправданная жестокость отталкивала от него собственных сторонников, побуждая их дезертировать. Дезертирство особенно усилилось во время очень суровой зимы 1263 года И воины Ариг-Буги, и мирное население сильно страдали от голода, за зиму погибло много людей и лошадей. К весне его покинули даже некоторые самые ярые приверженцы. Один из сыновей Хулагу, Джумухур, сославшись на болезнь, уехал в Самарканд. Сын Менгу Урунгташ потребовал у Ариг-Буги яшмовую печать своего отца. Когда посланцы Ариг-Буги привезли ему печать, он забрал ее и тут же перебежал к Хубилаю. Даже разбитый Алгуй, прознавший о трудностях Ариг-Буги, приготовился изгнать своего бывшего союзника и нынешнего врага из бассейна реки Или и Семиречья.
К 1264 году Ариг-Буга оказался в практически безвыходной ситуации. Из-за дезертирства своих сторонников он уже не мог продолжать борьбу с Алгуем, а отступать можно было только во владения Хубилая. В такой ситуации Ариг-Буга принял решение сдаться на милость старшего брата. Он приехал в Кайпинфу (в 1263 году переименованный в Шанду) и здесь предстал перед торжествующим Хубилаем. После некоторой заминки, вызванной вполне понятной неловкостью, братья обнялись и со слезами примирились. Рашид ад-Дин и тут не преминул ужалить нелюбимого им Ариг-Бугу. Он рассказывает, что Хубилай утер слезы с лица брата и мягко спросил его: «Дорогой братец, кто был прав в этом споре и распре – мы или вы?» Ариг-Буга с определенным вызовом якобы ответил: «Тогда – мы, а теперь – вы!» Этим коротким диалогом Рашид ад-Дин показывает неблагодарность Ариг-Буги и отсутствие у него братских чувств, которые только что столь ярко проявил Хубилай. Но, учитывая предвзятость персидского историка по отношению к Ариг-Буге, скорее всего, этот разговор – лишь плод авторского воображения. В любом случае, Хубилай сначала не стал никак наказывать брата. Но такая снисходительность оттолкнула многих его сторонников, которые считали, что Ариг-Буга и его приверженцы не должны остаться безнаказанными. Некоторые открыто высказали свое недовольство, но особое впечатление на Хубилая произвели возражения Хулагу. Тогда Хубилай, согласно Рашид ад-Дину, попытался унять недовольных, приказав Ариг-Буге не показываться на его глаза целый год. Видимо, монголы сочли это наказание слишком мягким: они требовали чистки в рядах изменников, поддержавших Ариг-Бугу. Допросив Ариг-Бугу и выяснив, кто побудил его оспорить права старшего брата, Хубилай объявил одним из главных вдохновителей заговора Болгая, очень влиятельного сановника при Мункэ, и казнил его. Та же участь ждала еще девятерых главных приспешников Ариг-Буги.{Россаби, М. Золотой век империи монголов. СПб.: Евразия, 2009. С.106-107.}
Настало время судить и самого Ариг-Бугу. Но Хубилай не захотел брать на себя единоличную ответственность за жизнь брата и решил созвать специальный курултай и для суда над ним и, что было особенно важно, для окончательного подтверждения собственного избрания на трон великого хана. Теперь, после устранения Ариг-Буги, это могло показаться простой формальностью.
Восстановление единства Монгольской державы и объявленный Хубилаем общеимперский мир могли казаться современникам этих событий столь же незыблемыми, как установления Великой Ясы Чингисхана. Хубилай располагал гигантской армией, составленной из ветеранов китайской войны; его верховную власть и авторитет признали все Чингизидские дома. Де-факто он уже являлся великим кааном Йеке Монгол Улус, дело оставалось за малым: для утверждения решений не совсем легитимного курултая в Кайпинфу требовалось собрать более представительный курултай, на который съехались бы все ведущие Чингизиды. В значительной мере это было формальностью, но формальностью, освященной законами божественной Ясы. Пятидесятидвухлетний Хубилай, уже не раз показавший свои таланты политика и полководца, отлично сознавал первостепенность этой задачи. И, начиная с осени 1264 года, он предпринимает серьезные шаги в этом направлении.
