Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Роберт Сабуда

letidor.ru/article/173_robert_sabuda_volshebstv...

www.robertsabuda.com/

@темы: книги, ссылкота, разное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Торговое продвижение итальянцев в монгольские владения (Григорьев)

www.vostlit.info/Texts/Dokumenty/Zolotoord/XIV/...
(Григорьев А. П., Григорьев В. П. Ярлык Узбека венецианским купцам Азова: Реконструкция содержания // Историография и источниковедение истории стран Азии и Африки / Отв. ред. Л. А. Березный. Л., 1990. Вып. 13. С. 74-107.)
Текст воспроизведен по изданию: Коллекция золотоордынских документов XIV века из Венеции. СПб. СПБГУ. 2002

""...
История итальянского торгового проникновения в Черное море детально разработана в сотнях исследований. Напомним ее самые крупные вехи. Нимфейский договор 1261 г. между [9] Византией и Генуей открыл перед последней ворота в Черное море. По византийско-венецианскому договору 1265 г. были восстановлены привилегии венецианцев 21. Весь последующий период —до времени выдачи ярлыка Узбека венецианским купцам Азова —проходит под знаком экономической экспансии и постоянного соперничества двух крупнейших морских республик средневековья —Венеции и Генуи.

В 1266-1270 гг. генуэзцы утверждаются на побережье Крыма в Кафе, в 1274 г. — в Солдайе (Судаке). К 1281г. относится возникновение генуэзского поселения в Трапезунде, а к 1292 г. генуэзцы уже прочно освоили караванную дорогу между Трапезундом и Тебризом 22. За 2-3 десятка лет смелые и предприимчивые генуэзские моряки, купцы и ремесленники создали разветвленную сеть поселений на всем побережье Черного моря. Венецианцам приходилось в острой, подчас принимавшей форму вооруженных столкновений конкурентной борьбе догонять своих соперников, теснить их по всем направлениям. Присутствие венецианцев в Трапезунде доказано с 1291 г. Постепенно там складывается их торговая фактория, Хрисовул трапезундского императора от 1319 г. явился первым документом, оформившим отношения между сложившимся венецианским поселением и императорской администрацией. К 1323 г. относится первое упоминание о главе венецианской администрации в Трапезунде —байло 23.

Сразу же после получения хрисовула 1319 г., обеспечившего им базу в Трапезунде, венецианцы предпринимают энергичные усилия для закрепления на караванном торговом пути Трапезунд — Тебриз. Присутствие их в Тебризе прослеживается в документах с 1264 г. 24 В декабре 1320 г. их дож Джованни Соранцо (1312-1323) уполномочил посла Микеле Дольфино представить на рассмотрение хулагуидского ильхана Абу Саида (1320-1335) проект жалованной грамоты на итальянском языке, состоявший из 29 пунктов. Проект предусматривал для венецианцев свободное передвижение и беспрепятственную торговлю на всей территории Хулагуидского Ирана. В случае смерти венецианского купца в Иране его имущество и деньги возвращались старшему из венецианской администрации, которому поручалось и судопроизводство в пределах венецианской общины по законам и обычаям своей страны. Венецианцы [10] освобождались от всех налогов и поборов, взимаемых местными властями. Им разрешалось строить католические храмы в любом городе империи, свободно изготовлять вино для собственного потребления и т. п. 25

Прошло более 10 лет, прежде чем специальное венецианское посольство, расходы на содержание которого в виде особого налога обязали оплатить самих венецианских купцов, торговавших в Иране, наконец заключило в конце 1331 —начале 1332 г. договор с правительством Абу Саида. Жалованная грамота ильхана определила условия взаимной торговли иранских и итальянских купцов в Тебризе и Трапезунде на паритетных началах и с взаимной гарантией безопасности 26.

Закрепившись в Трапезунде и Тебризе, венецианцы направили свои усилия в сторону Северного Причерноморья. Противодействие Генуи помешало им основать торговую факторию на побережье Крыма. Они преуспели только на Азовском море, где в устье Дона (Танаиса) им удалось потеснить генуэзцев и устроить свой квартал в золотоордынском городе Азаке (Азове), который итальянцы называли Тана. Первое упоминание о венецианском консуле Таны относится к 1322 г. 27, а первую жалованную грамоту ордынского хана венецианские купцы Азова получили спустя 10 лет. Видимо, прав С. П. Карпов, утверждая, что «возникновение фактории, имевшей определенный политический и правовой статус, не является этапом зарождения связей и не совпадает с началом колонизации (как предполагалось), а скорее есть уже итог определенных отношений, возникших в предшествующий период» 28.

Ярлык Узбека (1313-1341) удалось получить венецианскому послу Андреа Дзено в правление дожа Франческо Дандоло (1328-1339). Синхронный перевод этой жалованной грамоты на латинский язык хранится в Государственном архиве Венеции в материалах Венецианских ассамблей среди документов из серии Com-memoriali, где регистрировались важнейшие международные соглашения.
...""

Из библиографии:
■ Карпов С.П. Трапезундская империя и западноевропейские государства в ХIII-XV вв. М., 1981
[скачалЪ]

Фионова Н. А. Текстильное производство в Венеции XIII-XV вв. (1) // Страны Средиземноморья в античную и средневековую эпохи: Проблемы социально-политической истории / Отв. ред. В. М. Строгецкий. Горький, 1985

Фионова Н.А. Венецианское кораблестроение в XIII-XV вв. // Из истории социально-экономического и политического развития стран Западной Европы в XI-XVII вв. / Отв. ред. Н.П. Соколов. Горький, 1970. С.28-44

Цыбульский В.В. Лунно-солнечный календарь стран Восточной Азии с переводом на даты европейского календаря (с 1 по 2019 г. н.э.). М., 1987

@темы: Пётр царевич Ордынский, Григорьев В. П., Григорьев А. П.

---

Курапов Начальный этап истории буддизма на Нижней Волге

НАЧАЛЬНЫЙ ЭТАП ИСТОРИИ БУДДИЗМА НА НИЖНЕЙ ВОЛГЕ
Курапов А.А. (г. Астрахань, АГОИАМЗ) // Астраханские краеведческие чтения: сборник статей / под ред. А. А. Курапова. Астрахань: Изд-во, 2009. Вып. I.

Распространение буддизма на территории Нижнего Поволжья осуществлялось в XIII-XX вв. в несколько этапов. Спецификой каждого этапа являлась интенсивность распространения Учения, преобладание отдельных школ и направлений, этническая принадлежность его носителей. Можно условно выделить несколько этапов распространения на территории Нижнего Поволжья: XIII-XIV вв. – «уйгурский период»; XVII – I -я половина XX в. – «калмыцкий период». В предлагаемой статье будет рассмотрен первый этап.

Масштабное проникновение буддизма на территорию Нижнего Поволжья происходит в период формирования в регионе монгольского анклава. Вместе с тем знакомство монголов с буддизмом произошло гораздо раньше…

Важным условием начального сосуществования разнообразных народов с самобытной культурой в Монгольской империи являлась религиозный плюрализм и определенная религиозная толерантность. Претендуя на природные и людские ресурсы завоеванных территорий, монголы не ассимилировали культуру покоренных народов, а наоборот впитывали все самое ценное, поскольку, зачастую, находились в культурном плане на более низком уровне развития. Схожая ситуация происходила с религиозными заимствованиями. Тенгрианцы-монголы лояльно относились к представителям всех религий, прагматично считая, что в завоевании мира потребуется помощь всех божеств. Вместе с тем заимствуя отдельные культурные элементы, монголы часто принимали их, включая в состав собственной культуры. Схожую ситуацию можно проследить и с буддизмом. В тибетских и монгольских исторических летописях популярным сюжетом является притча о знакомстве Чингисхана с буддийскими наставниками (школы Цаг Кагью) и даже принятии буддизма великим ханом143. Многие школы тибетского буддизма приписывают обращение в Учение хана именно себе. Принятие буддизма Чингисханом является спорным моментом в истории монгольского буддизма. Вместе с тем преобладание тибетских школ в монгольских степях факт неоспоримый. В ситуации сосуществования в Центральной Азии двух региональных буддийских традиций – монгольской и тибетской – именно вторая была более близка монголам. Тибетская традиция находила больше соприкосновений с традициями кочевников. Пронизанная городской культурой китайская буддийская традиция зачастую вызывала антагонизм у монголов, активно противостоявших китайской ассимиляции.

Известно, что проникновение буддизма в Монгольскую империю в XIII в. проходило посредством народов – носителей Учения, принявших его до вхождения в монгольское государство (так уйгуры приняли буддизм в VIII в., хакасы, тангуты – в IX-X вв.)144. Именно принятие буддизма верхушкой уйгурского и чжурчженьского общества повлияло на распространение учения среди монголов. Этнический состав монгольских улусов всегда была весьма пестрой – с 1207 г. к союзу Чингисхана присоединяются ойраты, буряты, урсуготы, хаюханады, хапкасы, тубаки, киргизы. С 1221 г. – жители Хорезмского государства145.

Уйгуры – один из древнейших народов Центральной Азии с богатейшей историей и культурой. Это один из первых тюркоязычных народов, создавших свое государство в монгольских степях – Уйгурский каганат, отдельные уйгурские княжества, позднее объединенные в Уйгурское Турфанско идикутство. К началу XIII в. Большинство уйгуров исповедовало буддизм146.Успешному распространению буддизма среди монголов способствовал большой свод религиозной литературы, переведенный с санскрита, тибетского, китайского и адаптированный уйгурами

Уйгурская письменность была определена Чингисханом в качестве общегосударственной, получив распространение у монголов с 1204 г. благодаря служилому уйгуру Тотатунгу – хранителю печати найманского государства Таян-хана147.

Заимствование письменности в Великой монгольской империи у этого малого народа можно объяснить тем, что уйгурская культура по духу была ближе кочевникам, т.к. содержала множество остатков кочевых преданий и степных обычаев. Средневековый путешественник Джиовании дель Плано Карпини так описывает процесс принятия письменности монголами: «…и вышел на войну (Чингисхан – А.К.) против земли гуиров (уйгуров), их он так же покорил войною и, татары приняли их грамоту, ибо прежде не имели никаких письмен, теперь же эту грамоту именуют мунгальскою»148.

Другой средневековый путешественник – Гильом де Рубрук, описывая ставку Мунке-хана акцентирует внимание на том, что среди писцов и чиновников преобладали уйгуры и тибетцы. Автор так описывает уйгурскую кибитку с буддийским алтарем: «…все же я там видел за сундуком, служащим им вместо алтаря, на который они ставят светильники и жертвы, какое то изображение, имевшее крылья как у святого Михайла и другое изображение, вроде епископов, державших пальцы, как бы для благословения…»149.

Несомненно, что принятие письменности – основу культуры в любой национальной традиции вело за собой и принятие других фундаментальных основ уйгурской культуры, важнейшей из которых являлся буддизм.

Первые политические контакты отдельных школ китайского и тибетского буддизма с монголами относятся к эпохе Чингисхана. Ряд исследователей подчеркивают наличие личных контактов Чингисхана именно с иерархами школы Сакья, китайские монахи Чжун-гуань и Хайюнь занимали высокое положение при его дворе150. Более активные политические контакты монгольской аристократии с духовной аристократией Тибета начинаются с 40-х г. XIII в.

Проникновение тибетского буддизма в монгольскую культурную традицию происходит в процессе активного распространения буддизма иерархом школы Сакья – Сакья-Пандитой Гунга Гьялцена (1182-1251 гг.). Отношения между Тибетом и Юаньской династией Китая строились по традиционной схеме «учитель – ученик» («наставник – милостынедатель»), когда верховный лама является наставником и религиозным советником императора, который был светским покровителем конкретной школы. Одним из первых подобных религиозных советников и становится Сакья-Пандита151.

В 1247 г. происходит встреча сына великого монгольского хана Угедея – Годана с Сакья-Пандитой. В процессе переговоров последний оговаривает условия подчинения Тибета монгольскому хану, статус теократического правителя для главы школы Сакья152. Миссионерская деятельность школы проводилась при тесном взаимодействии со светской властью, в результате чего буддизм распространяется среди аристократии и управленческого аппарата Монголии. В правление Угэдэя (1229-1241 гг.) правительство империи возглавляет буддист Елюй Чу-Цай.

В правление Хубилая (1260-1295 гг.) был подписан так называемый «Жемчужный указ», провозглашавший буддизм официальной религией династии Юань. Сакьяский Пагба-лама Лодой-Чжалцан (1235-1280 гг.) в 1264 г. был провозглашен главой буддийской общины Монголии и Китая, духовным главой трех провинций Тибета (Уй, Цан, Кам), осуществлявшим правление вместе с императорскими чиновниками, в 1270 г. лама получил титул «диши» - «императорского учителя» Хубилай был провозглашен буддийским императором-чакравартином а тибетские буддийские обряды становятся частью государственного ритуала монголов153 .

Основным достижением Пагба-ламы как миссионера становится законодательное закрепление отношений буддийской общины и государства в рамках системы «двух законов», ставших в дальнейшем одной из основ монгольской политической традиции. Союз школы Сакья и светской элиты монгольского государства в XIII в. Можно оценить как прагматический. Он обеспечивал Хубилаю легитимность и авторитет, Сакье – главенство в Тибете и экономическую стабильность. Необходимо отметить, что во взаимодействии светского и духовного начала в рамках концепции «двух законов» главенствующее положение отводилось светскому началу. Активизация распространения буддизма в Монголии: увеличение числа буддийских монастырей, принятие буддизма светской аристократией, осуществление толерантной политики по отношению к Тибету, свидетельствует о принятии светской властью Монголии принципов политики «двух законов».

Буддизм имел распространение не только в восточной части монгольского анклава. Учение получило распространение и в западной части империи. Основатель династии Ильханов (Иран, Закавказье, Месопотамия) – Хулагу (1256-1265 гг.) активно поддерживал буддизм. Хулагу построил буддийский храм в Хойе и привлекал буддистов к управлению154. В значительной степени религиозные предпочтения династии Ильханов объясняются преобладанием этнических ойратов в войсках и правительстве улуса (в частности небезызвестный Аргун-ака)155.

В Золотой Орде (Улусе Джучи) буддизм получает распространение наряду с тенгрианством, христианством и исламом. Основными носителями буддизма на территории Улуса Джучи в XII-XIII вв. были этнические уйгуры, являвшиеся чиновниками Монгольской империи, кунгираты, найманы, кидани. Данный тезис подтверждает отождествление терминов «бахши» (от «бхикшу» санскр. - монах) и «чиновник» у монголов в XIII в.

Религиозная ситуация в Улусе Джучи в XIII – начале XIV вв. в целом соответствовала общемонгольской. При Бату-хане (1227-1256 гг.) все религиозные конфессии существовали на равных правах. Вместе с тем представители правящей династии тяготели к определенной конфессии, осуществляя политическую поддержку ее носителей. Так Бату-хан вероятнее всего являлся тенгианцем, Сартак сочувствовал христианству, Берке (1258-1266 гг.) уже в 40-е гг. XIII в. принял ислам. Вместе с тем средневековые историки (преимущественно - мусульмане) настаивали на промусульманской ориентации основателя Улуса Джучи. Так Джузджани в «Табакат-и-Насири» пишет: «… он (Бату) был человек весьма справедливый и друг мусульман – под его покровительством мусульмане проводили жизнь привольно. В лагере и у племен его были устроены мечети с общиной молящихся с имамом и муэдзином»156. Автор подчеркивает особое отношение Бату к исламу и даже утверждает, что правитель в тайне сделался мусульманином. Вместе с тем этот тезис не выдерживает критики, поскольку тайный переход в другую конфессию не был свойственен монгольским правителям, заключавшим союз с религиозной общиной открыто на взаимовыгодных условиях. В той же работе, упоминая о смерти Бату, пишет: «Да облегчит ему Аллах мучения адские, если он был неверный»157. Тезис о принадлежности Бату к мусульманской общине опровергает другой средневековый историк Ала-ад-дин Ата-мелик Джувейни, причем его доводы более соответствуют реалиям того времени. В «Истории завоевания мира» автор пишет: «Он (Бату) был государем, который не придерживался никакой веры и секты, он их считал только способом познания божества»158.

В этом поликонфессиональном мире оставалось место и для буддизма. Уйгурская письменность была основой государственного делопроизводства и в Улусе Джучи. Однако если говорить о присутствии буддистов в государственном аппарате Улуса Джучи есть все основания, то говорить о значительном распространении учения среди населения Нижнего Поволжья в XIII-XIV вв. не приходится. Вероятнее всего буддизм не получил широкого распространения в джучидском обществе – среди преобладавшего кипчакского населения, оставаясь религией отдельный этнических групп. Вместе с тем в политической истории улуса буддизм и буддисты сыграли значительную роль.

В условиях политической конфронтации Улуса Джучи с династией Ильханов политические противники Хулагу стремились использовать религиозный фактор как политический аргумент. Египетский султан Эльмеллик-эз-Захер в 1261-1262 гг. в переписке с Берке – к тому времени принявшему ислам – использует религиозную риторику: призывая к союзу и священной войне с врагами-многобожниками159.

В условиях усиления группировки светской аристократии принявшей ислам, сторонники буддизма становятся на сторону группировки, отстаивавшей традиционные устои светской и духовной жизни. В междоусобице 1267 г. последовавшей после смерти хана Берке, активно распространявшего ислам, побеждает группировка монгольской аристократии во главе с Менгу-Тимуром (1266-1282 гг.), приостановившим исламизацию Улуса Джучи. Схожую политику проводит и Токта-хан (1291-1312 гг.). При Токта-хане буддисты, получившие покровительство светской власти, пользовались большим влиянием160. Средневековые источники подтверждают большую роль носителей буддизма в политической истории Улуса Джучи. Именно как религиозное противостояние можно оценить политический конфликт, произошедший между Токта-ханом и Ногаем. Семейный конфликт между родственниками Ногая – носителями ислама и родственниками Токты – уйгурами-буддистами перерастает в открытую конфронтацию между мусульманами – партии Ногая и военной аристократией из уйгурского аймака (Салджидай, Яйлак, Тама-Токта)161. Персидские историки подтверждают тезис о религиозной подоплеке этого конфликта. В средневековом «Продолжении сборника летописей» автор определяет, что «…причиной вражды эмиров Токты-хана к Узбеку, было то, что Узбек постоянно требовал от них обращение от них в правоверие и ислам…вследствие этого они чувствовали к нему вражду и отвращение и старались устранить его»162. После смерти Токты-хана в 1312 г.представители уйгурского аймака попытались укрепить свое политическое положение – аталык Токты Баджир Ток-Буга провозгласил себя ханом. Именно притязаниями буддистов на престол, традиционным антагонизмом между носителями ислама и буддистами в монгольских улусах можно объяснить целенаправленную антибуддийскую политику, репрессии хана Узбека (1312-1342 гг.). В 1313 г. в результате государственного переворота к власти в Улусе Джучи приходит Узбек-хан. Последовавшую за этим междоусобицу многие исследователи оценивают как религиозную войну сторонников ислама и буддизма. Средневековые авторы подчеркивают антибуддийскую специфику политики Узбека. Так шейх Эльбирзали в своей летописи пишет: «…он умертвил нескольких эмиров, умертвил большое количество уйгуров, т.е. лам и волшебников и провозгласил исповедание ислама»163. В Энциклопедии Эннувейрти также акцентирован религиозный конфликт: «…в государстве Узбека оставалось еще немало людей, не исповедовавших ислама, но он воцарившись предоставил им выбрать или вступление в мусульманскую религию, или войну, что они отказались и вступили в бой, что он напал на них, и обратил их в бегство…»164. Мун-ад-дин Натаизи так описывает события 1113-1314 гг.: «В правление Узбек-хана Дешт-и-Кипчак который всегда был обиталищем неверия и ереси и местопребыванием смуты и нечестия, стал страной поклонения Аллаху»165. Распространение ислама в улусе Джучи при Узбеке-хане в 1313-1314 гг. приводит к уничтожению буддизма как значительной религиозно-политической силы. Сакрализация власти осуществляется в мусульманской традиции, в государстве был принят арабский алфавит и летоисчисления по хиджре.

Вместе с тем буддийская община продолжала существовать. Об этом свидетельствуют и средневековые историки-мусульмане и данные археологии. Так Мун-ад-дин Натаизи пишет про последователя Узбека – Джанибек-хана (1343-1357 гг.): «весь улус Узбека обратил он в ислам, разрушил все капища, воздвиг и устроил много мечетей»166. Более ценным представляются воспоминания Ибнараб шаха (1388-1450 гг.), бывавшего в низовьях Волги: «…до него (хана Берке – А.К.) они (местное население – А.К.) были только идолопоклонниками, не знавшими ислама, некоторые из них до сих пор поклоняются идолам»167.

В подтверждении тезиса о сохранении буддийской общины в городах Улуса Джучи можно привести информацию об археологических находках на Селитренном городище (Ахтубинский район Астраханской области) – на месте старой столицы Улуса Джучи города Сарай ал-Махруса. При раскопках в 1980 г. в культурном слое XVI – начала XV вв. был найден богато гравированный золотой браслет. Центральный плоский щиток браслета орнаментирован сложной плетенкой – монгольским «узлом счастья»168. Не оспаривая авторитета выдающегося археолога Н.М. Булатова, определяющего изображение как «орнаментальный мотив», «декоративный элемент», хочется отметить, что в буддийской традиции «узел счастья» так же присутствует как один из «восьми благих эмблем» -«бесконечный узел» (санскр. srivatsa) – наиболее распространенный в иконографии символ, атрибут богини Шриватса169. Все это в купе с найденной в том же раскопе уйгурской надписью на штукатурке может служить информацией к размышлению о существовании буддизма в Улусе Джучи и после принятия ислама.

Буддизм в Монгольской империи существовал наряду с другими религиозными конфессиями, первоначально пользовался схожими привилегиями, установленными по законодательству Чингисхана и его последователей. Обладая сложившимся опытом контактов со светскими властями в разных национальных традициях, буддийская община во второй половине XIII в, начинает бороться за политическое и идеологическое преобладание как центре империи, так и на ее окраинах. Ханы и правители отдельных улусов принимали буддизм и брали под покровительство отдельные школы тибетского буддизма. Схожая ситуация отмечается и в Улусе Джучи (Золотой Орде). Буддизм, распространенный преимущественно в среде аристократии, оказывал определенное влияние на политические процессы в улусе, становясь поводом для обострения внутриполитического и внешнеполитического положения улуса. Отсутствие в регионе крупных государственных образований, принявших буддизм в качестве государственной религии, способных стать политическим и экономическим союзником, предопределяет выбор ислама светской аристократией в качестве государственной идеологии и основы внешнеполитических контактов с мусульманскими державами Ближнего Востока. Буддизм, ушедший из политической жизни, остается в качестве одной из религий региона, традиционно остававшегося многонациональным и поликонфессиональным.