Главным для хана было добиться примирения и согласия двух знаковых фигур меняющейся структуры государства – заклятых врагов Хулагу и Берке. Хубилай сумел поставить дело так, что оба вождя улусов согласились на его верховный арбитраж в вопросе о спорных территориях в Арране и Азербайджане. Тем самым приезд на курултай обоих ханов оказался в их собственных интересах, и они, один за другим, дали согласие немедленно приехать на великое собрание Чингизидов в Каракоруме. С неменьшей пылкостью согласился на приезд и новый глава Джагатайского улуса Алгуй, ставший верным сторонником Хубилая и уже получивший от него ярлык, подтверждающий права на владения. Не посмел сопротивляться и разбитый Алгуем вождь Угедэидов Хайду: его силы были несопоставимо малы в сравнении с мощью каана.
В новый, 1265 год Хубилай-хан вступал на вершине могущества. Уже на весну этого года был назначен новый курултай, который должен был окончательно расставить все точки над “i”. Но… «человек предполагает, а Бог располагает». В феврале неожиданно умирает совсем еще не старый Хулагу, и в только что образованном улусе ильханов возникает почти неизбежная на Востоке сумятица. Против бесспорного наследника – первенца Хулагу, Абаги – попытался выступить третий сын умершего ильхана Юшумут. Он, впрочем, довольно быстро осознал бесперспективность своих планов: никто из серьезных военачальников и чиновников его не поддержал. Юшумут смирился и признал власть брата, однако слухи о распрях в доме ильхана уже расползлись и дошли до Берке, который немедленно решил воспользоваться таким случаем для окончательного решения проблемы «Чингисханова дара». Он направляет в Закавказье армию под командованием знаменитого впоследствии темника Ногая, а вскоре приходит туда и сам, с огромным войском. Так смерть Хулагу и вновь вспыхнувшая монгольская междоусобица помешали быстрому созыву курултая, и Хубилаю пришлось улаживать очередной кризис.
Тут, к вящей радости великого хана, в 1266 году умирает и сам Берке, так и не успевший разобраться с Абагой. Армия Джучидов незамедлительно отступает в ставшие родными приволжские степи, и наметившаяся война заканчивается сама собой. Новый владыка улуса Джучи – Менгу-Тэмур, который явно не слишком уверенно держится на троне, без большого промедления признает верховную власть Хубилая, в надежде подкрепить свою, еще довольно шаткую, власть ханским ярлыком. Ильхан Абага, разумеется, тоже ничего не имеет против – ярлык ему нужен не меньше – и ситуация складывается вполне благоприятно для Хубилая. Примерно в это же время, тяжело заболел и умер многострадальный Ариг-Буга, избавив Хубилая, по крайней мере, от судилища над родным братом. Его смерть пришлась как нельзя более кстати и уже одним этим, разумеется, вызвала подозрения. Неожиданная болезнь и ее быстрое течение тоже наводили на размышления. Ариг-Буга был крепким мужчиной, не достигшим еще и 50 лет, и, видимо, не страдал никакими серьезными заболеваниями. Некоторые ученые сомневаются в его естественной смерти, а некоторые уверены в том, что он был отравлен. Конечно, само его присутствие служило постоянным напоминанием сомнительности избрания Хубилая великим ханом, и устранение бывшего противника могло способствовать укреплению стабильности во владениях его старшего брата.
Но и это была не последняя смерть. В том же году умирает верный союзник Хубилая, Джагатаид Алгуй, и в улусе вспыхивает короткая яростная борьба за власть между правнуками Джагатая – Мубареком и Бораком. Победу одерживает Борак, которого на тот момент поддержал Хубилай. К осени 1266 года великий хан монголов мог считать кризис преодоленным, все новые владыки дали согласие приехать на курултай в 1268 году. И тогда Хубилай решает возобновить внешнюю войну – в 1267 году его армия обрушивается на Сунский Китай. Но… злая ирония судьбы – в этом же году вспыхивает новая распря, которую позже назовут Великой смутой. Эта смута будет длиться без малого сорок лет и окончательно разорвет тело единой Монгольской империи Чингизидов.
Начало конфликта вовсе не предвещало столь разрушительных последствий. Просто Борак, уверенно севший на трон в Мавераннахре, решил провозгласить себя ханом всего Джагатайского улуса, хотя ярлык Хубилая давал ему право только на регентство. Казалось бы, не особо значащая мелочь, но великий хан не мог поступиться принципами и потому отправил небольшую армию под командованием Коюнчи разобраться в ситуации и успокоить строптивого Борака. Тот, однако, «добрых» намерений каана не понял, разбил войско Коюнчи в сражении, а затем выгнал из Восточного Туркестана имперского наместника, тем самым восстановив улус Джагатая в исконных границах. Хубилай же, серьезно завязнувший в Китае, не смог немедленно приструнить зарвавшегося Джагатаида. И тогда, почувствовав слабину, на авансцену вступает главный герой смуты – внук Угедэя Хай д у.
До 1268 года каан не считал Хайду серьезным соперником. Силы его были невелики, Угедэйский улус превратился почти в фикцию, не имел Хайду и поддержки никого из Чингизидов. Но мятеж Борака резко изменил ситуацию. Стал вновь возможен союз Джагатаидов и Угедэидов, притом при вероятной негласной поддержке со стороны дома Джучи. И Хайду рискнул. К осени этого же года он занимает все Семиречье, вплоть до долины Иртыша, и объявляет о полном восстановлении Угедэйского улуса. Но на этом Хайду не останавливается. Он заявляет, что не признает Хубилая великим ханом монголов – мол, настоящим кааном был Ариг-Буга, и потому нужны новые выборы хана.
Расчет Хайду на поддержку других Чингизидов первоначально не оправдался. Ни Менгу-Тэмур, ни Борак не решились поддержать его. Больше того, Борак, видимо, надеясь задобрить Хубилая, начинает, и весьма успешно, военные действия против Хайду. Внук Угедэя отступает на запад и здесь натыкается на войско Менгу-Тэмура, который, пусть и неохотно, но подчинился ярлыку Хубилая, требующему разобраться с мятежником.
И здесь события принимают совершенно неожиданный и весьма неприятный для великого хана оборот. Два вождя противостоящих армий решают встретиться и обсудить сложившуюся ситуацию. Мы не знаем, как проходил разговор в шатре Менгу-Тэмура, но зато его результаты очень хорошо известны. Менгу-Тэмур не только полностью примирился с Хайду, но и признал его приоритет в правах на великоханский престол и даже дал ему несколько собственных туменов для борьбы с Бораком. Хайду не замедлил воспользоваться нежданной помощью своего племянника. Борак вскоре был разбит и бежал в Мавераннахр. Джагатаид был в отчаянии: он оказался одновременно врагом и каана, и его противников. И в тот момент, когда он ждал, откуда же будет нанесен последний, смертельный удар, к нему прибывают послы Хайду с предложениями мира и братской любви. Воспрянувший духом Борак немедленно заключает с внуком Угедэя союз и обещает прибыть на собираемый тем курултай. А вскоре Хайду склоняет на свою сторону остальных Джагатаидов и многих других монгольских вождей, уже почувствовавших тяжелую руку Хубилая.
Здесь любопытно бросить взгляд на эту незаурядную личность. Вряд ли можно назвать случайным стечением обстоятельств его более чем тридцатилетнее сопротивление значительно превосходящим силам Хубилая, а затем и его преемника Тэмура. Фактически, лишь смерть Хайду (от естественных причин) подвела черту под этой бесконечной войной. Мнения и современников, и историков о нем расходятся. Рашид ад-Дин относится к Хайду, пожалуй, с еще большей ненавистью, чем к Ариг-Буге. Для него он изменник, разрушитель всего святого, по сути, бандит с большой дороги, которого не оправдывает даже близкое родство с чрезвычайно уважаемым Угедэем. «Юань-ши» называет его грабителем, обвиняет в лицемерии и притворстве. Однако, подобные картины, написанные современниками, вряд ли дают правильное представление о личности Хайду. Он не был ни лицемером, ни изменником, хотя его часто обвиняют в этом китайские источники. Грабеж отнюдь не был его единственной и, тем более, главной целью. Его важнейшая задача состояла в сохранении кочевнического общества и ограждении кочевого образа жизни от посягательств со стороны Хубилая. Он вовсе не собирался разрушать процветающие поселения или подрывать торговлю. На самом деле он основывал новые города и перестраивал старые, пострадавшие от монголов на разных этапах монгольских нашествий. Он нашел новое место для Андижана, к северо-западу от будущего главного торгового центра Кашгара, и перенес туда город. Вскоре этот город стал средоточием деловой активности центральных областей Средней Азии. Еще одним городом, в который задуманная Хайду программа экономического возрождения, вдохнула новую жизнь, был Термез. Расположенный к юго-западу от Андижана, он вернул себе былую славу центра исламской теологии и важнейшей караванной стоянки на торговых путях, пересекающих Среднюю Азию. Уже эти примеры доказывают, что в план Хайду вовсе не входило безжалостное опустошение среднеазиатских городов и оазисов или расширение пастбищ за счет традиционной экономики региона. На самом деле он просто продолжал курс своего великого деда Угедэя.