143 Бира Ш. О «Золотой книге» Ш. Дамдина. Улан-Батор. 1964. С.65

144 История народов Восточной и Центральной Европы с древнейших времен до наших дней. М. 1986 С. 245.

145 Сафаргалиев М.Г. Распад Золотой Орды // На стыке континентов и цивилизаций. Из опыта образования и распада империй X-XVI вв. М. 1996. С. 280-530. С. 301.

146 Кадырбаев А.Ш. Очерки истории уйгуров, джалаиров, найманов и кереитов. Алматы. 1993. С. 35

147 Мен-да бей лу («Полное монгольское описание татар»). М. 1975. С. 125.

148 Джиовании дель Плано Карпини. История Монгалов // Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Гильома де Рубрука. Алматы. 1993. С. 20-74. С. 35.

149 Гильом де Рубрук. Путешествие в восточные страны // Путешествие в восточные страны Плано Карпини и Гильома де Рубрука. Алматы. 1993. С. 76-173. С. 111.

150 Кучера С. Завоевание монголами Тибета // Татаро-монголы в Азии и Европе. Сборник статей. М. 1977. С. 260-281. С. 269; Китинов Б.У. Священный Тибет и воинственная степь: буддизм у ойратов (XIII-XVII вв.). М. 2004. С. 67.

151 Пубаев Р. Е. «Пагсан – чжонсан» – памятник тибетской историографии XVIII в. М. 1981. С. 238.

152 Рерих Ю.Н. Монголо-тибетские отношения в 13-14 вв. // Филология и история монгольских народов. М. 1958. С. 333-346. С. 333.

153 Buddhism in Mongolia. Historical Survey. Ulan Bator. 1981. P. 8.

154 Пигулевская Н.В. История Ирана с древнейших времен до конца XVIII в. Л. 1958. С. 192.

155 Рашид-ад Дин. Сборник летописей. Т. II. Кн. I М.-Л. 1946. С. 121.

156 Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. ТII. Извлечения из персидских сочинений, собранные В.Г. Тизенгаузеном. М. 1941. С. 15.

157 Там же. С. 16.

158 Там же. С.21.

159 Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. ТI. Извлечения сочинений арабских, собранные В.Г. Тизенгаузеном. СПб. 1884. С. 57.

160 Малов Н.М., Малышев А.Б., Ракушин А.И. Религия в Золотой Орде: Учеб. Пособие. Саратов. 1998. С. 60

161 Рашид-ад Дин. Сборник летописей. Т. II. М.-Л., 1960. С. 84.

162 Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. ТII. Извлечения из персидских сочинений, собранные В.Г. Тизенгаузеном. М. 1941. С. 141

163 Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. ТI. Извлечения сочинений арабских, собранные В.Г. Тизенгаузеном. СПб. 1884. С. 174.

164 Там же. С. 151.

165 Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. ТII. Извлечения из персидских сочинений, собранные В.Г. Тизенгаузеном. М. 1941. С.128.

166 Там же.

167 Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. ТI. Извлечения сочинений арабских, собранные В.Г. Тизенгаузеном. СПб. 1884. С. 157.

168 Булатов Н.М. Золотой браслет с Селитренного гродища // Советская археология. 1983. №3. С. 222.

169 Терентьев А.А. Определитель буддийских изображений. СПб. 2004. С. 130

@темы: Пётр царевич Ордынский, Курапов

---

Яминов А. Ф., Яминова С. А. Бокка...

do.gendocs.ru/docs/index-158848.html?page=6#876...
БОККА: ЕВРОПЕЙСКИЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ XIII в. И АРХЕОЛОГИЯ
Яминов А.Ф., Яминова С.А. (г. Уфа, Археологический научный центр) //Астраханские краеведческие чтения: сборник статей / под ред. А. А. Курапова. Астрахань: Изд-во, 2009. Вып. I. с

Одно из больших желаний многих археологов Волго-Уралья - это возможность когда-нибудь сказать: «Вот это и есть настоящее монгольское погребение!». Естественно, что для этого должны быть зафиксированы и признаны достоверными соответствующие этнодиагностирующие признаки именно монгол. Но что под этим следует понимать – набор признаков (характер захоронения, могильная яма, положение костяка и его ориентировка, инвентарь и т.д.) или только какой-то единичный элемент? Этот вопрос, к сожалению, до сих пор пока не разрешён столь однозначно. Г.А. Фёдоров-Давыдов, Н.А. Мажитов, В.А. Иванов, В.А. Кригер и многие другие старались внести ясность в данную проблему разными способами. Все эти исследователи известны (как и их фундаментальные работы), и поэтому мы не собираемся ещё раз рассматривать здесь их концепции. При этом отметим, что никто из них однозначно не назвал конкретного «монгольского набора» или же «настоящего монгольского» погребения.

Как исключение можно назвать только С.М.Васюткина, считающего, что монгольские памятники региона в XIII-XIV вв. – это погребения с северной ориентировкой, без костей коня, с находками бокки и серег типа «знак вопроса»101! Не будем говорить ничего насчёт серег (это особая тема), но практически во всех случаях почти все коллеги в качестве монгольского элемента упоминали такое явление, как бокка. В условиях всеобщей стандартизации позднесредневекового массового инвентаря на просторах Евразии от востока до запада, в данном случае могли бы, по идее, опять же помочь только единичные этнодиагностирующие элементы сопровождающего инвентаря. Только какую нагрузку они несут – этническую, социальную или иную?

У нас есть два уже классических описания очень необычного и интересного женского головного убора, оставленные двумя европейскими путешественниками XIII в. - Плано Карпини и Гильомом Рубруком. Согласитесь, что любой археолог, который столкнётся в области черепа женского захоронения в степи с чем-то сделанным в XIII-XIV вв. из бересты, будет в своей публикации обязательно ссылаться на эти имена. Вроде бы не нужно опять цитировать куски из текстов этих путешественников, но мы сочли необходимым привести здесь ещё раз их характеристики монгольского женского головного убора - бокки.

^ Плано Карпини: «Замужние же женщины носят один кафтан очень широкий и разрезанный спереди до земли. На голове же они носят нечто круглое, сделанное из прутьев или из коры, длинною в один локоть и заканчивающееся наверху четырёхугольником, и снизу доверху этот [убор] всё увеличивается в ширину, а наверху имеет один длинный и тонкий прутик из золота, серебра или дерева или даже перо; и этот [убор] нашит на шапочку, которая простирается до плеч. И как шапочка, так и вышеупомянутый убор покрыты букараном или пурпуром, или балдакином. Без этого убора они никогда не появляются на глаза людям, и по нему узнают их другие женщины. Девушек же и молодых женщин с большим трудом можно отделить от мужчин, так как они одеваются во всём так, как мужчины. Шапочки у них иные, чем у других народов; описать, понятно, их вид мы бессильны»102.

Отметим, что Плано Карпини был итальянцем, происходил из знатной семьи, был одним из основателей монашеского ордена францисканцев. Он занимал достаточно высокие должности в римской церкви, по поручениям которой бывал в Германии и в Испании. И именно его в апреле 1245 г. отправил к монгольскому хану римский папа Иннокентий IV. Плано Карпини побывал на Волге, в ставке хана Бату, далее через Хорезм, Семиречье и Тарбагатай добрался до Центральной Монголии. Там он провёл четыре месяца в ставке великого хана Гуюка. Н.П. Шастина в своей вступительной статье привела любопытную характеристику Плано Карпини от одного итальянского хрониста, видевшего его при дворе папы в 1247 г.: «Это был человек достойный, остроумный, образованный, красноречивый и очень способный к разнообразным делам; он написал толстую книгу о том, что видел замечательного у татар и в других местах»103. Поэтому у нас нет повода сомневаться в его компетентности и не доверять его сведениям о том, что видел, что его удивляло и интересовало у монгол.

^ Гильом Рубрук, фландриец по происхождению, монах ордена миноритов, участник шестого крестового похода, долгое время находился на службе французского короля Людовика IX, несколько лет провёл на Ближнем Востоке. То есть он обладал широким кругозором, считался очень образованным и энергичным человеком. Поэтому и был назначен послом и направлен в Монголию с целью выяснения возможности союза крестоносцев с монголами в борьбе против ислама. Его поездка состоялась в 1253-1255 гг. Он из Константинополя отправился в Крым, оттуда добрался до Волги в ставку хана Бату, откуда был отправлен к Великому хану Мунке. Вначале Рубрук три месяца кочевал вместе с ханской ставкой, но затем около двух месяцев провёл в самом Каракоруме104. Поэтому он видел многое и подготовил своё сочинение-доклад, очень богатое информацией. К примеру, даже описание монгольского женского головного убора он сделал гораздо подробнее, чем Плано Карпини: «Платье девушек не отличается от платья мужчин, за исключением того, что оно несколько длиннее. Но на следующий день после свадьбы она бреет себе череп с середины головы в направлении ко лбу; она носит рубашку такой ширины, как куколь монахини, но в общем более широкую и длинную и спереди разрезанную, которую завязывают на правом боку. Ибо Татары отличаются от Турок именно тем, что Турки завязывают свои рубашки с левой стороны, а Татары всегда с правой. Кроме того, они носят украшение на голове, именуемое бокка, устраиваемое из древесной коры или из другого материала, который они могут найти, как более лёгкий, и это украшение круглое и большое, насколько можно охватить его двумя руками; длиной оно в локоть и более, а вверху четырёхугольное, как капитель колонны. Эту бокку они покрывают драгоценной шёлковой тканью; внутри бокка пустая, а в середине над капителью, или над упомянутым четырёхугольником, они ставят прутик из стебельков, перьев или из тонких тростинок длиною также в локоть и больше. И этот прутик они украшают сверху павлиньими перьями и кругом пёрышками из хвоста селезня, а также драгоценными камнями. Богатые госпожи полагают это украшение на верх головы, крепко стягивая его меховой шапкой, имеющей в верхушке приспособленное для того отверстие. Сюда они прячут свои волосы, которые собираются сзади к верху головы, как бы в один узел, и полагают в упомянутую бокку, которую потом крепко завязывают под подбородком. Отсюда, когда много госпож едет вместе, то, если смотреть на них издали, они кажутся солдатами, имеющими на головах шлемы с поднятыми копьями. Именно бокка кажется шлемом, а прутик наверху копьём»105.

Рубрук далее ещё раз упоминает бокку, когда говорит о встрече с Кокота Катен (Хутухтай Хатун) - старшей женой хана Мунке: «После этого, когда был уже ясный день, она стала снимать у себя с головы украшение, именуемое бокка, и я увидел, что голова её плешива. Тогда она сама приказала, чтобы мы ушли, и, уходя, я увидел, как ей принесли серебряный таз»106. То есть, Рубрук был непосредственным очевидцем событий и не мог не обращать внимания на то, что собирается делать, как и во что одета ханша. Это ведь тоже являлось одним из аспектов исполняемого им поручения - кто, что и зачем? Так что вряд ли в этой ситуации первая супруга хана могла остаться вне поля его зрения! Таким образом, и Плано Карпини, и Рубрук своими глазами видели у монгольских женщин интересный головной убор и в обоих случаях одинаково его описывали. Они писали, что его делали из коры, длиной в один локоть, снизу доверху он увеличивался, а наверху было что-то четырёхугольное. Оба автора также упоминают внизу шапку, а наверху отмечают прутик «из золота, серебра или дерева или даже перо» и украшения этого убора драгоценными камнями.

В связи с этим, привлекает внимание одна персидская миниатюра XIV в., основным сюжетом которой является приём послов ханом Угедеем107. На ней видно, как слева от хана сидят пять его жён в совершенно одинаковых головных уборах. На их головах - какие-то небольшие круглые шапочки, от которых вверх отходят трубочки (!) с квадратным (!) завершением, в который далее воткнут длинный стержень (!) непонятного (к сожалению) происхождения. Очень красивой является ещё одна персидская миниатюра 1315 г., которая представляет хана Мунке с его тремя жёнами и десятью сыновьями. У всех женщин надеты на головы практически аналогичные фигурные шляпки. С их затылочных частей вверх идёт трубочка (!), завершающаяся каким-то трапециевидным выступом («четырёхугольник»!), из которого выступает длинное птичье (?) перо108. Опять отметим, что нижние части головных уборов женщин слегка отличны, но в верхней части они абсолютно идентичны. Бесспорно, что на этих миниатюрах живописцы в своих работах показали (пусть и с незначительными отличиями в деталях) жён монгольских ханов в их традиционных головных уборах, которые достаточно подробно охарактеризовали методом слова и письма европейские послы. И те, и другие оставили потомкам свидетельство об одном и том же элементе культуры, моды монгольского двора. Замечательно, что Гильом Рубрук оставил нам название этого головного убора – бокка.

Нашим коллегам это название тоже понравилось, и поэтому всё, связанное с находками в женских погребениях XIII-XIV вв. берестяных трубочек, всегда фиксируют как остатки бокки.

Нами учтено 45 комплексов, в которых, по мнению исследователей, зафиксированы именно бокки. И нам представляется, что данный подбор отражает реальный набор иных признаков, связанных именно с этим предметом. Конечно, для всех было бы лучше всего, если бы бокка была связана только с одним типом могильной ямы, а захороненная имела только одну ориентировку (лучше – северную!), но у нас, к сожалению, этого не получилось. Картина совсем другая. Четырнадцать погребённых с бокками ориентированы головами строго на запад. При этом три погребения – с подбоями, одно погребение - со ступеньками вдоль длинных сторон, а десять остальных – простые прямоугольные могильные ямы. Четыре погребения ориентированы головами на юго-запад, могильные ямы – простые прямоугольные. Пять комплексов ориентированы на северо-запад, четыре могильные ямы простые прямоугольные, одна – с подбоем и ступенькой. Пять простых прямоугольных погребений содержат комплексы с ориентировкой на восток. Четыре погребения ориентированы на север, из них три имеют простые могильные ямы, а поверх одного захоронения на уровне древней поверхности была сооружена кирпичная выкладка. В шести курганах были обнаружены простые прямоугольные погребениях с ориентировкой захороненных на северо-восток. Три комплекса были ориентированы на юг, при этом два из них зафиксированы в простых прямоугольных погребениях, а один – в могильной яме со ступеньками вдоль длинных сторон. Одно захоронение было ориентировано головой на юго-юго-запад, а над ним размещалось надгробное сооружение – сагана. Одно из них было ориентировано на восток-юго-восток, содержалось в простой могильной яме, но с подбоем в ногах. И две бокки были зафиксированы в женских захоронениях с ориентировкой на запад-юго-запад. Тут было два типологически разных погребения: одно из них было со ступенькой вдоль длинной стенки, другое – с подбоем.

Бокка содержится в комплексах с ориентировкой по всему спектру (З, ЮЗ, СЗ, В, С, СВ, Ю, ЮЮЗ, ВЮВ, ЗЮЗ) и в разных типологических могильных ямах (простая прямоугольная, с подбоем, со ступеньками с длинных сторон, со ступенькой только с одной длинной стороны, с подбоем и ступенькой). Сами насыпи курганов у них также разные: простые земляные насыпи, каменные кольца, заливка из глины, «панцирь» из гипсовых плиток, каменная насыпь, земляной с ровиком, кирпичные выкладки. Хоронили их тоже по разному – в деревянных гробовищах, в колодах, вообще без них. То есть, нет никакого стандарта. Поэтому, мы не можем в данный момент утверждать, что бокка – это чисто монгольский этнический элемент (с жёсткой ориентировкой и типом погребения). Скорее всего – это социальный признак, элемент женской (замужней) степной «моды» этого хронологического периода. Мы должны признать, что артефакт «бокка» или связка признаков «бокка + северная ориентировка (да и другая может быть)» пока, к сожалению, не срабатывают в качестве этнического идентификатора только для монгольских памятников. Бокка имеет не только широкие хронологические рамки их использования, но и широкий этнический состав их носителей в средневековой Евразии. Поэтому мы по-прежнему вынуждены далее искать иные монгольские типологические признаки. Но как бы Г.А. Фёдоров-Давыдов ни критиковал в 1966 г. своих коллег за стремление представить определённый тип обряда погребения как закреплённый за какой-либо одной группой кочевников постоянно, за использование вещевых типов для этнических определений109, сейчас, даже спустя более 40 лет, у нас просто нет иного другого пути. Имеющаяся на данный момент разработанная гигантским трудом учёных нескольких столетий хронологическая и типологическая археологическая шкала является замечательным фундаментом для решения дальнейших проблем. А они остались прежними: нужен новый виток анализа погребального обряда и поиск реперных типов вещей для этнических определений погребальных комплексов номадов позднего средневековья Евразии. Но не будем забывать, всё-таки, и про бокку!

101 Васюткин С.М. К этнической истории Южного Приуралья в XIII-XIV вв. // Материалы по археологии Южного Урала. Уфа. 1992. С. 127-129.

102 Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М. 1957. С. 27.

103 Шастина Н.П. Путешествия на Восток Плано Карпини и Гильома Рубрука. Вступительная статья // Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М. 1957. С. 8.

104 Там же. С. 14-17.

105 Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М. 1957. С. 99-100.

106 Там же. С. 147.

107 Путешествия в восточные страны Плано Карпини и Рубрука. М. 1957. С. 177. Рис. 1.

108 Там же. С. 160. Рис. 2.

109 Фёдоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. М., 1966. С. 8.

@темы: Монгольский костюм, Яминов А. Ф., Яминова С. А.

---

Болдырева Е.М. Китайское присутствие в Золотой Орде

wiki.ru/sites/gosudarstvo_dzhuchidov_zolotaya_o...
Болдырева Е. М. Китайское присутствие в Золотой Орде // Ломоносовские чтения. Археология и этнология. Материалы докладов XVI Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» / Отв. ред. И.А. Алешковский, П.Н. Костылев, А.И. Андреев. [Электронный ресурс] — М.: МАКС Пресс, 2009.

Золотая Орда всегда считалась полиэтничным государством. В научной литературе господствует мнение о том, что доминирующим по численности было половецкое население, а монголы быстро растворились в покоренной ими этнической группе населения. На территории золотоордынских городищ и в погребениях золотоордынского времени часто обнаруживается инвентарь, область происхождения которого связывается с дальневосточным регионом. В связи с подобной ситуацией актуальным становится исследование могильника Маячный бугор, расположенного в Астраханской области. По мнению С. А. Котенькова могильник датируется последней четвертью XIII-го до начала второго десятилетия XIV века[1]. Было учтено 261 погребение и выявлено процентное соотношение между наличием инвентаря и ориентировкой погребений по отношению ко всему комплексу. Наибольший интерес представляют 14 % погребений с восточной или южной ориентировкой, которые представлены богатым сопроводительным инвентарем.

Один из элементов сопроводительного инвентаря — серебряные и золотые монеты, обнаруженные в 12 случаях и в одном случае была найдена медная монета. Монеты зафиксированы во рту погребенных или в кистях рук. В нескольких случаях наблюдалось сочетание положения монеты и во рту и в одной или двух кистях рук. Следует обратить внимание на обычай, существовавший в Китае, где в рот или руки мертвым издревле было принято класть золото или другие драгоценные предметы. Монеты находят у погребенных цзиньской, суйской, танской и более поздних династий. Этот обычай зарегистрирован и в ранней буддийской традиции. На территории могильника зафиксированы погребения, в которых в области черепа были найдены серьги или бусины, которые возможно заменяли монеты. Значительное количество средневековых погребений, в которых место монет занимали серьги, перстни или другие предметы из драгоценных металлов открыто на территории Средней Азии и Восточного Туркестана[2].

Зеркала были обнаружены в погребениях № 93, 101, 106 1991 года, погребении № 188 1993 года. Одно из них имеет фестончатый край и изображение дракона, а на другом изображены животные (леопарды?), идущие по кругу. По мнению Г. А. Федорова-Давыдова, подобная орнаментация восходит к китайским мотивам[3]. В погребении № 51 1995 года была обнаружена деревянная миска с орнаментом в виде цветка лотоса, что, во-первых, восходит к дальневосточным традициям, а, во-вторых, на дне этой миски находился китайский иероглиф[4].

Серьги из погребений можно разделить на три типа: в виде «знака вопроса», в виде русской прописной буквы «б» и в виде незамкнутых колец. И если серьги в виде «знака вопроса» были широко распространены и не имели определенной этнической принадлежности, то серьги в виде русской прописной буквы «б» свойственны материальной культуре чжурчженей[5].

Обращает на себя внимание наличие углей, золы или кальцинированных костей в погребениях. По мнению В. Е. Ларичева, «чжурчжени особенно торжественно хоронили родовых вождей и членов богатых и влиятельных семей. Им в жертву приносили любимых слуг и служанок, а также оседланных лошадей. И тех и других сжигали, а останки помещали в могилу»[6]. Конечно, мы не можем с полной достоверностью утверждать, что использовался именно этот обряд, но факт наличия следов огня и кальцинированных костей позволяет нам сделать предположение о перенесении части этого обряда в монгольскую среду.

В погребении № 93 1991 года был обнаружен деревянный гроб. Его верхняя крышка была раскрашена красками, а в центре изображен дракон, обрамленный по краям растительными узорами[7]. Этот факт лишний раз подтверждает связь населения данной области с Китаем.

В погребениях обнаружены шелковые и парчевые ткани и головные уборы — бокки. Бокка считается традиционным головным убором кочевников эпохи Золотой Орды, но свое распространение она получила из Китая и на портретах императриц Юаньской династии в Китае тоже изображены бокки. Доказательством данному предположению служат выводы коллектива ученых, которые занимались исследованием погребения № 51 1995 года с полностью сохранившимся комплексом одежды и сопроводительного инвентаря. По данным этого исследования предпочтительным регионом производства тканей является Китай[8].

Исследованные погребения могильника имеют богатый сопроводительный инвентарь: значительная часть самого инвентаря имеет дальневосточное происхождение, в частности китайское. Характер инвентаря говорит об оседлом образе жизни и о знатности населения. Могильник являлся городским некрополем золотоордынского городища, ныне расположенного в окрестностях села Красный Яр. Узкие хронологические рамки позволяют нам сделать предположение о проживании на территории городища в этот период небольшой, знатной по происхождению группы населения, которая имела прямые связи с Дальневосточным регионом.

Болдырева Е. М. Китайское присутствие в Золотой Орде // Ломоносовские чтения. Археология и этнология. Материалы докладов XVI Международной конференции студентов, аспирантов и молодых ученых «Ломоносов» / Отв. ред. И.А. Алешковский, П.Н. Костылев, А.И. Андреев. [Электронный ресурс] — М.: МАКС Пресс, 2009.
--------------------------------------------------------------------------------

[1] Котеньков С. А. Нумизматический материал золотоордынского времени // Труды международных нумизматических конференций. Монеты и денежное обращение в Монгольских государствах XIII–XIV веков. М., 2005. С. 43–44.

[2] Костюков В. П. Следы буддизма в погребениях золотоордынского времени // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. Уральск, 2006. Вып. 5. С. 189–190.

[3] Федоров-Давыдов Г. А. Золотоордынские города Поволжья. М., 1994. С. 203.

[4] Васильев Д. В. Женское захоронение в сырцовом мавзолее золотоордынского времени // Древности Волго-Донских степей: Сб. науч. ст. Волгоград, 1998. Вып. 6. Рис. 5, 2.

[5] Шавкунов Э. В. Культура чжурчжэней-удигэ XII–XIII вв. и проблема происхождения тунгусских народов Дальнего Востока. М., 1990. С. 269.

[6] Ларичев В. Е. Краткий очерк истории чжурчженей до образования Золотой империи // История Золотой империи. Новосибирск, 1998. С. 57.

[7] Голиков В. П., Лантратова О. Б., Орфинская О. В., Рудаков В. Г. Исследование нескольких деталей женского костюма из захоронения золотоордынского периода на могильнике Маячный бугор-1 // Город и степь в контактной евро-азиатской зоне. Тезисы докл. III международной конференции, посвященной 75-летию со дня рождения Г. А. Федорова-Давыдова (1931–2000). М., 2006. С. 169.

[8] Голиков В. П., Лантратова О. Б., Орфинская О. В., Егоров В. Л. Исследование уникальных археологических памятников из собрания Государственного исторического Музея — комплексов одежд XIII–XIV вв. М., 2002. С. 233.


astraheritage.newsujet.com/Material/48/102
Е.М. Болдырева
(МГУ, г. Москва)
КИТАЙСКОЕ ВЛИЯНИЕ НА КУЛЬТУРУ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ (НА ПРИМЕРЕ МАТЕРИАЛОВ МОГИЛЬНИКА МАЯЧНЫЙ БУГОР)
На территории золотоордынских городищ и в погребениях золотордынского времени часто обнаруживается инвентарь, происхождение которого связывается с дальневосточным регионом. В связи с этим представляет особый интерес могильник Маячный бугор, расположенный в 400 м к северу от с. Красный Яр Астраханской области. Могильник является некрополем Красноярского городища. Нами будут учтены данные, которые получены в ходе работ, проводившихся с 1990 по 1994 г. на первой, ближайшей к городищу части могильника и в 1995 г. на второй части могильника (дальней). По мнению С.А. Котенькова, согласно датировкам обнаруженного нумизматического материала, могильник датируется последней четвертью XIII-го до начала второго десятилетия XIV в.[1], за исключением нескольких погребений, относящихся к эпохе бронзы и раннему железному веку. Средневековые захоронения могильника, по обряду погребения, можно разделить на совершенные по мусульманскому, по христианскому (представленному одним погребением), по языческому обычаям и смешанного типа (совмещающему в себе черты и мусульманства и язычества).

Было учтено 261 погребение и выявлено процентное соотношение между наличием инвентаря и ориентировкой погребений по отношению ко всему комплексу. Из них в таблицу не вошли погребения, ориентировку которых определить не удалось (5,7 %), кенотафы (0,76 %), захоронения без инвентаря, но с остатками органики (2,3 %), 1 кыпчакское погребение с сопроводительным захоронением коня, 1 христианское погребение и три перезахоронения, но они учитываются в общем количестве погребений (табл.).

Таблица: Соотношение между наличием инвентаря и ориентировкой погребений

	Северная ориентировка	Южная ориентировка	Восточная ориентировка	Западная ориентировка
Инвентарь отсутствует	0 %	0,77 %	2,3 % 52,5 %
Инвентарь присутствует	0 %	6,5 %	7,3 %	4,6 %
Инвентарь отсутствует, но имеются следы деревянных конструкций	0,38 %	0 %	0,76 %	14,2 %

Наибольший интерес представляют языческие погребения с восточной или южной ориентировкой, которые представлены богатым сопроводительным инвентарем и составляют около 14 % захоронений от всего могильника.

Один из элементов сопроводительного инвентаря – серебряные монеты, которые были обнаружены в 12 случаях и в одном случае была найдена медная монета. Монеты зафиксированы во рту погребенных или в кистях рук. В нескольких случаях наблюдалось сочетание положения монеты и во рту и в одной или двух кистях рук. В.П. Костюков обратил внимание на обычай, существовавший в Китае, где в рот или руки мертвым издревле было принято класть золото или другие драгоценные предметы. Монеты находят во рту или зажатыми в руке у погребенных цзиньских, суйских, танских и более поздних династий[2]. Этот обычай зарегистрирован и в ранней буддийской традиции. На территории могильника зафиксированы погребения, в которых в области черепа были найдены серьги или бусины, которые, возможно, заменяли монеты. Значительное количество средневековых погребений, в которых место монет занимали серьги, перстни или другие предметы из драгоценных металлов открыто на территории Средней Азии и Восточного Туркестана[3].

Еще одним элементом погребального инвентаря являются зеркала. Они были обнаружены в погребениях № 93, 101, 106 1991 г., погребении № 188 1993 г. Одно из них имеет фестончатый край и изображение дракона, а на другом изображены животные (леопарды?), разбитые попарно и идущие друг за другом. По мнению Г.А. Федорова-Давыдова, подобная орнаментация восходит к китайским мотивам[4]. В погребении № 51 1995 г. была обнаружена деревянная миска с орнаментом в виде цветка лотоса, что, во-первых, восходит к дальневосточным традициям, а во-вторых на дне этот миски изображен китайский иероглиф[5].

Серьги, обнаруженные в погребениях, можно разделить на три типа: в виде «знака вопроса», и виде русской прописной буквы «б» и виде незамкнутых колец. И если серьги в виде «знака вопроса», по мнению Г.А. Федорова-Давыдова в XIII–XIV вв., были распространены на территории всей Восточной Европы и не имели определенной этнической принадлежности, то серьги в виде русской прописной буквы «б» свойственны материальной культуре чжурчжэней[6].

Обращает на себя внимание наличие углей, золы или кальцинированных костей в погребениях. Учитывая этот факт, следует обратиться в В.Е. Ларичеву, который, основываясь на письменных источниках, утверждает, что чжурчжэни особенно торжественно хоронили родовых вождей и членов богатых и влиятельных семей. Им в жертву приносили любимых слуг и служанок, а также оседланных лошадей. И тех и других сжигали, а останки помещали в могилу[7]. Конечно, нельзя с полной достоверностью утверждать, что использовался именно этот обряд, но факт наличия следов огня и кальцинированных костей позволяет нам сделать предположение о перенесении части этого обряда в монгольскую среду.

Следует обратить внимание на погребение № 93 1991 г., в котором был обнаружен деревянный гроб. Его верхняя крышка была раскрашена красной, зеленой и синей красками, а в центре композиции изображен дракон, обрамленный растительными узорами[8]. Этот факт еще раз подтверждает, что культура населения региона находилась, как минимум, под влиянием китайской культуры.

Еще один момент – это наличие в погребениях шелковых и парчовых тканей и головных уборов – «бокка». Бокка считается традиционным головным убором кочевников эпохи Золотой Орды, но свое распространение она получила из Китая и на портретах императриц Юаньской династии в Китае изображены те же бокки. Да и традиция носить шелковые и парчовые халаты, также пришла из Китая. Доказательством данному предположению служат выводы О.Б. Лантраповой, В.П. Голикова, О.В. Орфинской, О.Ф. Владимирова, В.Л. Егорова, которые занимались полным комплексным исследованием погребения № 51 1995 г., в котором полностью сохранился комплекс одежды и сопроводительного инвентаря погребенной. По их данным, «высокий уровень мастерства и знание очень тонких технологических моментов, которые необходимы для изготовления золотных нитей из высокопробного золота и органической основы, позволяет обосновано предполагать, что драгоценные парчовые ткани с такими нитями могли быть произведены в Китае». Они не исключат возможности проникновения сложных технологий ткачества и изготовления нитей на территорию непосредственно Золотой Орды, но все же тип орнаментации свидетельствует о том, что ткани были изготовлены в Дальневосточном регионе[9].

Также погребения могильника сопровождались поясными наборами – в двух случаях полными, а в остальных фрагментированными. В составе инвентаря присутствуют деревянные миски, ложка, гребни, а также изделия из кости (палочки, гребни, пуговицы), стекла (бусы, подвески), кашина, украшения из сплавов различных металлов (перстни, нашивки на одежду, украшения головных уборов (бокки), заколки) и т.п.

В заключении хотелось бы отметить, что все погребения могильника, которые совершены не по мусульманскому погребальному обряду, имеют богатый сопроводительный инвентарь, о некоторых видах которого говорилось выше. Значительная часть самого инвентаря имеет дальневосточное происхождение, в частности китайское. Характер инвентаря позволяет говорить об оседлом образе жизни и о знатности населения оставившего могильник. Узкие хронологические рамки позволяют нам сделать предположение о проживании на территории городища в этот период небольшой, знатной по происхождению группы населения, которая имела прямые связи с Дальневосточным регионом и, в частности, с Китаем.
--------------------------------------------------------------------------------

[1] Котеньков С. А. Нумизматический материал золотоордынского времени // Монеты и денежное обращение в монгольских государствах XIII–XIV веков : тр. Междунар. нумизматич. конф. М., 2005. С. 43–44.

[2] Костюков В. П. Следы буддизма в погребениях золотоордынского времени // Вопросы истории и архелогии Западного Казахстана. Уральск, 2006. № 1–2. С. 189.

3 Там же. С. 189–190.

[4] Федоров-Давыдов Г. А. Золотоордынские города Поволжья. М., 1994. С. 203.

[5] Васильев Д. В. Женское захоронение в сырцовом мавзолее золотоордынского времени // Древности Волго-Донских степей. Волгоград, 1998. Рис 5, 2.

[6] Шавкунов Э. В. Культура чжурчжэней-удиге XII–XIII вв. и проблема происхождения тунгусских народов Дальнего Востока. С. 269.

[7] Ларичев В. Е. Краткий очерк истории чжурчжэней до образования Золотой империи // История Золотой империи. Новосибирск, 1998. С. 57.

[8] Орфинская О. В., Голиков В. П., Лантрапова О. Б., Рудаков В. Г. Исследование нескольких деталей женского костюма из захоронения золотоордынского периода на могильнике Маячный бугор-1 // Город и степь в контактной евро-азиатской зоне : тез. докл. III Междунар. конф., посв. 75-летию со дня рождения Г.А. Федорова-Давыдова (1931–2000). М., 2006. С. 169.

[9] Орфинская О. В., Голиков В. П., Лантрапова О. Б., Рудаков В. Г. Исследование нескольких деталей женского костюма из захоронения золотоордынского периода на могильнике Маячный бугор-1 // Город и степь в контактной евро-азиатской зоне : тез. докл. III Междунар. конф., посв. 75-летию со дня рождения Г.А. Федорова-Давыдова (1931–2000). М., 2006. С. 233.


do.gendocs.ru/docs/index-158848.html?page=5
КИТАЙСКОЕ ВЛИЯНИЕ В КУЛЬТУРЕ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ
Болдырева Е.М. (Астрахань, АГУ) //Астраханские краеведческие чтения: сборник статей / под ред. А. А. Курапова. Астрахань: Изд-во, 2009. Вып. I.
Золотая Орда была полиэтничным и поликонфессиональным государством. По сообщениям Ал-Омари (Эломари) после завоевания кыпчаков татарами, последние смешались, породнились с ними и растворились в их этнической среде81. И именно этот факт определил мнения большинства историков, которые утверждают, что доминирующим по численности было половецкое население, а монголы быстро растворились в покоренной ими этнической группе населения. А как быть с другими этническими группами, входящими в состав Золотой Орды? Например, общеизвестен факт принятия монголами уйгурского алфавита, а это, наверное, предполагает наличие уйгуров или других этнических групп, знакомых с уйгурской письменностью, в чиновничьем аппарате Золотой Орды?

На территории золотоордынских городищ и в погребениях золотордынского времени часто обнаруживается инвентарь, регион происхождения которого связывается с дальневосточным регионом. В связи с подобной ситуацией представляет интерес могильник Маячный бугор, расположенный в 400 метрах к северу от с. Красный Яр, Астраханской области. Нами будут учтены данные, которые получены в ходе работ проводившихся с 1990 по 1994 гг. на первой части бугра и в 1995 г. на второй части бугра экспедицией под руководством С.А. Котенькова. По мнению С.А. Котенькова, согласно датировкам, обнаруженного нумизматического материала, могильник датируется последней четвертью XIII-го до начала второго десятилетия XIV в.82, за исключением нескольких погребений относящихся к эпохе бронзы и раннему железному веку. Средневековые захоронения могильника, по обряду погребения, можно разделить на совершенные по мусульманскому обычаю, по христианскому обычаю (представленному одним погребением), по языческому обычаю и по смешанному обычаю (совмещающему в себе черты и мусульманства и язычества).

Нами было учтено 261 погребение и выявлено процентное соотношение между наличием инвентаря и ориентировкой погребений по отношению ко всему комплексу. Наибольший интерес представляют языческие погребения с восточной или южной ориентировкой, которые представлены богатым сопроводительным инвентарем и составляют около 14% захоронений от всего могильника. Рассмотрим подробнее некоторые составляющие погребального инвентаря.

Один из его элементов – серебряные монеты и монеты из желтого металла, которые были обнаружены в 12 случаях и в одном случае была найдена медная монета. Монеты зафиксированы во рту погребенных или в кистях рук. В нескольких случаях наблюдалось сочетание положения монеты и во рту и в одной или двух кистях рук. В.П. Костюков83, который ссылается на исследования М.М. Дьяконова и Б.А. Литвинского, А.В. Седого обращает внимание на обычай, существовавший в Китае, где в рот или руки мертвым издревле было принято класть золото или другие драгоценные предметы. Монеты находят во рту или зажатыми в руке у погребенных цзиньских, танских и более поздних династий. Этот обычай зарегистрирован и в ранней буддийской традиции. На территории могильника зафиксированы погребения, в которых в области черепа были найдены серьги или бусины, которые возможно заменяли монеты. Значительное количество средневековых погребений, в которых место монет занимали серьги, перстни или другие предметы из драгоценных металлов открыто на территории Средней Азии и Восточного Туркестана84.

Еще одним элементом погребального инвентаря являются зеркала. Они были обнаружены в погребениях №93, 101, 106 1991 г., погребении №188 1993 г. Одно из них имеет фестончатый край и изображение дракона, а на другом изображены животные (возможно гепарды?). По мнению Г.А. Федорова-Давыдова изображение дракона и фестончатый край зеркал — это подражание китайским мотивам85. В погребении № 51 1995 г. была обнаружена деревянная миска с орнаментом в виде цветка лотоса, что во-первых восходит к дальневосточным традициям, а во-вторых на дне этой миски находится китайский иероглиф86.

Серьги обнаруженные в погребениях можно разделить на три типа: в виде «знака вопроса», и виде русской прописной буквы «б» и виде незамкнутых колец. И если серьги в виде «знака вопроса», по мнению Г.А. Федорова-Давыдова в XIII-XIV вв., были распространены на территории всей Восточной Европы и не имели определенной этнической принадлежности, то серьги в виде русской прописной буквы «б» свойственны материальной культуре чжурчжэней87.

Следует обратить внимание на наличие углей, золы или кальцинированных костей в погребениях. Учитывая этот факт, необходимо обратиться к В.Е. Ларичеву, который, основываясь на письменных источниках, утверждает, что чжурчжэни особенное торжественно хоронили родовых вождей и членов богатых и влиятельных семей. Им в жертву приносили любимых слуг и служанок, а также оседланных лошадей. И тех и других сжигали, а останки помещали в могилу88. Конечно, мы не можем с полной достоверностью утверждать, что использовался именно этот обряд, но факт наличия следов огня и кальцинированных костей позволяет нам сделать предположение о перенесении части этого обряда в монгольскую среду.

Следует обратить внимание на погребение №93 1991 г., в котором был обнаружен деревянный гроб. Его верхняя крышка была раскрашена красной, зеленой и синей красками. В центре был изображен дракон, обрамленный по краям растительными узорами89. Этот факт еще раз подтверждает связь населения данного региона с Китаем.

Еще один момент – это наличие в погребениях шелковых и парчевых тканей и головного убора – боки. Бокка считается традиционным головным убором кочевников эпохи Золотой Орды, но свое распространение она получила из Китая и если мы обратимся к портретам императриц Юаньской династии в Китае, то мы увидим те же бокки. Да и традиция носить шелковые и парчовые халаты, наверное, тоже пришла из Китая. Доказательством данному предположению служат выводы О.Б. Лантратовой, В.П. Голикова, О.В. Орфинской, О.Ф. Владимирова, В.Л. Егорова, которые занимались полным комплексным исследованием погребения №51 1995 г., с полностью сохранившимся комплексом одежды и сопроводительного инвентаря погребенной. По данным их исследования: «высокий уровень мастерства и знание очень тонких технологических моментов, которые необходимы для изготовления золотых нитей из высокопробного золота и органической основы, позволяет, обосновано предполагать, что драгоценные парчовые ткани с такими нитями могли быть произведены в Китае». Они не исключат возможности проникновения сложных технологий ткачества и изготовления нитей на территорию Золотой Орды, но все же более предпочтительным для них остается Китай как регион производства тканей. И тип орнаментации свидетельствует о том, что ткани были изготовлены в Дальневосточном регионе90.

Кроме этого погребения могильника сопровождались поясными наборами в двух случаях полным, я в остальных фрагментированными. Ложками, гребнями, а также изделиями из кости (палочки, гребни, пуговицы), стекла (бусы, подвески), кашина, украшениями из сплавов различных металлов (перстни, нашивки на одежду, украшения головных уборов (бокк), заколки и др.

В заключении хотелось бы отметить, что все погребения могильника, которые совершены не по мусульманскому погребальному обряду, имеют богатый сопроводительный инвентарь, о некоторых видах которого говорилось выше. Значительная часть самого инвентаря имеет дальневосточное происхождение, в частности китайское. Характер инвентаря позволяет говорить об оседлом образе жизни и о знатном положении населения оставившего могильник, являющегося городским некрополем золотоордынского городища расположенного в окрестностях села Красный Яр. Если следовать выводам В.П. Костюкова, который доказывает свои предположения не только археологическим материалом, но и сведениями письменных источников в сочетании с этнографическим материалом, то погребения подобного типа следует отнести к буддистским. И, кроме того, узкие хронологические рамки позволяют нам сделать предположение о проживании на территории городища в этот период небольшой, знатной по происхождению группы населения, которая имела прямые связи с Дальневосточным регионом в частности с Китаем и возможно исповедовала буддизм.
--------------------------------------
81 Тизенгаузен В. Сборник материалов относящихся к истории Золотой Орды. Т. I Извлечения из сочинений арабских. СПб. 1884. С. 235.

82 Котеньков С.А. Нумизматический материал золотоордынского времени // Труды международных нумизматических конференций. Монеты и денежное обращение в монгольских государствах XIII-XIV веков. М. 2005. С. 43-44.

83 Костюков В.П. Следы буддизма в погребениях золотоордынского времени // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. Уральск. 2006. №1-2. С.189.

84 Костюков В.П. Следы буддизма в погребениях золотоордынского времени // Вопросы истории и археологии Западного Казахстана. Уральск. 2006. №1-2. С. 189-190.

85 Федоров-Давыдов Г.А. Золотоордынские города Поволжья. М. 1994. С.202-203.

86 Васильев Д.В. Женское захоронение в сырцовом мавзолее золотоордынского времени // Древности Волго-Донских степей. Волгоград. 1998. Рис. 5,2.

87 Шавкунов Э.В. Культура чжурчжэней-удиге XII-XIII вв. и проблема происхождения тунгусских народов Дальнего Востока. М. 1990.

88 Ларичев В.Е. Краткий очерк истории чжурчжэней до образования Золотой империи // История Золотой империи. Издательство института археологии и этнографии СО РАН. Новосибирск. 1998. С.57.

89 Орфинская О.В., Голиков В.П., Лантратова О.Б., Рудаков В.Г. Исследование нескольких деталей женского костюма из захоронения золотоордынского периода на могильнике Маячный бугор-1 // Город и степь в контактной евро-азиатской зоне. Тезисы докладов III международной конференции, посвященной 75-летию со дня рождения Г.А. Федорова-Давыдова (1931-2000). М. 2006. С.169.

90 Лантратова О.Б., Голиков В.П., Орфинская О.В., Владимирова О.Ф., Егоров В.Л. Исследование уникальных археологических памятников из собрания государственного исторического музея – комплексов одежд XIII-XIV вв. М. 2002. С. 233.



Также об этом писали Костюков (см. в библиографии к последней статье) и Курапов.

@темы: Пётр царевич Ордынский, Болдырева Е. М., вернуться

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Истинно, в последние времена живём. Торговка входит в британскую королевскую семью. Папа римский отрекается. Вот не удивлюсь, если шотландцы таки всерьёз решили расплеваться с англичанами.

@темы: разное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Как-то так получилось, что до сих пор не вполне определил своё отношение к песковскому опусу... Руки не доходили. А может, и ладно - в смысле, ну его совсем.

@темы: Пётр царевич Ордынский, вернуться

---

Кобринь Золотоордынские дани и повинности

moscowia.su/raboty-konkursa-nasledie-predkov-mo...
Кобринь Юлия Михайловна
Золотоордынские дани и повинности в XIV – XVI вв. // журнал «Русская история» № 3-4 (11-12) 2010

История мировой политики и влияния внешнеполитических факторов на развитие государств в Средневековье достаточно хорошо изучены. Однако место Руси в средневековой европейской истории и роль геополитического фактора в её собственной истории – вопросы далеко не праздные. Основываясь на утверждении, что становление государственности у восточных славян являлось обособленным процессом (и в то же время – проходило под влиянием государственного строительства в Центральной и Северной Европе), многие исследователи делают вывод о том, что Древнерусское государство либо являлось «дальней периферией» европейской цивилизации, либо вообще не входило в неё; сближение же с Золотой Ордой и пребывание в её сфере влияния на протяжении 240 лет ещё более, по мнению европейских исследователей, подчёркивает «азиатский» характер и сущность Российского государства.