Принципы, которых он придерживался в управлении своим улусом, тоже свидетельствуют о значительной взаимной притирке с оседлыми среднеазиатскими культурами. Конечно, он не создал централизованного правительства из тщательно отобранных, способных чиновников, и не ввел четких правил и законов, которыми должно было бы руководствоваться такое правительство в своих действиях. Подобные компромиссы были для него немыслимы. Но все же он стремился обеспечить на своих землях безопасность оседлому населению. Он не позволял своим подчиненным разграблять города и угнетать их жителей. Вместо этого он обложил города налогами, а полученные доходы шли на содержание армии.
Такая политика укрепляла положение Хайду в Средней Азии. Конфликты между кочевниками и горожанами, разобщавшие его подданных, стихли. Однако, несмотря на шаги к примирению с земледельцами, Хайду сознавал себя настоящим кочевником и упрекал Хубилая в капитуляции перед оседлой культурой. В глазах Хайду, главного поборника традиционного монгольского образа жизни, Хубилай предал свое прошлое и недостоин доверия. И в этих своих взглядах Хайду был далеко не одинок, он нашел довольно значительное количество союзников и даже сумел вполне успешно сплотить их. Он приобрел значительный авторитет и доверие у большого числа потомков Чингисхана, косо смотрящих на постепенно превращающуюся в чисто китайскую империю державу Хубилая. Больше того, можно сказать, он стал их знаменем.
В 1269 году все поддерживающие Хайду Чингизиды собираются на великий курултай у реки Талас.{Талас – река и местность, весьма знаменитые в истории. Здесь состоялись две крупнейшие битвы из числа тех, что определяют векторы исторических эпох. В первой из них была окончательно пресечена экспансия Китая на запад, во второй – остановлено движение на восток непобедимых доселе арабов. Так что, в некотором смысле, Талас можно считать центральной точкой Азии.} Дальше сведения наших источников расходятся. По одним данным, на этом курултае Хайду был официально провозглашен великим кааном Йеке Монгол Улус; по другим – только объявлен законным претендентом на этот пост. Но как бы то ни было, Таласский курултай и юридически, и фактически расколол единую державу Чингизидов на две части. Первую составляли владения великого хана Хубилая (не признанного Таласским курултаем) и его союзников – Хулагуидов. Вторую – земли вновь провозглашенного каана (или претендента – это не столь важно) Хайду и примкнувших к нему Джагатаидов и Джучидов. И по законам, четко прописанным в Ясе Чингисхана, оба каана были нелегитимными; и тот и другой не избирались действительно общемонгольским курултаем. Держава Чингизидов вступила в эпоху распада.
Важной особенностью Таласского курултая было то, что он разделил Йеке Монгол Улус не только по территориальному, но и по идеологическому признаку. Хубилай, искусный политик, все более склонялся к проверенному тысячелетиями китайскому имперскому опыту управления и функционирования державы (в 1271 году провозглашение им династии Юань и формально утвердило эти предпочтения). Хайду и его соратники выступали как поборники старого монгольского образа жизни: они декларировали свою ненависть к оседлому быту и даже поклялись никогда не приближаться к городам. Это шло в русле главного завета Чингисхана и привлекло к ним немало сторонников. В общем, сложилась та же коллизия, что когда-то разорвала державу Хунну. Но, заметим при этом, что Хайду полностью отказался от выполнения другого важнейшего наказа Потрясателя Вселенной – расширения империи до последних пределов мира. Хубилай же до конца своей жизни бился за выполнение этого предназначения монголов. Во многом именно это отвлечение войск для внешних завоеваний и не позволило ему справиться с внутренним конфликтом. Парадоксально, но факт: дух и буква установлений Чингисхана, оказались разорваны между двумя непримиримыми противниками, каждый из которых считал себя единственно верным последователем заветов великого предка. Но только Хубилай по-настоящему пытался раздвинуть созданный гениальным дедом Йеке Монгол Улус до «последнего моря».