В этой связи, чрезвычайно важным представляется выявить сущность взаимоотношений между Русью и Золотой Ордой. Вопрос уплаты и взимания дани был ключевым во взаимоотношениях русских княжеств и Золотой Орды. Именно этот вопрос и определил дальнейшее развитие русского государства, помог спустя два века свергнуть монголо-татарское иго.

Русские княжества не вошли непосредственно в состав Монгольской феодальной империи и сохранили местную княжескую администрацию, деятельность которой контролировалась баскаками и другими представителями монголо-татарских ханов. Русские князья были данниками монголо-татарских ханов и получали от них ярлыки на владение своими княжествами.

Актуальность выбранной темы обусловлена тем, что одним из признаков государства является постоянный государственный налог, взимаемый властью на всей подвластной ей территории. Потому важным для понимания характера раннефеодального государства является вопрос о дани.

Изучение монголо-татарского нашествия в нашей стране имеет многовековую историю. Оно началось с далекого времени, когда русские летописцы – современники нашествия описывали события «Батыева погрома» и делали попытки оценить обрушившиеся на Русь бедствие.

В современной науке существует несколько основных теорий, рассматривающих взаимоотношения Руси и Золотой Орды.

В целом либо к полному отрицанию влияния монголо-татарского ига на образование Русского государства, либо к признанию этого влияния лишь в частных сторонах процесса.

Монголо-татарскле иго принесло разорение, гибель людей, задержало развитие, но существенно не повлияло на жизнь и быт русских. (С.Соловьев, В. Ключевский, С. Платонов и др.). Главная идея в том, что Русь развивалась в период монгольского нашествия по европейскому пути, но стала отставать из-за масштабов разрушения.

Монголо-татары оказали большое влияние на общественную и социальную организацию русских, на формирование и развитие Московского царства (Н. Карамзин, Н. Костомаров).

Попытка дать общую картину событий монголо-татрского нашествия и оценить его роль в истории Руси относится к XVIII столетию. В «Истории Российской» В.Н. Татищева содержится подробное описание событий нашествия Батыя, представляющее собой обширную сводку летописного материала. Большая научная добровестность В.Н. Татищева дает возможность в ряде случаев использовать его сочинение как исторический источник, тем более, что много сообщаемых им сведений не сохранилось в известных списках летописей. Например, сообщение о «сохе», считалось два коня и два работника мужского пола.

Н.М. Карамзин полагал, что хотя «нашествие Батыево, кучи пепла и трупов, неволя, рабство толь долговременное, составляют, конечно, одно из величайших бедствий, известных нам по летописям государств, однако ж и благотворные следствия оного несомнительны». Положительное он видел, прежде всего, в утверждении самодержавия: «Москва обязана своим величием ханам».

Мнение о том, что русское «единодержание зародилось во время татарского завоевания как неизбежное последствие покорения страны и обращения в собственность завоевателя», придерживался и Костомаров Н.И.

Однако, уже давно было высказано и прямо противоположное мнение об отсутствии прямой связи между монго-татарским игом и образование единого Русского государства. Целый ряд российских историков, среди которых С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов, оценивали воздействие завоеваний на внутреннюю жизнь древнерусского общества как крайне незначительное. Они полагали, что процессы, шедшие во второй половине ХIII-XV вв. либо органически вытекали из тенденций предшествующего периода, либо возникали независимо от Орды. Это в особенности относится к становлению Российского государства.

Весьма решительно настаивал на глубоких внутренних закономерностях возникновения единого государства С.М. Соловьев. Начало этого процесса он относил ко второй половине XII в., что же касается монголо-татар, их влияние С.М. Соловьев считал незначительным: даже во время недолгого «присутствия баскаков мы не имеем основания предполагать большого влияния их на внутреннее управление, ибо не видим ни малейших следов такого влияния. Упрочнение московской великокняжеской власти С.М. Соловьев менее всего связывал с монголо-татарами: «Калита перезвал к себе митрополита, это было важнее всяких ярлыков ханских».

Практически полностью солидарен с позицией Соловьева известный русский историк С.Ф. Платонов (1860 - 1933). Он признает, что в XIII - XIV вв. на Руси происходят определенные изменения, появляются резкие особенности, которые многие ученые приписывают татарскому игу. Но, считает Платонов, всматриваясь внимательнее мы убеждаемся, что причины, вызвавшие эти особенности, действовали на русской земле и раньше татар. К этим особенностям Платонов относит: 1) полное пренебрежение родовым единством, 2) начало вотчинного наследования, 3) оседание княжеских мест по волостям, 4) определение межкняжеских отношений договорами с четкой регламентацией деятельности договаривающихся сторон. Все это, по мысли Платонова, приводило к тому, что татары не регламентировали отношений русских князей и населения. Полнота княжеского авторитета могла, конечно, вырасти от того, что он опирался на татар, но существо княжеской власти оставалось то же. Особенно важным аргументом своей точки зрения Платонов считает то, что татары, завоевав Русь, не остались в ней на постоянное жительство. Да и как татарское влияние на русскую жизнь могло быть значительным, если, завоевав Русь, татары не остались жить в русских областях, богатых неудобными для них лесами, а отошли на юг в открытые степи. В связи с этим, Платонов полностью поддерживает методологическую установку Соловьева о необходимости исключить из периодизации русской истории период татаро-монгольского ига.

Таким образом, С.М. Соловьев, С.Ф. Платонов практически полностью исключают татаро-монгольское влияние на развитие России в XIII-XIV вв., отказывая, естественно, в праве на существование в российской истории периода под названием татаро-монгольское иго. К сторонникам подобной точки зрения ряд современных историков относит и Ключевского.

Ключевский связывал создание русского государства, прежде всего не с социально-экономическими явлениями, ростом производительных сил в стране и углублением общественного разделения труда, а с политическими обстоятельствами. По мнению Ключевского, татарские ханы в основном разбирались в княжеских междоусобицах, отдавая предпочтение от одному, то другому княжескому клану.

Прежде всего, татары стали в отношении порабощенной ими Руси, устраняющее или отягчавшее многие затруднения, какие создавали себе и своей стране северно-русские князья. Ордынские ханы не навязывали Руси каких-либо своих порядков, довольствуясь данью, даже плохо вникали в порядок там действующий. Да и трудно было вникнуть в него, потому что в отношениях между тамошними князьями нельзя было усмотреть никакого порядка. Как пример разрубания узлов ханами приводит Ключевский исторический факт, когда Ордынский хан отдал великокняжеский престол десятилетнему внуку Донского Василию в противовес его дяде сыну Донского Юрия Галицкого. Успех Юрьевского притязания перенес бы великое княжение в другую линию московского княжества дома, расстроил бы порядки, заводившиеся Москвой целое столетие, и грозил бесконечной усобицей. Хан рассек узел. Отуманенный льстиво-насмешливою речью ловкого московского боярина Всеволынского, доказывающего, что источник права его ханская милость, а не старые летописцы и не мировые грамоты (т.е. духовное Донского), хан решил дело в пользу Василия.

Подобными историческими примерами Ключевский аргументирует свой вывод о внесении татарскими ханами определенного порядка во все более увеличивающиеся дрязги между многочисленными удельными князьями Руси, в чьих отношениях нельзя усмотреть никакого порядка.

Если бы удельные князья были предоставлены вполне самим себе, они разнесли бы свою Русь на бессвязные, вечно враждующие между собой удельные лоскутья. Не произошло это, по мнению Ключевского, потому, что власть хана давала хотя бы призрак единства мельчавшим и взаимно отчуждавшимся вотчинным углам русских князей. Власть хана была грубым татарским ножом, разрезавшим узлы, в какие умели потомки Всеволода III запутывать дела своей земли.

Что касается историографии XX века, то в подавляющем большинстве своем ученые признавали определенное влияние татаро-монгольского владычества на развитие различных сторон российского общества, но только в крайне негативном плане. Задержка в развитии производительных сил, противодействие татаро-монголов образованию централизованного российского государства, остановка в развитии культуры основные моменты негативного влияния татаро-монгольского ига. Так, В.В. Бартольд пишет, оценивая последствия монгольского завоевания для русских земель: «Несмотря на опустошения, произведенные монгольскими войсками, несмотря на все поборы баскаков, в период монгольского владычества было положено начало не только политическому возрождению России, но и дальнейшим успехам русской культуры».

Полагая, что монголо-татры ускорили уже развивавшиеся в стране социально-экономические процессы, М.Н. Покровский считал, что завоеватели оказали весьма существенное влияние на ход исторического развития России. Он разделял мнение, что монголо-татары впервые установили систему налогообложения, ввели почтовую связь. Монголо-татары окончательно подорвали городскую свободу на Руси, создали гораздо более благоприятные, чем прежде, условия для возвышения церкви. В итоге он приходит к выводу о том, что «объединение Руси вокруг Москвы было на добрую половину татарским делом».

В 1940 году вышла в свет монография А.Н. Насонова «Монголы и Русь. История татарской политики на Руси». Основной вывод Насонова о том, что «политика монголов на Руси заключалась не в стремлении создать единое государство из политически раздробленного общества, а в стремлении всячески препятствовать консолидации, поддерживать взаимную рознь отдельных политических групп и княжеств.»

Б.Д. Греков, указывал, что политика Ордынских ханов не только не способствовала складыванию русского централизованного государства, но даже наоборот «вопреки их интересам и помимо их воли». Татарское владычество имело для Руси регрессивный характер. Б.Д. Греков и Якубовский А.Ю., в дальнейшим посветили себя изучению истории самой Золотой Орды и ее взаимоотношений с Русью. В 1950 г. вышла их книга «Золотая Орда и ее падение».

Известный историк В.В. Каргалов следующим образом характеризует это явление (позиция, типичная для советской историографии). Татаро-монгольское иго имело отрицательные глубоко регрессивные последствия для экономического, политического и культурного развития русских земель, явилось тормозом для развития производительных сил Руси, находившихся на более высоком социально-экономическом уровне по сравнению с производительными силами монголо-татар. Оно искусственно законсервировало на длительное время чисто феодальный натуральный характер хозяйства. В политическом отношении последствие монголо-татарского ига проявилось в нарушении процесса государственной консолидации русских земель. Монголо-татарское иго привело к усилению феодальной эксплуатации русского народа, который оказался под двойным гнетом своих и монголо-татарских феодалов. Монголо-татарское иго, продолжавшееся 240 лет явилось одной из главных причин отставания Руси от некоторых западноевропейских стран.

Евразийцы предложили свое видение решения этой проблемы. Предлагаемое ими решение органично укладывается в рамки их оригинальной историософской концепции. Суть ее в сжатой форме выразил один из основателей евразийского движения П.Н. Савицкий. По его мнению, в Киевской Руси после кратковременного (по историческим меркам) расцвета в Х - XI вв. появились моменты неустойчивости и склонность к деградации, которая ни к чему иному как чужеземному игу привести не могла. Вопрос стоял только о том, кто будет этот чужеземец? Велико счастье Руси, утверждает П.Н. Савицкий, что в момент, когда в силу внутреннего разложения она должна была пасть, она досталась татарам и никому другому. Татары нейтральная культурная среда, принимавшая всяческих богов и терпевшая любые культуры, пала на Русь как наказание Божие, но не замутила чистоты национального творчества.

Евразийский мотив о значении татаро-монгольского влияния на Русь отчетливо звучит у историка XYIII в. И.Н. Болтина (1735-1792). Сравнивая завоевания татаро-монгол с завоеваниями варварами Римской империи, Болтин приходит к выводу, что последние были гораздо более опустошительными и повсеместными. Татары, завоевав удельные княжества одно по одному, наложили на порабощенных дани, оставили на взыскания сея своих баскаков и по городам войска, сами возвратилися восвояси. При владычестве их управляемы были русские теми же законами, кои до владения их имели. Нравы, платья, язык, названия людей и стран остались те же, какие были прежде. Все сие доказывает, что разорение и опустошение России не столь было великое и повсеместное, как государств европейских.

Позицию П.Н. Савицкого разделяет Н.С. Трубецкой, считавший, что истоки российской государственности лежат не в Киевской Руси, а в Московском княжестве, ведущем свое прямое происхождение от джучиева улуса огромного региона Великой Монгольской империи. Великих князей московских поэтому надо рассматривать в качестве воспреемников монгольских ханов.

Весьма положительно оценивал влияние монго-татарского ига на Руси евразиец Э. Хара-Даван, автор книги «Чингиз-хан как полководец и его наследие». Монголо-татарское иго «сильно отразилось и на культуре русского народа, и далеко не в одном только отрицательном смысле». В качестве примеров «положительного влияния» - обеспечение безопасности торговых и культурных связей с Востоком, влияние татар на быт, административные учреждения, военное искусство, укрепление православия и даже на то обстоятельство, что монгольское иго влило известный процент монгольской крови в кровь русского народа. Монгольское иго, заключил Э. Хара-Даван, было для Руси «превосходной, хотя и тяжелой школой, в которой выковалась московская государственность и русское самодержавие».

В.В. Кожинов предпринял своеобразное историографическое и культурографическое резюме. Сравнение политики монголов с западноевропейскими завоеваниями, крестовыми походами и отношением Европы к порабощаемым народам, как и трактовка этого опыта в историческом сознании, оказались не в пользу "цивилизованной" Европы. После разгрома и гибели великого князя Юрия Всеволодовича в битве с татаро-монголами в 1238 г. на реке Сити его брат Ярослав Всеволодович Владимирский (отец Александра Невского) «начал платить дань царю Батыю в Золотую Орду. И после него наши русские князья, сыновья и внуки его многие годы выходы и оброки платили царям в Золотую Орду, повинуясь им, и все принимали от них власть...»

Дж. Феннел в монографии "Кризис средневековой Руси. 1200 – 1304 гг." остановился на политической истории Руси этого периода. В своей работе он выдвигает спорную, хотя и не безосновательную и оригинальную концепцию упадка Руси. По его мнению, кризис на Руси наступил не в результате монголо-татарского нашествия, а в результате дробления Киевской Руси на уделы. Нашествие не было столь разрушительно как принято считать и в принципе не изменило общий ход русской истории. Поэтому начало кризиса у Феннела не в середине XIII века, а в 1200 году, когда Киевская Русь практически прекратила свое существование как единая держава.

Крупнейший историк русского зарубежья, евразиец Г. Вернадский, альтернативной оценивая деятельность князя Александра Невского и Даниила Галицкого, подчеркивает судьбоносность для будущего России замирения Невского с Батыем и его преемниками во имя усиления борьбы с западным нашествием немцев и шведов, ибо монгольство несло рабство телу, но не душе. Латинство грозило исказить самое душу. Именно это и произошло, считает Г. Вернадский, в результате ориентации Д. Галицкого на Запад, латинство: юго-западная Русь на долгие века оказалась в латинском рабстве, которое не изжито было до наших дней.

Проблема утверждения монголо-татарского господства на Руси в течение долгого времени в русской исторической науке сводилась обычно к расхождениям по некоторым частным вопросам, но сам факт монголо-татарского ига и тяжесть ордынского «выхода» никто не отрицал. Но помимо ордынского «выхода» существовали натуральные и денежные повинности, а также служебные обязанности князей перед Ордой.

Известия источников о данях и податях неоднократно рассматривались в историографии. Термин «дань» - рассматривалась как откуп с покоренных племен и как средство обогащения(Ю.А. Гагемейстер, Д.А. Толстой, В.О. Ключевский). Существует внешняя дань и внутренние подношения. В пользу этого мнения свидетельствует термины danь – «дань и darъ – «дар». Эти слова являются дуплетными и восходит к индоевропейскому do – «дать». Как отметил В. Махек, сематика слова «дар» изменялась следующим образом: дар- культовый дар божеству – добровольные дары князю – налог, подать. Аналогично развивалась и семантика слова «дань», которое в раннеклассовых славянских общества обозначало налог не только с простого населения своего государства, но и подать с завоеванных и подчиненных народов.

Вопрос о размерах «ордынской дани» - главный в оценке последствий монголо-татарского ига, в исторической литературе в полной мере не разработан. Причина этого – недоверие к уникальным данным «Истории Российской» В.Н. Татищева В результате в трудах евразийцев появляются утверждения о том, что дань, наложенная Золотой Ордой на Русь, была совсем не велика. Так, постоянный мотив публикаций Л.Н. Гумилева – русские жители при татарах столь же привольно, как и раньше. Другой евразиец В.В. Кожинов, поддерживал эту концепцию, утверждал, что « в среднем на душу населения годовая дань составляла один - два рубля в современном исчислении! Такая дань не могла быть обременительной для народа, хотя сильно била по казне собиравших ее русских князей (в чем логика?). Но даже и при этом, например, князь Симеон Гордый, сын Ивана Калиты, добровольно жертвовал равную дани сумму денег для поддержания существования Константинопольской патриархии».

Подобное ответственное утверждение дается со ссылкой на статью П.Н. Павлова, опубликованную в 1958 году в «Ученых записках» Красноярского пединститута. В статье такого заключения нет и быть не могло: мы не знаем ни общей суммы дани, ни численности населении, обложенного данью. Едва ли не лучший знаток татарской политики на Руси А.Н. Насонов остановился в недоумении, встретив указание на то, что татары выделили на территории Великого княжества Владимирского 15 тем, т.е. 15 «округов» с населением по 10 000 человек в каждом («тьма»- 10 000). Ведь это означало по меньшей мере десятикратное сокращение населения в результате наществия! В конечном счете, видимо, так оно и было. Но решение данного вопроса должно осуществляться не путем деления одного неизвестного на другое неизвестное, а выявлением норм обложения.

Для определения суммы «дани» с русских земель необходим нумизматический материал. Особу ценность представляют собой работы: Федора-Давыдова Г.А., Янина В.И., Черепнина А.И., Арциховского А.В. и Федорова Г.В.

Целью работы является анализ определения натуральных и денежных повинностей, служебных обязанностей русских князей в монголо-татарский период и степени влияния на социально-экономические отношения. Для достижения поставленной цели в работе решаются следующие задачи:

выявляются виды натуральных и денежных повинностей;

выявляются и характеризуются вассальные обязательства Руси перед Ордой.

В качестве основных методологических принципов в работе использованы: принцип историзма, в соответствии с которым объекты и явления должны рассматриваться в их закономерном историческом развитии, а также в связи с конкретными условиями их существования; системно-деятельностный подход, который позволяет охватить все элементы вассально-даннических отношений, такие как субъекты, объект, средства, формы, методы взимания дани, а также результат, историческое и экономическое значение выплаты дани, и рассматривать их в движении и взаимосвязи; компаративистский метод, который позволяет выявить различие в подходах к пониманию сущности исследуемых явлений и их значимости в процессе исторического развития; общие теоретические и методологические разработки отечественной исторической школы.

Основными источниками, использованными в работе, являются летописные своды общерусского характера, которые с XIV века велись в Москве и выражали великокняжескую московскую концепцию формирования единого государства, а также местные летописи отдельных земель, точнее, как правило, их фрагменты, позволяющие увидеть этот процесс позиций регионализма. Наряду с летописями, большое значение имеют княжеские и ханские грамоты, акты и делопроизводственные документы, данные геральдики, сфрагистики и других вспомогательных исторических дисциплин, археологии. Дополнительными источниками по теме являются повести, жития, произведения религиозных и общественных деятелей, записки западных и восточных путешественников, перечень которых приведён в конце работы.

Русское летописание X-XVII вв.- уникальное явление в мировой истории и культуре. Но в практике исследований все еще незлежит «шлёцоровский» подход, восходящий к работе А. Шлёцера «Нестор»: представление о летописании как о едином «древе». Так понимал летописание и один из наиболее авторитетных его исследователей А. А. Шахматов(1864-1920), на протяжении многих лет пытавшийся реконструировать это изначальное «древо» и лишь в конце жизни осознавший, что такого «древа» просто не может быть. Летописание – это и идеология, и политика, и неизбежная борьба интересов, а это предполагает и тенденциозность летописцев, отстаивающих интересы князя, города, монастыря, и прямое уничтожение нежелательных для кого-то сведений. Следует считаться и с тем обстоятельством, что большинство сохранившихся летописей – это своды разнообразных материалов, в том числе предшествующих летописей.

Записывая каждое событие из года в год, русские летописи воспроизвели нам почти во всей полноте события, происходившие во взаимоотношениях Руси и Орды. Кроме того, летописцы часто сопровождали князей во время их поездок к хану, черпали факты непосредственно из первых рук. Однако и русские летописи, несмотря на богатство фактического материала, не освещают всей истории Золотой Орды. По мере ослабления Орды и усиления Московского великого княжества великие и удельные князья стали реже посещать ханскую ставку. В результате сообщения русских летописей о татарах становятся нерегулярными и отрывистыми.

Во многих памятниках русской литературы, публицистики, средневековой историографии показ взаимоотношений с завоевателями, характеристика и оценка ига на долгий период стали самыми жгучими, самыми актуальными темами. Правда, степень злободневности этой темы у различных древнерусских книжников была разной. Это обусловливалось рядом обстоятельств: писалось то или иное произведение очевидцем событий или только по слухам, создавалось ли оно в центре, который монголо-татары так и не сумели подчинить себе, или в месте, находившемся под контролем Орды, принадлежали ли описываемые события перу современника или позднейшего сочинителя. Чтобы выяснить действительное отношение древнерусских книжников к иноземному игу, необходимо учитывать перечисленные и подобные им нюансы при анализе произведений этих книжников. Такие произведения появляются вскоре после установления ордынского господства над русскими землями. Этим определяются начальные хронологические рамки исследования. Конечные - примерно 20-ми гг. ХIV в., знаменовавшими определенный этап в развитии древнерусских антиордынских политических концепций и русско-ордынских отношений вообще, когда после подавления восстания 1327 г. в Тверском княжестве Орда на протяжении более чем 40 лет не предпринимала значительных военных акций против русских земель. Последними русскими княжествами, покоренными Батыем в 1240 г., были Владимиро-Волынское и Галицкое. Хотя их стольные города были разрушены, но некоторые центры сохранились. Монголо-татары так и не смогли сломить их сопротивления. Через некоторое время в Галицком княжестве восстанавливается летописание, по которому и можно судить об отношении галицких книжников к ордынскому игу. Летописание это сохранилось в составе Ипатьевской летописи. События ХШ века, в том числе связанные с монголо-татарами, изложены в этом памятнике по двум основным источникам: помимо галицкой летописи еще и по волынской летописи. Основное место среди рассказов о монголо-татарах в галицкой части Ипатьевской летописи занимает описание нашествия Батыя. нашествие рисуется как тяжелое бедствие для всей Русской земли. Где силой, а где и обманом ("на льсти") захватывали монголо-татары русские города, безжалостно из бивали население, не щадили даже детей "отъ отрочатъ до сосоущих млеко". Борьба с нашествием рисовалась в Галицкой летописи как праведное дело, освященное христианской религией. Жителям г. Козельска, решившим не сдаваться Батыю и до смерти стоять за своего князя, приписана следующая фраза: "и еде славоу сего свьта приимше, и тамъ небесныя венца от Христа бога приимемь". Иными словами, гибель при сопротивлении захватчикам расценивалась летописцем как христианский подвиг. Власть объявлялась богоугодной (хотя чужеземная власть рассматривалась как божье наказание за людские грехи), а потому ей необходимо было подчиняться. И русские князья должны были "кланяться" и "приносити честь" Батыю. Остались нераскрытыми в галицком летописании и основные цели татарской политики на Руси. Лишь в статье 6758 года мелькает замечание о том, что монголо-татары, подвергая унижениям Даниила Галицкого, желали получить дань с его земли.

Более сдержанным было отношение к монголо-татарам в расположенном далеко к северу от Галича и Владимира Волынского Новгороде Великом. Из новгородских историко-литературных памятников второй трети ХШ - первых десятилетий Х1У века тема о монголо-татарском иге затронута только в Новгородской I летописи, где упоминания о завоевателях довольно многочисленны. Обычно это - лаконичные сообщения о поездках в Орду великих князей Владимирских, их приездах оттуда на Русь, участии монголо-татар в междоусобной борьбе русских князей, событиях в самой Орде. Стоило упомянуть о дани, которую новгородцы будто бы не хотели давать монголо-татарам, и Орда быстро организовала военную экспедицию.

Следует заметить, что в литературе соседнего с Новгородом , но еще более удаленного от Орды Пскова в указанное время вообще отсутствовала тема о монголо-татарах. Иноземное иго не пресекло развития литературы Ростова Великого, одного из старейших городов Северо-Восточной Руси.

Что касается летописных памятников Ростова Великого, то в ростовском продолжении Летописца вскоре патриарха Никифора, хотя о монголо-татарах и говорилось сравнительно много, нет ни одного нелестного эпитета в их адрес. Иную окраску имеет ростовский источник Лаврентьевскои (Симеоновской) летописи. Как и в других летописных памятниках, наибольшее внимание в Лаврентьевскои летописи уделено описанию нашествия монголо-татар. Та часть статьи 6745 года, в которой повестуется о мучениях и гибели от рук завоевателей княжившего в Ростове Василька Константиновича и которая явно ростовского происхождения, наполнена резкими обличениями монголо-гатар. Захватив в плен ростовского князя, "нудита и много проклят; безбожнии татарове обычаю поганьскому быти въ их воли и воевати с ними, но никако же не покоришася ихъ беза-конью и много сваряше я, глаголя: "О глухое цесарьство оскверньное, никако же мене не отведете хрестьяньское веры, аще и велми в велиць беде есмъ..." Они же въскрежташа зубы на нь, желающе насытитися крове его" . Василько "абье безъ милости убьенъ бысть". В статьи 6745 года, указано и конкретное следствие подпадения под чужеземную власть русских князей - обязанность "воевати с ними", т.е. участвовать в военных акциях завоевателей.

С наибольшей полнотой враждебное отношение к владычеству иноземцев просилось в ростовском летописном источнике, включенном в Лаврентьевскую летопись. Именно здесь содержатся самые резкие характеристики монголо-татар, определенные указания на мотивы их политики завоеванной Руси: стремление к получению все большего количества дани и, как результат этого, система откупов л связанные с ней ростовщичество и продажа в рабство русских людей.

По-иному освещалось монголо-татарское иго в литературе соседнего с Ростовом Владимира. Одним из самых ранних памятников владимирской литературы рассматриваемого периода является Житие Александра Невского. Житие написано современником знаменитого князя. Вопросу о взаимоотношениях с монголо-татарами в этом памятнике отведено совсем немного места, хотя из летописей известно, что Александр Ярославич неоднократно бывал в Орде, а после гибели своего отца вынужден был предпринять далекое путешествие в Каракорум к великому хану. Сложная политика Александра по отношению к монголо- татарам, лавирование между ордынскими и великими ханами не получили достаточного освещения в его жизнеописании. Но признание ханской власти имеется в памятнике. Так, Батый титулуется здесь царем.

Пожалуй, нигде в русской литературе 40-х гг. ХIII - первых десятилетий ХIV века монголо-татарское иго не обрисовано с такой силой, экспрессией и выразительностью, как в проповедях Серапиона Владимирского. Серапион, который и по словам летописца "6e учителенъ и силенъ въ божественомъ писании", в своих проповедях предстает как оригинальный писатель, человек редкого таланта, острой наблюдательности и большого красноречия. Будучи настоятелем Киево-Печерского монастыря, Серапион лишь к концу своей жизни попал в Северо-Восточную Русь. В 1274 году митрополит Кирилл поставил его епископом "Ростову, Володимерю и Новугороду". Четыре из пяти известных Поучений Серапиона относятся к последнему периоду его жизни, к моменту пребывания его на Северо-Востоке. Основным содержанием "слов" Серапиона являлся призыв паствы к покаянию, к очищению от грехов. Однако Поучения Серапиона весьма интересны и ценны в том отношения, что в них рассеян целый ряд метких наблюдения над повседневной жизнью Руси 30-70-х годов ХШ столетия, показаны, в частности, тягостные последствия иноземного владычества. Само иго Серапион объяснял божьим гневом. В наказание за людские прегрешения господь "наведе на ны языкъ неми лостив. языке. лютъ, языкъ не щадящь красы уны, немощи старець, младости дьтии". Однако в отличие от не которых современников, в частности, новгородских и ростовских летописателей последней трети ХШ в., Серапион рассматривал господство монголо-татар как великое зло, которое рано иди поздно должно кончиться. Если русские люди избавятся от грехов, то "гневь божий престанеть, ...мы же в радости поживем в земли нашей". В описании иноземного ига Серапионом чувствуется тон кий глубокий наблюдатель; "Се уже 40 льт приближаеть томление и мука, и дане тяжькыя на ны не престануть... и всласть хлеба своего изъьсти не можем", "не порабощени быхом оставшиеся горкою си работою от иноплеменник", "предани быхом иноплеменникомь не токмо на смерть и на плененье, но и на горкую работу". Серапион был не только тем сравнительно редким писателем, который прямо говорил о таких последствиях иноземного завоевания, как угон людей в рабство, тяжелая дань, взимаемая монголо-татареми о русского населения, но он единственный среди русских публицистов ХIII века назвал "горькую работу" на иноплеменников.

О владимирском летописании второй трети ХIII - начала ХIV века, где широко отразилась тема монголо-татарского ига, можно судить по Лаврентьевской летописи. Как известно, оригиналом для Лаврентия, переписавшего летопись в 1377 г., послужил летописный свод 1305 года великого князя Михаила Ярославича Тверского. В своде 1305 года отразился владимирский великокняжеский свод 1239 года Юрия Всеволодовича, а значит, свод, построенный на ростовском летописном материале и отредактированный во Владимире около 1281 года. Следовательно, владимирская точка зрения на события монголо-татарского нашествия и их последующего господства над Русью нашла свое отражение в статьях 1237 и 1239 годов, некоторых статьях 1240-1281 годов и статьях последующих лет. В статье 1237 (6745) года, ее владимирской части, как показано, было выше, имеется несколько резких выпадов против завоевателей. Нашествие иноплеменников летописцем расценено как страшное бедствие для Северо-Восточной Руси: "створися велико зло в Суздальской земли, яко же зло не было ни от крещенья, яко же бысть ныне". Кроме того, во владимирской части статьи 6745 года есть ряд мест общего эмоционального и философского характера, где описываются грабежи и убийства монголо-татарами русского населения и дается объяснение завоевания, как наказания за "грехи наши". В статьях последующих - 6778, 6783 и 6789 годов владимирский сводчик вновь с гневом и болью пишет о мучительных пытках, которым подвергли в Орде в 1270 г. рязанского князя Романа Ольговича, о грабежах захватчиков, убийстве ими мирного населения в различных русских княжествах. Выразителен рассказ о баскаке Ахмате во Владимирском своде 1305 года. По словам летописца, Ахмат "бесерменин злохитр и велми золъ., держаше баскачьство Курьскаго княжениа, откупаша у татаръ дани всякие и темя даньни велику досаду творяше княэемъ и черкимъ людмъ в Курскомъ княжении. еще же кь тому наряди две слободе въ отчинь Ольга князя Рылскаго и Ворголскаго,,. Олег вместе со свода родственником князем Святославом Липовичскям по приказу хана Телебуги разогнал слобода Ахмата. Тогда Ахмат, являвшийся ставленником соперничавшего с Телебугой хана Ногая, собрав значительну" рать, совершенно опустошил Рыльскоеи Липовичокое княжества. Население было перебито или уведено в рабство. Захваченных в плен Бояр Олега и Святослава татары казнили, причем для устрашения Ахмат "трупья бояръ твхъ повель по древью развьшати, отъимая у всякого голову да правую руку" . Отрезанные руки монголо-татары погрузи ли на сани и отправили по селам для устрашения оставшихся жителей. Неслыханные жестокости карательной экспедиции Ахмата в Курском княжении превзошли все известное до сих пор. "И бяше видети дело стыдно и велми страшно, и хлебъ во уста не идяшеть от страха" , - писал летописец, пораженный зверствами монголо-татар. После ухода Ахмата Олег обвинил Святослава в нарушении крестного целования. Святослав "безъ Олговы думы" подстерег двух татар, шедших с отрядом из од ной слободы в другую, и разгромил их. Разбой Святослава привел к его разрыву с Олегом. По приказу хана, очевидно, Телебуги, Олег казнил Святослава. В отметку за это брат Святослава Александр убил Олега и его сына Давида. "И сътворися радость диаволу и его послушнику бесерменину Ахматy" - так кончает летописец рассказ о баскаке Ахмате.

В только начинавшей создаваться литературе молодого Московского княжества, правители которого лишь с начала ХIV в. повели борьбу за владимирский великокняжеский стол, отношение к монголо-татарам было двойственным. Об этом можно судить по Житию митрополита Петра, составленному в Москве в 1327 г. Его автор писал о христианах, ослабевших "нужда рада поганых иноверець", и в то же время скрывал факты тесного сотрудничества с Ордой Ивана Калиты и о почтением относился к ордынским ханам. Иным было отношение к чужеземному игу в соперничавшей" долгое время успешно, с Москвой Твери, Антиордынские наст роения достаточно ярко проявились. Так, замечания о монголо-татарах есть даже в таком специфическом произведении, как Написание монаха Акиндина к великому князю Михаилу Яроолавичу, посвященном вопросу о прерогативах светской и духовной властей. Тема Написания не позволяла Акиндину подробно останавливаться на характеристике чужеземного ига, но и из приведенных высказываний видно отрицательное отношение тверского монаха к монголо-татарам, власть которых он рассматривал как насилие, а действия сравнивал с поведением татей и разбойников, главная цель которых - "пограбити, ли покрасти, ли разбита".

Отношение русских книжников к установившемуся вслед за завоеванием иноземному господству, как правило, было отрицательным и как редкое исключение - нейтральным. Положительной характеристики ига нельзя встретить ни в одном памятнике той поры. Первоначально иго воспринималось главным образом эмоционально, в ярких красках описывалась монголо-татарские погромы, зверства, жестокости и грабежи завоевателей, причем для описания иногда привлекались выдержки из текстов, характеризовавших событий отдаленной домонгольской поры. Сами монголо-татары награждались нелестными эпитетами. С течением времени яснее становилась суть политики завоевателей, направленной на получение дани с русских земель, распространение военной повинности покоренного населения, организацию "работ" на себя, угон людей з рабстве, вымогательство крупных сумм с князей за предоставление одному из них великокняжеского ярлыка. О данях говорят все рассмотренные выше памятники. А это значит, что этот вопрос о (выплате дани) в монголо-татарском иге, является одним из важнейших. Гнет завоевателей был настолько силен, что антиордынские настроения проявлялись преимущественно в речах словах, и только вторая половина XIV в. дала примеры открытой успешной борьбы с монголо-татарским игом.

Но, основываясь только на русские источники невозможно составить полное описание и степени влияния на Руси и самой структуры монголо-татарского государства и общества.

Значительное место в источниковедческой базе монголо-татарского нашествия на Русь занимают восточные источники: персидские, арабские, монгольские, китайские, армянские. Среди публикаций восточных источников, особую ценность представляют собой сборники переводов персидских и арабских авторов по истории Золотой Орды В.Г. Тизенгаузена. Два тома этих материалов, содержащие выдержки из сочинений 41 арабского и персидского авторов, являются исключительным по своей ценности сборником фактического материала для изучения нашествия монголов на Восточную Европу и истории Золотой Орды. Из авторов самые достоверные и подробные сведения о походе монголов на Восточную Европу приводит Рашад-ад-Дин(1247-1318 гг.). Основной его труд «Сборник летописей» Рашид-ад-Дин сообщает не только о подготовке монгольского наступления на Восточную Европу, но и довольно подробно описывает события похода Батыя на русские княжества, в некоторых случаях дополняя и уточняя свидетельства русских летописцев.

Единственным доступным монгольским источником XIII века, является историческая хроника, составленная в 1240 году «Монголын нууц товчоо»(«Сокровенное сказание»). По свидетельству различных историков, до XIII века у монголов уже существовали исторические хроники и предания, легшие в основу этого единственного дошедшего до нас исторического сочинения. Полный текст этой хроники сохранился в записи китайскими иероглифами и в китайском переводе под названием «Юань чао би ши».

«Монголын нууц товчоо» изучали многие историки различных стран и национальностей. Эта хроника, переведенная с китайского на русский язык академиком С.А. Козиным в 1940 году, представляет собой большую ценность при изучении раннего монгольского средневековья.

Другую группу источников представляют собой записки западноевропейских путешественников-миссионеров XIII в. Плано Карпини, Марко Поло в своих сочинениях писали о последствиях монгольских завоеваний, об организации их власти над покоренными странами, о внутренний жизни Золотой Орды и великих монгольских ханов.

Вот, что пишет Плано Карпини об организации власти над побежденными народами: «чтобы они шли с ними в войне против всякого человека, когда им угодно, и чтобы они давали им десятую часть от всего, как от людей, так и от имущества».

Еще одним важным источником по истории взаимоотношений Руси и Золотой орды является актовый материал. Акты фиксируют события, происходящие в то самое время, когда документы создавались. К числу актовых материалов относятся договорные грамоты, торговые договоры, частные акты. Сопоставление актовых материалов с летописью дают возможность проследить ход социально экономических и политических процессов на протяжении XIII-XV вв.

А также духовные грамоты великих и удельных князей, которые дают нам представление о сумме «ордынского выхода».

А также о кредитных отношениях (займах, ссудах). Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси, сообщают нам о стоимости земель, деревень, пустошей. Это очень важные сведения; именно они позволяют нам провести сравнение сумм сделок с суммой «выхода».

Особую ценность представляют собой ханские ярлыки. Они дают нам информацию о государственном аппарате, о чиновниках Орды, игравших существенную роль в управлении, на деятельность которых могли оказать воздействие предписания ярлыков. Важную информацию можно получить из ярлыков по вопросам финансовой и налоговой системы Золотой Орды. Приведем фрагмент ярлыка Менгу-Тимура русскому духовенству (1267 год) - самого раннего из дошедших до нас: «Предвечного бога силою, наш, Менгу-Тимура, указ даругам-князьям городов и селений, князьям войска, писцам, таможникам, проезжим послам, сокольникам и звериным ловцам» . И для сравнения - более поздний ярлык Тимур-Кутлуга 1398 года: «Огланам правого и левого крыла… Тысячникам, сотникам, десятникам, кадиям, муфтиям, шейхам, суфиям, писцам палаты, сборщикам дани, таможникам, дорожникам, букаулам, туткаулам, ямщикам, базарным надзирателям…» Как видим, принципиально состав адресатов ярлыков не изменялся в течение практически всего времени существования Золотой Орды. Адресатами являлись те лица, от которых в той или иной степени зависела реализация прав, предоставляемых ханами держателям ярлыков. Наиболее подробные сведения о налогах содержатся в тарханных грамотах. Этот вид ярлыков представлял собой официальное освобождение их обладателя от уплаты всех или основных налогов; они выдавались, как правило, священнослужителям всех конфессий, а также отдельным лицам за их заслуги перед ханом и государством. Классическим примером первого является уже цитированный нами ранее ярлык Менгу-Тимура, который содержит перечень налогов и сборов, взимавшихся в пользу золотоордынской казны, и от уплаты которых освобождались служители православной церкви: «...не надобе имъ дань тамга и поплужное ямъ война и подвода ни кормъ… никоторая царева пошлина ни царицына ни князей ни рядцей ни посла ни дороги ни посла ни которыхъ пошлинниковъ ни которыя доходы…» Пример второго вида тарханных грамот (конкретному лицу) - ярлык Тимур-Кутлуга Хаджи Мухаммеду и Махмуду (1398 год): «Повинность с виноградников,… амбарные пошлины, плату за гумно, ясак с арыков, собираемый с подданных по раскладке, и подать, и расходы, называемые каланом, да не взимают; если они приедут в Крым и в Кафу или опять выедут, и если они там что бы ни было купят или продадут, да не берут с них ни (гербовых) пошлин ни весовых, не требуют с них ни дорожной платы, должной от тарханов и служителей, ни платы в караулы. Пусть со скота их не берут подвод, не назначают постоя и не требуют с них ни пойла ни корма, да будут они свободны и защищены от всякого притеснения, поборов и чрезвычайных налогов» .

Основными налогами и сборами, как можно понять из ярлыков, были подушный налог, таможенные налоги и сборы, «поплужное», дорожные, мостовые, ямские сборы, обязанность предоставления воинов для ведения ханом боевых действий, обязанность предоставления кормов и лошадей для ханских послов или гонцов и ряд более специфических налогов и сборов. Но, как и в случае с перечислением представителей администрации, перечень налогов и сборов не позволяет установить значения, которое они имели для ордынской налоговой системы, равно как и размеры этих налогов и сборов.

Сравнительно новым видом источника – являются новгородские берестяные грамоты. Особая их ценность заключается в том, что, будучи письменным источником, берестяные грамоты в тоже время являются частью археологического комплекса. Берестяные грамоты носят частный характер. В частных письмах затрагиваются бытовые и деловые вопросы. Но некоторые авторы берестяных грамот являются государственные деятели, поэтому часть грамот можно рассматривать как официальные документы. В берестяных грамотах можно найти сведения о новгородских денежных единицах, о существовании ростовщичества. Среди грамот есть хозяйственные письма, духовные завещания, купчие грамоты, документы судебного характера.

Вопрос о судьбах Руси и ее культуры под игом монголо-татарских завоевателей очень важен для понимания большой и сложной проблемы воздействия монголо - татар на ход русской истории. Важнейшим фактором развития культуры в XIII-XV вв. Был развивавшийся в то время процесс формирования русской народности, унаследовавшей культурные традиции древней Руси. Именно в этот период стали складываться специфические особенности народности, нашедшие свое воплощение во всех областях материальной и духовной культуры. В годы княжеских междуусобец и монголо татарского ига распространены былины. Именно в этот период оформился столь характерный для былин общий конфликт – защита родной земли от «нахвальщилька», от поработителя, «Илья Муромец и Калин-царь». В эти годы создавались условия для сложения исторических песен: «о татарском полоне», о деятельности баскаках на русской земле «песня о Щелкане Дудентьевиче», которая дает нам сведения о размерах дани. Исторические песни, основывались на реальных событиях того времени.

В целом в исследовании истории Руси XIII-XV вв. имеется довольно много источников.

@темы: Пётр царевич Ордынский, Кобринь

---

Егоров В. Л. Александр Невский и Чингизиды

Егоров В. Л. Александр Невский и Чингизиды // Отечественная история. 1997. — № 2.

Внешнеполитическая деятельность Александра Невского, которая пришлась на один из тяжелейших для Древнерусского государства периодов истории, неоднократно привлекала внимание исследователей. Решительность и неординарность поступков великого князя в отношениях с Европой и Азией снискали ему славу вдумчивого политика и дальновидного стратега. Его твердая линия по защите русских территорий от шведской и немецкой агрессии, победы на западных границах с энтузиазмом были восприняты современниками и по заслугам оценены российскими историками прошлого и настоящего.

Однако далеко не все внешнеполитические инициативы Александра Ярославича получили в историографии единодушно положительные оценки. Не однозначно восприятие отношений великого князя с монгольскими завоевателями. Высказываемые по этому вопросу мнения носят подчас диаметрально противоположный характер. Ряд исследователей считают, что князь вынужден был смириться и подчиниться сложившимся неблагоприятным обстоятельствам. Другие подчеркивают, что Александр осознанно и целенаправленно пошел на союз с Золотой Ордой и использовал его в своих целях. В разработке этой точки зрения дальше всех пошел Л.Н. Гумилев, доказывавший существование прямого политического и военного союза между Русью и Золотой Ордой.

Последняя публикация об Александре Невском принадлежит В.А. Кучкину, давшему сжатый очерк жизненного пути князя, в котором уделено особое внимание некоторым спорным вопросам его биографии [1]. Правда, отдельные суждения автора, особенно касающиеся Золотой Орды, вызывают недоумение. В частности, его утверждение о получении сарайскими ханами военной помощи из метрополии не подтверждается источниками. Каракорум присылал в улус Джучи лишь чиновников фискального ведомства ("численников") для соблюдения своих финансовых интересов. Приезды их носили характер инспекции, призванной определить долю Каракорума в дани, получаемой с Руси. Постоянные же властные функции на территории русских княжеств исполняли исключительно золотоордынские чиновники. В связи с этим трудно согласиться с В.А. Кучкиным в том, что в Сарае "смотрели сквозь пальцы" на антимонгольские призывы русских князей. Автор статьи почему-то именует улус Джучи (Золотую Орду) Волжской Ордой [2], хотя наименование это появилось лишь в XV в., уже после распада основанного Бату государства.

Проблема отношений Александра Невского с государством Чингизидов не может рассматриваться лишь в контексте изучения личности великого князя. Она самым непосредственным образом связана с выработкой внешнеполитической линии княжеской власти в новых для Русского государства условиях, сложившихся после монгольского завоевания. Выяснение сути отношений Александра Невского с Чингизидами позволит ответить и на ставший столь острым в последнее время вопрос: "А было ли на Руси монгольское иго?" Уже один только факт вынужденной поездки князя в Центральную Азию, заставившей его на два с лишним года бросить государственные дела, являет собой убедительнейшее свидетельство не просто политической, но чисто феодальной зависимости от монголов, пронизавшей всю структуру русской государственности.

Золотая Орда как государство возникло в самом конце 1242 г. Уже в начале следующего года хан Бату с присущей ему энергией начал оформлять отношения с русскими князьями. Ярослав Всеволодович как великий князь владимирский вынужден был по вызову приехать в ханскую ставку именно в 1243 г. , дабы пройти достаточно унизительную процедуру получения ярлыка, подтверждающего его титул. Его сыну, Александру Ярославичу, удавалось в течение четырех с лишним лет (1243-1247) воздерживаться от поездок в Орду. Он мог по формальной причине не ездить на поклон к хану, так как не занимал владимирского стола. Кроме того, монгольские войска в процессе завоевания Руси так и не смогли достичь Новгорода Великого, и жители его считали себя непокоренными. Власть же монголов здесь осуществлялась опосредованно через великого князя владимирского, напрямую новгородцы длительное время не сталкивались с ханскими чиновниками. Это был период подчеркнутого, хотя и молчаливого неприятия ханской власти, все тяготы отношений с которой ложились на плечи великого князя владимирского.

Откровенно независимое поведение Александра в ту пору особенно контрастировало с поведением других русских князей, стремившихся из поездок в Орду извлечь для себя максимальную пользу.

Не появляясь в Орде лично, Александр именно в этот период выступает как защитник русских пленных, «посылая к царю в Орду за люди своя, иже пленени быша от безбожных татар. И много злата и сребра издава на пленник их, искоупая от безбожных татар, избавляя их от бед и напасти». Это летописное сообщение фиксирует одну из важнейших сторон деятельности Александра.

Итак, основу политических взаимоотношений Руси с Золотой Ордой начал закладывать отец Александра, великий князь владимирский Ярослав Всеволодович. Его поездку к хану Бату в 1243 г. можно считать не просто удачной, а серьезным дипломатическим успехом с обнадеживающей перспективой. Такая оценка следует из сообщения летописи, согласно которому золотоордынский хан «почти Ярослава великою честью и отпусти». При этом в саму метрополию, в Монголию, отбыл сын Ярослава, Константин, возвратившийся к отцу также "с честью" в 1245 г.

Однако поездка Константина была расценена имперским правительством как явно не соответствовавшая уровню столь ответственной миссии. Скорее всего, Константин привез отцу жесткий приказ прибыть в Монголию лично. Такое предположение подтверждается летописным сообщением о том, что Ярослав сразу же по прибытии Константина направился к Бату, а оттуда в Каракорум. Дальнейшие события приняли ярко выраженный драматический характер, причем источники не раскрывают причины такого резкого поворота.

В Монголии Ярослав Всеволодович был отравлен регентшей престола Туракиной, вдовой каана Угедея. Можно только строить догадки, чем не угодил ей князь. Летопись сообщает, что он скончался «идя от канович месяца сентября на память святого Григорья», т.е. осенью 1246 г. Свидетелем печального события стал Плано Карпини, приводящий подробности кончины великого князя после угощения в каанской юрте. Очевидец уточняет русскую летопись,
рассказывая, что князь скончался не «идя от канович», а в отведенной ему юрте через семь дней после пира, причем тело его «удивительным образом посинело».

Тотчас после смерти Ярослава вдова Угедея - мать нового каана Гуюка - направила гонца к Александру Ярославичу с приказом прибыть в Монголию для утверждения в отцовском наследстве . Это приглашение, а вернее, приказ, показывает, что регентша не сомневалась в том, кто унаследует власть отравленного великого князя. Не исключено, что сына по прибытии в Каракорум ждала та же участь, что и отца. Специальные курьеры имперской почты преодолевали расстояние от Каракорума до Владимира примерно за два месяца и, таким образом, Александру послание было вручено в самом конце 1246 г.

Плано Карпини сообщает, что князь выказал открытое неповиновение. Он остался в Новгороде, дожидаясь прибытия тела отца, что могло произойти не ранее апреля 1247 г. Именно под этим годом Лаврентьевская летопись сообщает о похоронах Ярослава Всеволодовича, состоявшихся во Владимире, на которые прибыл и Александр из Новгорода. В Софийской летописи этот эпизод дополнен важной деталью, раскрывающей характер самого Александра и его отношение к откровенно циничному, хотя и слегка замаскированному, убийству отца. Он появился во Владимире не просто со свитой, приличествующей князю на траурной церемонии, а «в силе тяжце. И бысть грозен приезд его». Дальнейшее описание этого события в летописи приобретает эпические и даже гиперболические оттенки, перекликаясь с известным рассказом о том, как половчанки пугали своих детей именем киевского князя Владимира. Появление Александра во Владимире во главе значительного военного отряда носило явно демонстративный характер. Подчеркивая это и как бы разъясняя его конкретное значение, летописец добавляет, что слух о таком поведении князя дошел «до устья Волгы».

Как долго дружина Александра пробыла во Владимире и куда дальше она направилась, летопись умалчивает. После похорон Александр принял участие в выборах нового великого князя владимирского, которым стал брат отравленного Ярослава, Святослав. Летопись
подчеркивает легитимную преемственность перешедшей к нему верховной власти тем, что он «седе в Володимире на столе отца своего». Племянники его (дети Ярослава) не оспаривали прерогатив старшинства и порядка наследования власти, а разошлись по городам, которые «им отец оурядил».

Однако в процедуре вокняжения на владимирском столе Святослава не была учтена одна тонкость, несоблюдение которой оставляло потенциальному сопернику формальное право бороться за власть. Дело в том, что Святослав после своего избрания по каким-то причинам не поехал в Орду за обязательным ярлыком, подтверждающим столь высокий титул. По крайней мере летопись ничего не сообщает о такой поездке.

Медлительностью или небрежением Святослава к установившемуся протоколу воспользовался его брат, Михаил, по прозвищу Хоробрит, лишив престола законно избранного князя, правившего всего лишь около года . Правда, сам узурпатор погиб зимой 1248 г. в войне с Литвой. Все эти события имели непосредственное отношение к дальнейшей судьбе владимирского стола, решавшейся летом 1249 г. в Каракоруме.

После избрания Святослава на владимирский стол Александр Ярославич, видимо, все еще размышлял о своей поездке к монголам. Он имел жесткий приказ прибыть в Каракорум и неоднократные приглашения от хана Бату, кочевавшего в прикаспийских степях. Лишь после отъезда в Золотую Орду младшего брата, Андрея, Александр направился в ставку Бату. Отъезд Александра из Владимира, скорее всего, состоялся в мае - июне 1247 г. Таким образом, первая встреча двух достойных и в военном и в политическом искусстве правителей могла состояться в июле - августе 1247 г. где-то на Нижней Волге.
Впечатление, произведенное 26-летним русским витязем на пожилого золотоордынского хана, летописец выразил словами: «Воистину поведаша, яко несть подобна сему князю. И чти его царь многими дары и отпусти с великою честию на Русь». Эта фраза из Софийской 1 летописи рисует весьма впечатляющую картину встречи двух государственных мужей. Однако в Лаврентьевской летописи дано менее эмоциональное описание этой встречи и не столь светлого финала. Бату, несомненно, не забыл, что Александр в свое время не выполнил приказа прибыть в Каракорум. В этой ситуации хан должен был отправить Александра в Монголию, что он и сделал. Когда Андрей, а вслед за ним Александр выехали в дальний путь, точно определить невозможно, однако анализ ситуации, сложившейся в Монгольской империи, позволяет высказать предположения по этому поводу.

Сын Угедея, Гуюк, был объявлен кааном в августе 1246 г., а его мать Туракина-хатун, виновная в гибели отца Александра (в сентябре того же года), сама была отравлена через 2-3 месяца после вступления сына на престол. Смерть каанши, казалось бы, позволяла Александру без особых опасений отправиться в Монголию. Однако новый каан Гуюк вступил в резкую конфронтацию с ханом Золотой Орды Бату, приведшую двоюродных братьев -Чингизидов на грань войны. Гуюк во главе значительной армии направился против Бату, однако летом 1248 г. он скоропостижно скончался в окрестностях Самарканда. После его смерти регентшей стала мать Мункэ (Менгу), Огул-Каймиш, тайно помогавшая Бату против Гуюка. А в 1251 г. кааном стал ее сын, имевший самые дружественные отношения с Бату.

Вполне допустимо предположить, что во время жесткого противостояния между метрополией и Золотой Ордой Александр не мог выехать в Каракорум. Скорее всего, он с братом отправился туда после получения на берегах Волги известия о смерти Гуюка, т.е. в конце лета или осенью 1248 г.

В результате общая хронология первой поездки Александра во владения Чингизидов предстает в следующем виде: выезд из Владимира - в начале лета 1247 г.; пребывание во владениях Бату - до осени 1248 г.; выезд в Каракорум - осенью 1248 г. В конце декабря 1249 г. Александр уже присутствовал на похоронах князя Владимира Константиновича во Владимире '. В степях Александр с братом пробыли несколько месяцев, что являлось обычным для таких поездок.

Последствия поездки князей были не только чрезвычайно удачными, но и в значительной мере неожиданными. Они прибыли в Каракорум, имея поддержку со стороны хана Золотой Орды. Несомненно, она была результатом не только личного впечатления, произведенного Александром на Бату, но и подкреплена была приличествовавшими дарами и оказанием хану принятых при его дворе почестей. Русские источники скромно об этом умалчивают, как умалчивают они и о впечатлении, произведенном Бату на Александра (это и понятно, ведь хвалить "сыроядца поганого" православному летописцу было трудно, а высказываться о нем резко или даже просто объективно не позволяла ситуация). Нужно учесть также, что князей принимала благожелательно настроенная к хану Бату регентша имперского престола.

Стечение всех этих благоприятных для обоих князей обстоятельств и привело к столь успешному исходу их поездки. Пожалуй, за всю историю русско-ордынских отношений на протяжении XIII—XIV вв. не было более удачного результата, которого добились сразу два князя при минимальных материальных затратах и политических уступках. Александр Ярославич получил в Каракоруме ярлык на великое киевское княжение и владение "всей Русской землей". Его младший брат, Андрей, также получил ярлык, но лишь на великое княжение владимирское, т.е. на территорию Северо-Восточной Руси^. Однако будущее показало, что в этом - оправданном, с точки зрения монгольского династического наследственного права, - разделе сфер власти на территории Древнерусского государства была заложена мина замедленного действия. Чисто формально распределение власти между князьями можно признать справедливым. Старший - более авторитетный и знаменитый - получил верховную власть в общегосударственном масштабе. Младший - унаследовал владимирский домен отца, составляющий часть земель обширного Древнерусского государства. Однако установившаяся на Руси после монгольского нашествия 1237-1240 гг. политическая реальность далеко не соответствовала чисто умозрительным представлениям центральноазиатских правителей.

После возвращения из Монголии князей Александра и Андрея борьба вокруг владимирского стола, казалось бы, должна была прекратиться, поскольку претендент на него был официально утвержден в Каракоруме. На самом же деле она лишь вступила в новую стадию. Права на владимирское княжение мог оспаривать князь Святослав Всеволодович, свергнутый Михаилом Хоробритом. После гибели последнего зимой 1248 г. в течение всего периода, пока Александр и Андрей находились в Орде (т.е. до конца 1249 г.) их дядя, Святослав, оставался единственным реальным исполнителем великокняжеских функций. Приехавший во Владимир Андрей имел ярлык на владимирский стол с печатью каана. Однако Святослав, будучи избранным съездом князей наследником отцовских владений, поехал осенью 1250 г. вместе с сыном в Орду для восстановления своих попранных прав. Естественно, хан Бату не мог поддержать его претензий.

Александр Ярославич по возвращении из Монголии через Владимир проследовал в Новгород. Как сообщает В.Н. Татищев, он намеревался затем посетить Киев для подтверждения своих властных полномочий, полученных в Монголии. Однако новгородцы воспротивились такой поездке, как объяснено у В.Н. Татищева, "татар ради", т.е. опасаясь потерять надежного защитника от притязаний Орды. В 1251 г. Александр тяжело заболел и не выезжал из Новгорода . В дальнейших сообщениях источников нет никаких сведений о том, чтобы он еще раз пытался утвердиться в Киеве. Причина этого в первую очередь коренилась в том, что Киев после монгольского нашествия полностью утратил свое былое политическое, экономическое и культурное значение. Город лежал в развалинах и едва насчитывал двести домов. Какое-то время здесь еще находилась резиденция общерусского митрополита, однако и тот в 1300 г., "не терпя татарьского насильа, оставя митрополью и збежа ис Киева, и весь Киевъ розбежалъся". Кроме того, сообщение с Киевом и галицко-волынскими княжествами фактически было прервано из-за экспансии Литвы и периодических походов золотоордынских войск через южнорусские территории в западном и северном направлениях . В результате приднепровские и прикарпатские земли на протяжении XIII в. в политическом отношении все более отдалялись от Северо-Восточной Руси.

Коренной перелом в позиции Александра Ярославича произошел в 1252 г. Летописные статьи не позволяют в подробностях уяснить все причины резкого поворота княжеской позиции. Некоторые детали его раскрыты лишь в сочинении В.Н. Татищева, возможно, имевшего в своем распоряжении источники с более пространными текстами' '. За два года, прошедших после возвращения из Монголии, Александр Ярославич с полной ясностью осознал, что полученный им ярлык на титул великого князя киевского является всего лишь почетным и не дает никакой реальной власти в сложившейся политической ситуации. Определенную роль могло сыграть и честолюбие старшего по рождению брата, обойденного младшим. Если Александр мог воспринимать как должное пребывание на владимирском столе своего дяди, Святослава Всеволодовича , то назначение на это место князя Андрея явно противоречило устоявшемуся наследственному праву. Конечно, судить о личных отношениях между братьями трудно, но то, что они были очень непростыми, бесспорно.

Наконец, нельзя сбрасывать со счетов и того, что поездка Александра Ярославича в Золотую Орду, а затем в Монголию (около 7 тыс. км в одну сторону), наложила глубокий отпечаток на его представления о силе и мощи Монгольской империи, покорившей огромные пространства с многочисленным населением. Князь вернулся из длительного путешествия не просто человеком умудренным и более опытным, но и более жестким правителем, наметившим стратегическую
линию взаимоотношений с монголами на годы вперед. Поездка в Монголию стала рубежом в деятельности князя-воителя: теперь первостепенное место в его политике занимает не война, а дипломатия. С ее помощью Александр Ярославич сумел добиться большего, чем копьем и мечом.

Двухлетнее соправительство братьев привело в 1252 г. к резкой размолвке между ними. Скорее всего, конкретной причиной столкновения стало выяснение их места в иерархии власти. Обладая титулом великого князя киевского, Александр, несомненно, претендовал на верховную власть во всех русских землях, в том числе и в Северо-Восточной Руси, с чем Андрей не мог согласиться: во-первых, великое княжество Владимирское стало фактически автономным еще до монгольского нашествия и, во-вторых, его власть была официально санкционирована в Каракоруме.

Характерно, что в сложившемся противостоянии Александр не прибег к обычной в то время практике междоусобной войны, не пошел на брата собственными силами, хотя и располагал достаточной военной мощью. Вероятно, он рассчитывал на чисто административное решение вопроса ханом Бату. Андрей же в такой ситуации вполне мог не подчиниться сарайскому хану, ибо имел ярлык, подписанный главой всей Монгольской империи.

Александр Ярославич выехал в Сарай зимой или ранней весной 1252 г. с жалобой на брата, которая содержала три основных пункта:

1) Андрей, будучи младшим, несправедливо получил великое княжение;

2) Андрей взял себе отцовские города, которые по праву должны принадлежать стapшему брату;

3) Андрей не полностью платит хану "выходы и тамги".

Из этих обвинений видно, что личные интересы Александра в жалобе преобладали, и третий пункт выглядит как необходимое добавление, без которого реакция золотоордынского хана могла и не последовать. Фактически эта поездка Александра в Орду стала продолжением печально известных русских междоусобиц, но на этот раз вершимых монгольским оружием. Можно расценивать этот поступок как неожиданный и недостойный великого воина, но он был созвучен эпохе и воспринимался в то время как вполне естественный в феодальной борьбе за власть. Золотая Орда не преминула воспользоваться представившимся случаем и в полном соответствии с кочевническими традициями организовала откровенно грабительский набег.

Крупное воинское соединение во главе с "царевичем" (т.е. Чингизидом) Неврюем и двумя "темниками" появилось под Владимиром в канун "Борисова дня"' . Его действия не ограничились разгромом Переяславля, где пребывал Андрей, а охватили обширную сельскую округу, откуда было уведено в Орду множество пленных и скота. Судя по контексту летописных статей, описывающих этот эпизод, сам Александр не принимал участия в походе золото-ордынских войск, оставаясь в Орде. Он вернулся лишь спустя какое-то время после ухода отряда Неврюя "с честью великою", да еще получив в Орде "старейшенство во всей братьи его" . По прибытии домой с ярлыком на владимирский стол князь направил свою неукротимую энергию на восстановление родного Переяславля, только что пережившего жестокий разгром.

Нужно обратить внимание на то, что, будучи в Орде, Александр общался не с ханом Бату, а с его сыном, Сартаком. Сам же властелин Золотой Орды в это время находился в Монголии, где участвовал в выборах нового каана Мункэ. Ни одна русская летопись не отмечает каких-либо особых деталей относительно взаимоотношений Александра Ярославича и Сартака, ограничиваясь самыми общими сведениями. Тем не менее Л.Н. Гумилев, основываясь на самом факте встречи русского князя и сына золотоордынского хана, высказал категоричное мнение, что Александр побратался с Сартаком, "вследствие чего стал приемным сыном хана" . Подобное заключение не имеет никаких подтверждений ни в одном источнике и может рассматриваться лишь как авторская гипотеза. Более того, русский православный князь не мог участвовать в языческом обряде братания, во время которого кровь двух участников ритуала смешивается в чаше с кумысом и затем ими выпивается. Самое большее, что мог позволить себе Александр в ханской ставке, это вручить правителю Золотой Орды и его окружению богатые дары, которые всегда являлись необходимым условием для успеха миссии.
С 1252 г., когда Александр Ярославич добился столь желанного владимирского стола, он больше ни разу не ездил на поклон к Бату или Сартаку, что само по себе свидетельствует о многом. В первую очередь этим подчеркивается самостоятельная внутренняя политика князя, проводившаяся им без оглядки на Орду. Так же свободно он чувствовал себя во внешнеполитических акциях военного характера, которые проводил своими силами, без какой-либо помощи со стороны сарайских ханов. Утверждения же, будто Русь в то время имела договор о взаимопомощи с Золотой Ордой, опровергается всей дальнейшей деятельностью Александра Ярославича. Нет никаких данных и о том, что поддержка монголов остановила натиск с Запада на русские земли"* . Все заслуги в этом целиком и полностью принадлежали Александру Невскому. Можно лишь отметить, что западных соседей Руси сдерживали (да и то далеко не всегда) определенные опасения вторгнуться в сферу интересов Золотой Орды, которую составляли русские княжества.

С 1252 по 1257 г. великий князь владимирский как бы забыл о существовании Золотой Орды, занимаясь исключительно русскими делами и не проявляя никаких признаков низкопоклонства по отношению к грозному соседу. Такое поведение подчеркивает не только твердый характер князя, но и обоснованность политической линии, выбранной им. К тому же период правления Бату для Золотой Орды был единственным, когда основанное им государство не вело никаких войн, что снимало одну из тяжелейших обязанностей Руси перед завоевателями -поставку военных отрядов в действующую армию - и позволяло сохранять силы для успешной борьбы на западных границах. Политику Александра в отношениях с Золотой Ордой оправдывало и то, что Северо-Восточная Русь под его дланью не знала междоусобиц, используя все силы для ликвидации все еще ощутимых последствий трехлетнего монгольского разорения.

О том, что Золотая Орда воспринималась Александром Ярославичем как неизбежное зло, от которого пока не было возможности избавиться, свидетельствует и небольшой эпизод, помещенный в летописи под 1256 г. После смерти хана Бату в 1255 г. сарайский трон занимал его малолетний сын, Улагчи, к которому тотчас направились некоторые русские князья, выражая тем самым свою полную лояльность новому хану. Александр же демонстративно не поехал представляться хану-ребенку, а лишь послал ему дары. При этом он не преминул использовать благоприятное стечение обстоятельств (смена правителя Золотой Орды) и обратился к новому хану с просьбой о прощении своего брата Андрея, вернувшегося из вынужденной эмиграции. По данным, приводимым В.Н. Татищевым, просьба была воспринята благосклонно. После этого в 1257 г. Александр Ярославич направился в Орду уже вместе с Андреем, где последний получил полное прошение^, и тем самым была устранена старая заноза, омрачавшая отношения между братьями. Случай поистине уникальный в практике русско-ордынских отношений, когда вина русского князя была оставлена без последствий, и свидетельствующий о блестящем дипломатическом даровании великого князя владимирского.
Следующим чрезвычайно серьезным этапом русско-ордынских отношений стало проведение переписи населения для обложения данью. По сути дела, перепись положила начало созданию разветвленной административно-фискальной системы, конкретно олицетворявшей монгольское иго на Руси. Тактика Александра Ярославича во время пребывания монгольских "численников" в русских княжествах строилась на принципах сдерживания обеих сторон от практически неизбежных столкновений. Князь отчетливо понимал, сколь мощной и мобильной армией обладает Золотая Орда, и не испытывал никаких сомнений в том, что для ее использования достаточно самого пустячного повода.

Перепись представляла достаточно трудоемкое мероприятие, растянувшееся на 1257-1258 гг. Первый ее этап прошел на территории Северо-Восточной Руси без каких-либо серьезных инцидентов, а летопись неизбежность этой процедуры оценила хотя и как наказание, но со спокойствием: "грех ради наших" . Зимой 1258 г. "численники" добрались до Новгорода, население которого до сих пор сталкивалось с проявлением монгольской власти лишь опосредованно, через великого князя владимирского. В результате вольнолюбивые новгородцы не захотели потерпеть у себя дома реального проявления власти Золотой Орды в виде таинственной процедуры переписи всего населения, которая в глазах православных носила явно магический характер. Александру пришлось действовать не только увещеванием, но и более крутыми методами, чтобы сохранить мир как в самом городе, так и с Золотой Ордой.

Окончание переписи населения Северо-Восточной Руси означало установление твердой даннической разверстки с конкретной территории. Исследованием этого вопроса занимался А.Н. Насонов, который пришел к выводу о создании "численниками" особых отрядов, возглавлявшихся монгольскими командирами и составлявших опорную силу баскаков, которые представляли ханскую администрацию на русских землях . Это мнение было основано на единственном летописном сообщении, подводившем итог деятельности "численников": "и ставиша десятники, и сотники, и тысячники, и темники и идоша в Орду; токмо не чтоша игуменов, черньцов, попов, крилошан, кто зрит на святую Богородицу и на владыку".

Предположение А.Н. Насонова о военных отрядах, размещенных на территории русских княжеств, представляется не просто сомнительным, но практически нереальным. Если можно представить (с определенной долей допуска) военные соединения, возглавлявшиеся десятниками и даже сотниками, то формирования, во главе которых стояли бы тысячники и темники (десятитысячники), трудно даже вообразить. Не только содержание и вооружение такой огромной по масштабам XIII в. армии, но одна лишь организация ее представляют целый комплекс серьезнейших проблем. Учитывая этот аргумент, а также опираясь на известные административно-политические принципы, заложенные в основу Монгольской империи еще Чингисханом, летописное сообщение об итогах работы "численников" можно трактовать иным образом.
Активно действовавший при жизни Чингисхана и его преемнике Угедее первый министр Елюй-Чуцай разработал общеимперские принципы обложения данью покоренных земель . При этом ему пришлось преодолеть сопротивление консервативной части степной аристократии, призывавшей каана к поголовному истреблению покоренного населения и использованию освободившихся после этого пространств для нужд кочевого скотоводства. С помощью цифровых выкладок Елюй-Чуцай доказал во много раз большую выгодность обложения завоеванных народов данью, а не истребление их. В результате был утвержден долевой принцип распределения дани с завоеванных земель, согласно которому общее количество даннических и налоговых поступлений распределялось следующим образом. Строго определенная часть от общей суммы отчислялась в общеимперскую казну и отправлялась в Каракорум. Обоснованием такого решения являлось то, что в завоевательных походах участвовали общеимперские армейские соединения, возглавлявшиеся обычно несколькими Чингизидами. Кампанию 1236-1240 гг. по завоеванию Восточной Европы возглавляли 12 принцев, причем каждый из них привел свои собственные войска, общее руководство которыми осуществлял хан Бату. В соответствии с этим каждый из принцев имел право претендовать на свою долю доходов с завоеванных земель. И, наконец, третьим претендентом на собранную дань выступал глава вновь образованного улуса (т.е. части империи), в который входили завоеванные земли. В данном случае это был хан Бату и его наследники.

Согласно разработкам Елюй-Чуцая, для определения общей суммы дани с покоренных земель и вычисления процентов, причитавшихся каждому участнику этого дележа, необходимо было провести полную перепись населения, облагаемого податями. Как следует из материалов русских летописей, центральное монгольское правительство не доверяло осуществление этой процедуры улусным ханам, а присылало для переписи населения своих "численников". Именно эти чиновники в полном соответствии с центральноазиатскими кочевническими традициями подразделяли все данническое население по привычной десятичной системе. Причем счет велся не по душам, а по семейно-хозяйственным единицам. В Центральной Азии такой единицей являлся кочевой аил, а на Руси - двор (усадьба).
Исчисление всего населения по десятичной системе было направлено в первую очередь на чисто практическую организацию сбора дани, ее подсчета, доставки в центры сбора и предварительного определения ожидаемой общей суммы. Таким образом, введение десятичной системы исчисления населения преследовало конкретные фискальные цели, и сообщение о назначении десятников, сотников, тысячников и темников относилось не к созданию специальных военных отрядов, которые, якобы, оставались на покоренной территории, а к утверждению лиц, ответственных за сбор дани с соответствующей группы населения. Сами же эти лица (десятники и т.д.) назначались из среды русского населения. Конечный пункт сбора всей дани мог находиться только в ведении "великого владимирского баскака". Рассказ о деятельности "численников" у В.Н. Татищева завершается сообщением о том, что они, "вся урядивше" (т.е. приведя в нужный порядок), "возвратишася во Орду" .

Особо нужно отметить, что одна из причин резкого взрыва недовольства городских низов населения Новгорода против "численников" состояла именно в принципе обложения данью по дворам. При таком раскладе ремесленник со своего двора должен был выплачивать столько же, столько и боярин с обширной усадьбы с многочисленной челядью.

"Численники" на Руси появились лишь через 14 лет после формального установления монгольской власти в 1243 г. Это было связано с проведением серьезного упорядочения налоговой системы, проводившегося кааном Мунке во всех завоеванных землях.
Особый интерес представляет тот факт, что "численники", согласно сообщениям летописей, действовали лишь на территории Северо-Восточной Руси. Что же касается юго-западных земель, то здесь их появление летописцами не отмечено, чему может быть только одно объяснение. Как уже упоминалось, в походе на Восточную Европу участвовали 12 Чингизидов, которые действовали сообща вплоть до конца 1240 г. После взятия Киева в декабре 1240 г. армия под командованием хана Бату выполнила все задачи, поставленные перед ней всемонгольским курултаем 1235 г. Однако Бату не удовлетворился достигнутым и решил продолжать поход дальше на запад. Большая часть принцев во главе с Гуюком и Мунке не согласились с этим и ушли со своими отрядами в Монголию". Этот факт отмечен и в Ипатьевской летописи, причем в тексте добавлено, что принцы ушли домой, узнав о смерти каана Угедея, а Гуюк и Мунке в 1241 г. уже были в Монголии. Дальнейший поход хан Бату проводил практически лишь силами войск собственного улуса без поддержки общеимперских формирований. Создавшаяся ситуация давала ему право собирать дань с русских княжеств западнее Днепра исключительно в свою пользу, без отчисления принятой доли в общеимперскую казну. Именно поэтому "численники" не появились на землях Юго-Западной Руси, а баскаки (в данном случае из местного населения) здесь выступали в качестве улусных золотоордынских чиновников, а не представителей Каракорума.

Те русские княжества, которые были покорены общеимперской монгольской армией, в летописях отнесены к юрисдикции "канови и Батыеве"' , что означало двойное политическое подчинение и распределение общей суммы собираемой дани между Каракорумом и Сараем. Земли же, завоеванные только войсками Бату, платили дань исключительно Сараю. Их однозначная зависимость от хана Золотой Орды подтверждается и тем, что ни один князь Юго-Западной Руси не ездил в Каракорум для утверждения инвеституры на свою отчину. Наиболее ярким примером в этом отношении может быть Даниил Галицкий, который в 1250 г. испрашивал ярлык на владение своими землями только у хана Бату. Именно эта поездка заставила летописца произнести самые горькие слова о монгольском иге: "О, злее зла честь татарская!"'

Александру Ярославичу эту злую честь пришлось испытать и в Сарае, и Каракоруме, причем, несомненно, он встречал там множество пленных соотечественников, находившихся в самом жалком состоянии. Как отмечалось выше, еще в молодости князь тратил "много злата и сребра" на выкуп русского полона в Орде. Не исключено, что именно поэтому он пришел к выводу о необходимости создать постоянно действующий русский опорный центр в столице Золотой Орды. Идея была воплощена в жизнь: совместно с митрополитом Кириллом была учреждена Сарайская епархия. В летописях не содержится деталей, раскрывающих этапы переговоров об учреждении православного представительства в Сарае. Можно лишь выразить уверенность в том, что при хане Берке, пытавшемся ввести в Золотой Орде ислам, такая договоренность была невозможна без самых энергичных действий Александра Ярославича. В 1261 г. первым предстоятелем Сарайской епархии, пределы которой простирались от Волги до Днепра и от Кавказа до верховьев Дона, стал епископ Митрофан. Угнанные из Руси пленники получили не только мощную духовную опору, но и твердую связь с родиной, что давало какую-то надежду на выкуп и возвращение домой.

Несомненно, что подворье сарайского епископа стало своеобразным полномочным представительством Руси в Золотой Орде, деятельность которого выходила далеко за церковные рамки.

Проведенная каракорумскими чиновниками в 1257-1258 гг. перепись населения позволила предварительно исчислять сумму ожидаемой дани с любого отдельно взятого населенного пункта или волости. И это, в свою очередь, открыло широчайшие возможности для фактически неконтролируемых действий откупщиков. Разгул их произвола летописи отметили сразу же после завершения переписи, в самом начале 1260-х гг. Система откупов строилась на том, что богатый ростовщик, купец или феодал предварительно вносил ожидаемую сумму дани с конкретного города или волости в ордынскую казну и получал право сбора денег с населения, При этом произвол откупщиков достигал крайних пределов, что позволяло им возвращать выплаченный в казну аванс с огромными процентами. Творимое откупщиками насилие привело к взрыву возмущения населения сразу нескольких городов - Ростова, Владимира, Суздаля, Переяславля, Ярославля . Стихийно собравшееся вече постановило изгнать откупщиков из городов, и это решение было выполнено доведенными до крайности жителями без участия княжеской администрации. В этом неординарном событии обращает на себя внимание одна немаловажная деталь: откупщики были именно изгнаны, а не убиты. В таком решении можно видеть плоды политики Александра Ярославича, постоянно предостерегавшего от серьезных конфликтов с Ордой, чтобы не спровоцировать организацию карательной экспедиции на Русь. Но вполне вероятно, что возмущенным народом умело руководили представители княжеской администрации. По крайней мере, сам великий князь находился в тот момент во Владимире или Переяславле. Как бы там ни было, к каким бы то ни было серьезным последствиям это событие не привело, что также можно отнести на счет дипломатических шагов, предпринятых великим князем владимирским.

Последняя, четвертая по счету поездка Александра Ярославича в Золотую Орду была связана с одной из самых тяжелых повинностей, из которых складывалась система угнетения русских княжеств. В 1262 г. между Золотой Ордой и Хулагуидским Ираном вспыхнула война. Хан Берке начал обширную мобилизацию и при этом потребовал от великого князя владимирского прислать в действующую армию русские полки. Софийская летопись по списку И.Н. Царского сообщает, что для набора рекрутов на Русь прибыл специальный золото-ордынский полк с заданием «попленити христианы» и увести в степи «с собою воиньствоватии». Александр и на этот раз поступил неординарно, проявив свои недюжинные политические дарования. Сам он стал готовиться к поездке в Орду, «дабы отмолить люди от бед». Одновременно он послал своего брата Ярослава с сыном Дмитрием и «все полки своя с ними» на осаду города Юрьева . Такой ход позволял формально оправдаться перед ханом занятостью войск на западной границе и сохранить опытный воинский костяк (из похода в далекий Азербайджан могли вернуться лишь единицы). Александр, несомненно, понимал серьезные последствия отказа в присылке русских полков и именно поэтому направился не под стены Юрьева, а в Сарай. Щедрые дары и дипломатическое искусство великого князя владимирского и на этот раз способствовали достижению успеха. Однако зимовка в золотоордынских степях серьезно подорвала здоровье князя и по пути домой он скончался в Городце на Волге 14 ноября 1263 г. В общей сложности Александр Ярославич провел в Орде четыре с лишним года.

Внешнеполитические акции Александра Ярославича, безусловно, отразились на дальнейшем развитии Древнерусского государства. Не зря князь-воитeль стал князем-дипломатом. После долгого, изматывающего и кровавого периода междоусобных войн Александр Невский был практически первым правителем, проводившим общерусскую политику на территории северозападных и северо-восточных княжеств. Она носила стратегический характер и благодаря ей не откололись под натиском с Запада псковские и новгородские земли, как это произошло с Галицко-Волынской Русью.
Точный выбор приоритетов и обоснованность стратегической линии внешней политики Александра Невского в дальнейшем способствовали превращению Северо-Восточной Руси в ядро великорусского национального государства. Особенно отчетливо это видно при сравнении внешнеполитических устремлений Александра Невского и Даниила Галицкого. Поиски Даниилом опоры на Западе привели к фактическому краху Галицко-Волынской Руси, а в XIV-XV вв. - и к захвату ее вместе с киевско-черниговскими землями Польшей и Литвой. В результате между двумя частями Древнерусского государства - юго-западной и северо-восточной- возник четкий рубеж.

История возложила на плечи Александра Ярославича ответственнейшую задачу выбора направления политического развития Русского государства в его отношениях с Западом и с Востоком. И именно Александра можно и должно считать первым русским политиком, заложившим основы совершенно особого пути, который в полной мере начал осмысляться лишь в XX в. и получил наименование евразийства. Далеко неоднозначные внешнеполитические проблемы Александр Невский решал в полном соответствии с той чрезвычайной ситуацией, которая сложилась вокруг Русского государства в 40-60-х гг. XIII в. На откровенные территориальные притязания Запада великий князь ответил на поле брани, сохранив и утвердив целостность русских земель. Вопрос же о притязаниях Золотой Орды, сводившихся в конечном счете к требованию выплаты дани, затрагивавший болезненные внутриполитические проблемы государства (в первую очередь распределение даннических повинностей), Александр предпочитал решать за столом переговоров. Эта вынужденная и в достаточной степени унизительная для князя-воина позиция выявляет не его конформизм, а трезвый расчет, детальное знание сложившейся ситуации и гибкий дипломатический ум. Несомненно одно: внешняя политика Александра строилась на жестких жизненных реалиях, возникших после монгольского завоевания 1237-1240 гг., с одной стороны, и шведско-немецких ударов 1240-1242 гг. - с другой.
Длительное монгольское нашествие позволило Александру понять и цели, преследуемые Чингизидами в этой войне. Их интересы сводились к откровенному грабежу, захвату пленных и последующему взиманию дани. Что же касается населенных русскими земель, то к ним монголы остались совершенно равнодушны, предпочитая привычные степи, идеально отвечавшие кочевому укладу их хозяйства. В противоположность этому западные феодалы стремились именно к территориальным приобретениям за счет русских владений. Была и еще одна существенная причина, оказывавшая влияние на политику русских князей и лежавшая для современников событий на поверхности. Монголы не просто спокойно относились к русскому православию, но даже поддерживали его, освобождая духовенство от уплаты дани, а мусульманский хан Берке не противодействовал созданию на территории Орды православной Сарайской епархии. Шведская же и немецкая оккупации однозначно несли с собой католическую экспансию.

Таким образом, внешнеполитическая стратегия Александра Невского, носившая общерусский характер, учитывала противоположные направления (Запад и Восток) и объединяла в единое целое интересы Северо-Восточной и Северо-Западной Руси. Столь всеобъемлющие внешнеполитические задачи после Александра Невского смог поставить и во многом решить только Дмитрий Донской, также действовавший на два фронта - против Литвы и против Золотой Орды.

Примечания:

[1] См., например, известную научно-популярную книгу В.Т. Пашуто "Александр Невский" (М., 1975). Она содержит множество красочных деталей, свойственных этому жанру. Однако основная канва повествования строго соответствует череде летописных фактов, в изложении которых не допускается никаких отклонений. Eстественно, что в рамках популярного издания автор вынужден был отказаться от углубленных научных экскурсов, ограничившись воссозданием общесобытийной картины, на фоне которой рисуется облик князя-воителя, посвятившего свои дела и помыслы Отечеству. Что же касается конкретной темы взаимоотношений князя с Чингизидами, то в книге делается упор на эмоциональный момент - сильное впечатление, которое произвели на Александра поездки в Сарай и Монголию. Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М., 1989. С. 534.

[2] К у ч к и н В.А. Александр Невский - государственный деятель и полководец средневековой Руси // Отечественная история. 1996. №5. С. 18-33. " ПСРЛ. Т. '1. Л. 1927. Стб. 470. " Там же. Т. 5. СПб.. 1851. С. 186. ^ Там же. Т. 1. Стб. 470. "Там же. Стб. 471.

@темы: Пётр царевич Ордынский, Егоров В. Л., 1252, 1262

---

Егоров о поездке Александра и Андрея

Ах, да - схема Егорова на поездку 1247-49 гг. из статьи "Александр Невский и Чингизиды" (пожалуй, скопирую её для памяти целиком):

""...
Впечатление, произведенное 26-летним русским витязем на пожилого золотоордынского хана, летописец выразил словами: "Воистину поведаша, яко несть подобна сему князю. И чти его царь многими дары и отпусти с великою честию на Русь". Эта фраза из Софийской I летописи рисует весьма впечатляющую картину встречи двух государственных мужей. Однако в Лаврентьевской летописи дано менее эмоциональное описание этой встречи и не столь светлого финала. Бату, несомненно, не забыл, что Александр в свое время не выполнил приказа прибыть в Каракорум. В этой ситуации хан должен был отправить Александра в Монголию, что он и сделал. Когда Андрей, а вслед за ним Александр выехали в дальний путь, точно определить невозможно, однако анализ ситуации, сложившейся в Монгольской империи, позволяет высказать предположения по этому поводу.

Сын Угедея, Гуюк, был объявлен кааном в августе 1246 г., а его мать Туракина-хатун, виновная в гибели отца Александра (в сентябре того же года), сама была отравлена через 2-3 месяца после вступления сына на престол Смерть каанши, казалось бы, позволяла Александру без особых опасений отправиться в Монголию. Однако новый каан Гуюк вступил в резкую конфронтацию с ханом Золотой Орды Бату, приведшую двоюродных братьев - Чингизидов на грань войны. Гуюк во главе значительной армии направился против Бату, однако летом 1248 г. он скоропостижно скончался в окрестностях Самарканда. После его смерти регентшей стала мать Мункэ (Менгу), Огул-Каймиш, тайно помогавшая Бату против Гуюка. А в 1251 г. кааном стал ее сын, имевший самые дружественные отношения с Бату.

Вполне допустимо предположить, что во время жесткого противостояния между метрополией и Золотой Ордой Александр не мог выехать в Каракорум Скорее всего, он с братом отправился туда после получения на берегах Волги известия о смерти Гуюка, т.е. в конце лета или осенью 1248 г.

В результате общая хронология первой поездки Александра во владения Чингизидов предстает в следующем виде: выезд из Владимира - в начале лета 1247 г.; пребывание во владениях Бату - до осени 1248 г.; выезд в Каракорум - осенью 1248 г. В конце декабря 1249 г. Александр уже присутствовал на похоронах князя Владимира Константиновича во Владимире. В степях Александр с братом пробыли несколько месяцев, что являлось обычным для таких поездок.
...""

Итак, по Егорову братья выезжают в Каракорум только после смерти Гуюка (сравнить со схемой Рыкина (? или Костюкова)). Ещё на заметку - при раскладе на 1252 г. Егоров склонен полагаться на пресловутое известие Татищева о "жалобе Александра".

@темы: Пётр царевич Ордынский, Егоров В. Л., 1252, вернуться

---

Белозёров Русские митрополиты и ханы Золотой Орды

ricolor.org/history/ka/period/1/orda/

Белозёров Иван
Русские митрополиты и ханы Золотой Орды: система отношений
Опубликовано в: «Вестник МГУ», сер.8, История, 2003, №3

В результате монгольского нашествия 1237-1241 гг. большинство русских княжеств оказались в вассальной зависимости от Золотой Орды, которая была улусом потомков хана Джучи, старшего сына основателя Монгольской империи Чингис-хана. Золотая Орда вначале существовала как часть этой империи, а с 1260-80-х гг. приобрела статус самостоятельной державы со столицей в городе Сарае (в нижнем течении Волги).

Важная сторона русско-ордынских отношений связана с религиозной политикой кочевых завоевателей на Руси. Как известно, ордынская власть предоставила налоговые льготы и иные права русским священнослужителям, за что те должны были молиться за своих сюзеренов - ханов и весь род Джучидов. Для более точного осмысления религиозной политики монголь-ских завоевателей на Руси необходим анализ системы отношений глав Русской церкви с ор-дынскими ханами и их окружением. Эта проблема была довольно подробно рассмотрена только в работе Ю.В.Сочнева, который собрал сведения о поездках русских митрополитов в Сарай и Константинополь в XIII и XIV вв., использовал их при построении своей периодизации от-ношений Золотой Орды и Русской церкви. До него о контактах ханов с митрополитами писа-ли историки церкви митр. Макарий (Булгаков), Е.Е.Голубинский и А.В.Карташев, а также ис-следователь средневековой Руси Н.С.Борисов. Однако они не предложили своей модели сис-темы отношений глав Русской церкви с ордынскими правителями.

Две основные группы имеющихся источников по данной проблеме - это русские летопи-си и ярлыки ордынских ханов русскому духовенству. Первые содержат сведения о поездках русских митрополитов в Орду и носят, к сожалению, в основном отрывочный характер. Опре-деленную информацию об объеме льгот, предоставленных ордынскими правителями священ-нослужителям на Руси, сохранили ханские ярлыки, дошедшие до наших дней в древнерусском переводе. Неясными до сих пор остаются порядок и процедура их выдачи ханами представите-лям Русской церкви. Анализ этого вопроса затрудняется в значительной степени тем, что сей-час нам известны лишь пять документов данного вида :

1. Хана Менгу-Тимура от 9 августа 1267 г. (или от 26 августа 1279 г.),

2. Ханши Тайдулы митрополиту Феогносту от 4 февраля 1351,

3. Ханши Тайдулы “митрополиту Иоану” от 1347 г.,

4. Хана Бердибека митрополиту Алексею от 23 октября 1357 г.,

5. Хана Тюляка митрополиту (точнее, кандидату в митрополиты) Михаилу (Митяю) от 28 февраля 1379 г.

К данной группе источников условно можно причислить и подорожную грамоту ханши Тайдулы митрополиту Алексею от 11 февраля 1354 г.

Система отношений русских митрополитов и правителей Золотой Орды определялась традициями монгольских воззрений на конфессии и служителей культов покоренных народов. Согласно языческим представлениям кочевых завоевателей, любые священнослужители явля-лись посредниками между человеком и богами и обладали разными чудотворными способно-стями, как, например, излечение больных. С этим была связана обязанность христианского и иного духовенства молиться за правящего хана и его семью, что воспринималось монгольски-ми правителями как очень важное магическое действие. В соответствии со сводом законов “Яса”, составление которого приписывалось Чингис-хану, его потомки обязаны были освобож-дать служителей культов от всех податей и повинностей, в то время как остальное покоренное население в Монгольской империи несло тяжелое налоговое бремя.

Значительную роль в определении отношения Чингисидов к той или иной религиозной общине играли их встречи с ее духовными лидерами. Личные контакты глав конфессий с хана-ми, производя на последних сильное впечатление, могли влиять на положение тех или иных религиозных институтов в различных улусах Монгольской империи. Так, в улусе Хулагу (“го-сударстве Ильханов”) в Иране в XIII-нач. XIV вв. предстоятели христианских церквей посто-янно посещали сменяющих друг друга ханов (сначала язычников, позже мусульман), завоевы-вая у них авторитет и добываясь защиты прав духовенства и верующих. Весьма успешно дейст-вовал при дворе Хулагуидов пользовавшийся их расположением несторианский католикос (патриарх) Мар Ябалаха. Он происходил из еще ранее покоренного монголами Китая, поэтому хорошо знал обычаи завоевателей и порядки при дворах чингисидских ханов, что обусловило выбор именно его на пост главы Несторианской церкви и обеспечивало ему хороший прием у Хулагуидов. Обычным в государстве Ильханов было посещение представителями конфессий (прежде всего христианских церквей, ислама и буддизма) каждого нового хана при его восше-ствии на трон.

Об отношениях предстоятелей Русской церкви с ханами Золотой Орды до 1313/14 г. имеется очень мало сведений. Первая известная нам поездка русского митрополита в Орду да-тируется 6791 г., то есть 1283/84 г. в переводе с мартовского стиля летоисчисления. Однако некоторые данные свидетельствуют о контактах митрополичьей кафедры с ханской властью и ранее этого времени. В 1261/62 г. (6769 г.) была основана Сарайская епархия, что, на наш взгляд, не могло произойти без какой-то предварительной договоренности представителей рус-ского митрополита Кирилла (1249-1281 гг.) с ордынскими властями (в это время ханом был Берке).

Сохранился также текст ярлыка хана Менгу-Тимура русскому духовенству, который да-тируется 1267 г. (годом вступления хана на престол) или 1279 г. О конкретных контактах Ки-рилла или его доверенных лиц с ханским престолом в эти годы источники не сообщают, однако ярлык был ему, видимо, каким-то образом передан, так как в конечном итоге он оказался в ми-трополичьей канцелярии. В данном ярлыке были зафиксированы обычные права, предостав-ляемые ордынскими ханами Русской церкви. Заметим, что уже в 1257 г. при монгольской нало-говой переписи Северо-Восточной Руси духовенство и причт остались вне “числа”, то есть бы-ли освобождены от всех выплат.

В 1283/84 г. на Русь приехал из Константинополя новый митрополит, Максим, который в том же году нанес визит “царю”, то есть хану Золотой Орды Тудаменгу. Об этой поездке сообщает поздняя Никоновская летопись, что ставит вопрос о достоверности данного сообще-ния. Причины и цели поездки, если она действительно имела место, остаются пока неизвест-ны.

Поездка митрополита Максима показывает существование географического треугольни-ка Русь - Сарай - Константинополь, который прослеживается в истории контактов русских ми-трополитов и ханов Орды в XIV в. Глава Русской церкви по каноническим правилам назначал-ся в Константинополе и, кроме того, часто происходил из Византии; верховной (светской) вла-стью над Русью обладали ханы Золотой Орды; основной же путь из Константинополя на Русь и обратно шел по Волге через ордынскую столицу, город Сарай. Ордынские правители могли отправлять сарайских владык с дипломатическими поручениями в Византию; так, епископ Из-майло трижды ездил в Константинополь с посольствами от хана Менгу-Тимура.

Постоянные контакты русских митрополитов с ханами Золотой Орды относятся к пе-риоду после 1313/14 г. Митрополит Петр, по-видимому, открыл традицию посещения главой Русской церкви нового хана при его вступлении на ордынский престол. Как сообщает Симео-новская летопись, в 1313/1314 г. (6821 г.) митрополит вместе с великим князем Михаилом Тверским отправились в Орду “того деля, понеже тогда Тохта царь умре, а новыи царь Озбяк сел на царстве и обесерменился”. Эта поездка, на наш взгляд, может рассматриваться как свидетельство определенного увеличения влияния ханской власти на положение Русской церк-ви. Как и светские правители Руси, князья, духовный ее владыка, митрополит Петр, должен был поехать в Орду в связи, в первую очередь, с необходимостью защиты и подтверждения церковных прав новым ханом. Поздняя Никоновская летопись объяснила причину визита ми-трополита к Узбеку следующим образом: “понеже тогда в Орде Тохъта царь умре, а новый царь Азбяк сел на царстве, и вся обновишася, и вси прихожаху во Орду и ярлыки имаху, койждо на свое имя, и князи и епископи”. По нашему мнению, это сообщение основывалось на сведени-ях известных нам предшествующих летописей и практически не содержит новых фактов. Слова о том, что при смене ханов “все обновишася” (устанавливались новые порядки, заново утвер-ждались распоряжения прежнего хана) и что русские епископы получали от ханов ярлыки - это, скорее всего, комментарий, который составитель летописи добавил, исходя из своих пред-ставлений о порядках, существовавших при ханском дворе. Эту его трактовку в целом можно признать довольно правдоподобной, за исключением слов о посещении ханов Золотой Орды епископами Русской церкви, которые не подтверждаются другими известными нам источника-ми. Однако ярлыка, который бы выдал хан Узбек митрополиту Петру, до наших дней не со-хранилось (или же он пока не выявлен).

Следующее известие о посещении главой Русской церкви Золотой Орды относится ко времени преемника Петра, митрополита Феогноста. Как сообщают летописи Новгородская I старшего извода и Новгородская IV, в 1333/1334 г. (6841 г.) Феогност вернулся в Москву из поездки в Константинополь, побывав на обратном пути в Орде. Причины и подробности пре-бывания русского первосвященника у ордынцев, которое произошло спустя 5 лет после постав-ления Феогноста в митрополиты и не было приурочено к восшествию на престол нового хана (сарайский престол продолжал занимать Узбек), остаются неясными.

Сведения о второй известной нам поездке Феогноста в Орду требуют специального ана-лиза. Во-первых, необходимо определить, сколько же раз он ездил к следующему хану, Джани-беку (1342-1357 гг.): один или два. Во-вторых, обстоятельства пребывания митрополита в став-ке хана были чрезвычайными.

О двух поездках Феогноста сообщает Рогожский летописец. В нем под 6850 г. повеству-ется, что хан Джанибек вступил на престол и все русские князья отправились к нему на поклон; поехал в Орду и митрополит: “Тогда же и Фегнаст митрополит поиде в Орду к новому царю Чанибеку (...) Тое же зимы ... в великое говение на средокрестной недели пресвященный Фег-наст митрополит из Орды на Русь прииде на Москву”. Под 6852 г. в Рогожском летописце содержится второе сообщение: “Того же лета поиде Фегнаст митрополит за церковныи причет и многу истому приать от царя Жанибека за вероу христианьскую и оукрепи его Бог и выиде из Орды на средокрестнои недели”. В Симеоновской летописи встречается сообщение только об одной поездке Феогноста в Орду под 6850 г. (1342/1343 г.) в тех же словах, что и в Рогожском летописце под этим годом. Об одной поездке митрополита к хану, растянувшейся на 6850 и 6851 гг., повествует Владимирский летописец. Известие об одном визите Феогноста к Джани-беку содержится под 6851 г. (1343/1344 г.) в Новгородской I младшего извода, Софийской I и Новгородской IV летописях.

Итак, о двух поездках митрополита Феогноста к хану Джанибеку из наиболее ранних сводов сообщает только Рогожский летописец (под 6850 и 6852 гг.). В той его части, где нахо-дятся эти статьи, данный источник состоит из смешения московских и тверских известий. Ино-гда сводчик сначала писал московское, затем тверское известие, таким образом получалось по-вторение в тексте одного и того же события. При внимательном рассмотрении текста Рогож-ского летописца за 6848-6854 гг. обнаруживается, что он по большей части идентичен тексту Симеоновской летописи за эти годы, но содержит вставки. Известие Рогожского летописца о первой поездке Феогноста (под 6850 г.) сходно с аналогичным сообщением Симеоновской ле-тописи и, следовательно, происходит от их общего протографа - Свода 1408 г., то есть москов-ского источника. Известие о второй поездке (под 6852 г.) находится во вставке, вместе с тремя известиями явно тверского происхождения (о поставлении Федора тверским епископом, о море в Твери и крестном ходе епископа Федора, о заключении икон в тверском Спасском соборе в оклады епископом Федором). Не значит ли это, что известие о второй поездке попало в Ро-гожский летописец из его тверского источника?

Добавим к этому следующее наблюдение. В тексте Рогожского летописца встречаются два варианта написания имени нового ордынского хана: 1. “Чанибек” и 2. “Жанибек” (или “Жданибек”). Во вставках под 6849 г. и 6852 г., которые с большой степенью вероятности можно отнести к тверскому источнику Рогожского летописца, фигурирует написание “Жани-бек” (или “Жданибек”). В Музейном фрагменте Тверской летописи мы встречаем краткое из-вестие о том, что Феогност поехал в Орду к “Жданибеку” (правда, не под 6852, как в предпо-ложительно тверской вставке Рогожского летописца, а под 6850 г.). В сообщении Рогожского летописца о первой поездке митрополита в Орду под 6850 г., которое мы отнесли к московско-му источнику (Своду 1408 г.), использовано написание “Чанибек”. В рассказе Рогожского летописца о пленении послов литовского князя Ольгерда в Орде под 6856 г. хан тоже назван “Чанибеком”, причем откровенно промосковский настрой повествования свидетельствует о московском происхождении этой статьи. Написание “Чанибек” в известиях за 6849-6852 гг. встречается в других сводах, которые имеют московское происхождение: в Троицкой и Симео-новской летописях, во Владимирском летописце.

Таким образом, по нашему мнению, написание “Жанибек” (или “Жданибек”) попало в Рогожский летописец из его тверского источника, тогда как “Чанибек” - из московского (Свода 1408 г.). В Рогожском летописце в статье под 6850 г. (первая поездка митрополита) мы встреча-ем написание “Чанибек”, а под 6852 г. (вторая поездка) - “Жанибек”. Следовательно, мнение о московском происхождении известия о первой поездке Феогноста в Орду находит здесь под-тверждение, а известие о второй поездке, как можно заключить с высокой степенью уверенно-сти, перешло в Рогожский летописец из его тверского источника.

Оба сообщения о поездках Феогноста к Джанибеку в Рогожском летописце похожи: в них указывается, что митрополит возвратился на Русь зимой “на средокрестной недели” (третье воскресенье после начала Великого Поста, совр. название - “Крестопоклонная неделя”). Оче-видно, мы имеем дело с двумя сообщениями об одном и том же событии, которые были заим-ствованы сводчиком Рогожского летописца из двух источников (московского и тверского) и механически помещены в один текст. Действительная поездка произошла в 1342/1343 г. (6850 год Свода 1408 г., из которого эта датировка перешла в Рогожский летописец и Симеоновскую летопись), когда русские князья и митрополит поехали к восшедшему на престол хану Джани-беку.

Из указанных выше летописей наиболее полную информацию об обстоятельствах визи-та Феогноста в Орду содержит Новгородская I летопись младшего извода. Под 6851 г. (1343/1344 г.) она повествует: “митрополит Фегнаст Гричин ходи в Орду к цесарю к поганому к Женьбеку, и обадиша его Калантаи к цесареви, ограбиша его, а самого яша и измучиша, а рку-ще: “даваи дань полетнюю”; он ся в то не вда, и положи посула 6 сот рублев и выиде на Русь здрав”. Эту же версию под тем же годом содержат Софийская I и Новгородская IV летописи, в которых, однако, нет слов “Калантаи к цесареви”, а есть пояснение, что митрополит ездил в Орду “за причет церковный”. Еще Е.Е.Голубинский выдвинул гипотезу, что слово “калантаи” могло означать ханского чиновника, ведающего сбором “калана” (подати). На возможность подобной трактовки указал позже Н.С.Борисов. Словом “qalan” (перс.), как полагал исследо-вавший податную систему в Монгольской империи Х.Ф.Шурманн, обозначался сновной налог, взимавшийся чингисидскими правителями Средней Азии и Золотой Орды. Коль скоро в ле-тописи речь идет о наложении на митрополита дани, то мнение о “калантае” как об ордынском налоговом чиновнике выглядит вполне убедительным.

Рогожский летописец умалчивает о данном беспрецедентном требовании хана, но в из-вестии о поездке митрополита под 6852 г. сообщает, что Феогност “многу истому приать от царя Жанибека за вероу христианьскую”. Эти слова (“за веру христианскую”) никак не объяс-няют причин событий: они часто встречаются в летописях в описаниях отношений русских с иноплеменниками и являются литературным украшением, несущим не фактическую, а литера-турно-идеологическую нагрузку. Симеоновская летопись не содержит никаких подробностей о пребывании митрополита в Орде. Сообщение о поездке Феогноста в Орду в “Московском ле-тописном своде конца XV в.” и Воскресенской летописи является, по всей видимости, соедине-нием известия Рогожского летописца (и Симеоновской летописи) под 6850 г. и сообщения Нов-городской I летописи младшего извода, поэтому не предоставляет нам какой-либо дополни-тельной информации.

По свидетельству Новгородской I летописи младшего извода, хан Джанибек решил, по совету (в глазах летописца - наговору, “обадити” значило наговорить, обвинить, оклеветать ) какого-то своего приближенного (видимо, налогового чиновника), обложить митрополита (то есть Русскую церковь), ежегодной данью. Феогност, которого насильно задержали в Орде фак-тически под арестом и даже ограбили, не согласился с этим требованием и, претерпев лишения, откупился за огромную по тем временам сумму. Проблемным является вопрос, было ли связа-но данное беспрецедентное требование Джанибека и ущемление прав Русской церкви с приня-тием в Орде ислама (в 1312/13 году). Джучиды-язычники предоставляли русскому духовенству важные льготы, что было обусловлено особенностями их религиозного мировоззрения и зиж-дилось на законах Ясы Чингис-хана. Но Джучиды-мусульмане, в случае их следования право-вым нормам ислама, могли лишить христианское духовенство всех ранее существующих нало-говых льгот.

В этой отношении весьма показательными являются события в улусе Хулагу, где при вступлении на престол Газана (1295 г.), провозгласившего ислам государственной религией, один из наиболее влиятельных эмиров нового хана, мусульманин Науруз, ограбил главу несто-рианской церкви. Этот враг христиан продолжал их притеснять в первое время правления Газана, пользуясь неустойчивым положением в стране, и несторианский митрополит не мог найти на него управы. Впоследствии Науруз был казнен за попытку бунта и преследования христиан в Иране прекратились. Однако все же положение несторианской церкви при ханах-мусульманах Газане и его сыне Улджейту стало куда менее прочным, чем при Хулагуидах-язычниках.

Не исключено, что подобные изменения в отношении к Русской церкви начались и в Орде в первое время после воцарения Джанибека (затем острота ситуации смягчилась, впослед-ствии хан и Тайдула стали давать ярлыки русским митрополитам с подтверждением обычных прав священнослужителей). О возможности такого варианта развития событий писали А.И.Плигузов и А.Л.Хорошевич, а также Ю.В.Сочнев, по мнению которых, принятие ислама было одной из причин ослабления позиций Русской церкви при дворе ордынских ханов в прав-ление Узбека и Джанибека, проявлением чего был случай с митрополитом Феогностом в 1342/43 г.

Тем не менее это, на наш взгляд, только одно из возможных объяснений, основанное главным образом на сравнении процессов исламизации в Золотой Орде и Хулагуидском Иране. Кроме того, упомянутые исследователи опирались в своих выводах на тексты ханских ярлыков, в которых по-разному сформулированы права русского духовенства. Отсюда ими делается вы-вод о том, что при разных ханах объем прав и льгот Русской церкви изменялся (в частности, Джанибек, по их версии, урезал эти права). Но, во-первых, еще Н.И.Веселовский заметил, что общим правилом монгольских ханов было освобождение всех священнослужителей от всех податей и повинностей, поэтому конкретная формулировка этого закона имеет в данном аспек-те не столь принципиальное значение. Во-вторых, состояние ханских ярлыков русскому ду-ховенству как источника (сложность трактовки переводов ярлыков при отсутствии их оригина-лов, недостаточная степень их изученности, неясность вопроса о взаимозависимости текстов разных ярлыков, их небольшое количество) не позволяет, на наш взгляд, делать однозначные выводы об изменениях в политике Золотой Орды по отношению к Русской церкви в течении XIII-XIV вв. Связывать прецедент требования дани от русского митрополита с принятием ор-дынскими ханами ислама вполне допустимо, но лишь в рамках гипотезы. Более вероятной при-чиной этого события, на наш взгляд, было стремление хана и, главное, его окружения к наживе: в конечном итоге родственники и другие приближенные хана смогли изрядно обогатиться за счет Феогноста.

Подобная трактовка событий 1342/43 г. находит подтверждение в поздней Никоновской летописи, которая содержит расширенное повествование об этом случае. Оно, на наш взгляд, в целом не содержит новых фактов: составитель располагал той же информацией, что и авторы других сводов, но расширил рассказ за счет своих представлений о порядках, процветавших при дворе ордынских ханов: "Неции же Русстии человецы оклеветаша Феогнаста митрополита к царю Чянибеку, яко "много безчислено имать дохода, и злата, и сребра и всякого богатства, и достоит ему тебе двавати в Орду на всяк год полетныа дани". Царь же проси у митрополита полетных даней; митрополит же не вдадеся ему в таковыя. Царь же про то дръжа его в тесноте, митрополит же царю, и царице и князем раздаде 600 рублев; и тако отпусти его царь со всеми его сущими на Русь ...".

Трактовка событий Никоновской летописи представляется весьма логичной и правдопо-добной, именно эту версию кажется возможным принять как основную, объясняющую истоки действий Джанибека и его окружения. Под “некоторыми русскими людьми”, упомянутыми в данной летописной статье, Е.Е.Голубинский подозревал удельных князей, враждебных Фео-гносту. Н.С.Борисов высказал предположение, что проблемы митрополита в Орде были свя-заны с наступлением светской власти (великого князя Симеона Грозного) на налоговый имму-нитет Русской церкви. Мы не будем останавливаться на роли внутриполитического соперни-чества русских князей и митрополита в прецеденте 1342/43 г., но отметим, что Никоновская летопись не содержит сведений о его религиозных причинах, выставляя на первый план об-стоятельство сугубо экономического плана - огромное богатство митрополичьей кафедры.

Временем после поездки Феогноста к Джанибеку датируются два ярлыка (1347 г. и 1351 г.), которые были выданы ханшей Тайдулой: первый - на имя некоего “митрополита Иоана” и второй - митрополиту Феогносту. Личность первого из них остается невыясненной. Следует отметить сам факт поддержки русских иерархов влиятельной ханшей в конце 40-х - начале 50-х гг.

Летописи не сообщают о первом посещении Алексеем (преемником Феогноста, а в то время - кандидатом в русские митрополиты) Золотой Орды, однако сохранилась подорожная грамота от 11 февраля 1354 г., выданная ему ханшей Тайдулой для поездки в Константинополь. Следовательно, путь Алексея, который ездил в столицу Византии на поставление в митрополи-ты, проходил вниз по Волге через Сарай, где обычно зимовал хан со своим двором. Историки Русской церкви отмечали, что Алексей прибыл в Константинополь в 1353 г. и оставался там целый год до 1355 г. Сохранился соборный акт о его поставлении в митрополиты от 30 июня 1354 г. Но датировка грамоты Тайдулы побуждает, по всей видимости, внести некоторые уточнения в хронологию поездки Алексея в Константинополь в 1353-1355 гг. Для нас в данном случае принципиально важными является то соображение, что Алексей был знаком с Тайдулой уже в 1354 г. и, как и Феогност, пользовался ее расположением.

Следующая встреча Алексея с влиятельной ордынской ханшей произошла через три го-да. Под 6865 г. летописи сообщают о визите митрополита в Орду по приглашению Тайдулы. Владимирский летописец свидетельствует даже о двух его поездках в течении этого года. Из-вестны три вида рассказа о поездке: 1. ее причина не упоминается, зато говорится о смерти ха-на Джанибека и о начавшейся в Орде смуте, из-за которой Алексею пришлось быстро уехать; 2. митрополит едет в Орду по приглашению больной ханши Тайдулы, но вскоре возвращается на Русь из-за упомянутой смуты (о пребывании его у ханши летописи не сообщают); 3. Алексей отправляется в Орду с целью излечить ослепшую Тайдулу, справляется с этой задачей и с поче-том возвращается домой.

К первому виду рассказа относится повествование о поездке Алексея в Орду Софийской I и Новгородской IV летописей, которые не говорят о причинах этой поездки, но только сооб-щают, что митрополит оказался в Орде во время смены ханов (Бердибек сменил Джанибека) и принял "многу истому от Татар", пока не возвратился на Русь.

Ко второму виду относится рассказ в Рогожском летописце и Симеоновской летописи, согласно которым митрополит отправился в Орду 18 августа 1357 г. (6865 г.). Летописи содер-жат один и тот же рассказ о поездке Алексея, но с важным разночтением. В Рогожском лето-писце: "прииде из Орды посол от царици Таидоулы к пресвященьному Алексею митрополиту звать его в Орду да посетит еа нездравие". В Симеоновской летописи вместо "нездравие" сто-ит "на здравие", то есть о болезни ханши речи скорее не идет. Очевидно, данный рассказ обе-их летописей содержался в их общем протографе (Своде 1408 г.). Быть может, выражение “на здравие” было неправильно списано составителем Рогожского летописца с протографа как “не-здравие”, и так родилась повесть о болезни ханши и ее чудесном излечении? Однако в Рогож-ском летописце сохранилась более ранняя и более близкая к оригиналу редакция Свода 1408 г., чем в Симеоновской летописи, которую скорее можно заподозрить в изменении первоначаль-ного текста. Впрочем, точно определить, что понимал летописец под словами “да посетит ее на здравие”, то есть было ли целью поездки в Симеоновской летописи излечение ханши, сейчас едва ли возможно. Согласно рассказу обеих летописей, митрополит был "вборзе" отпущен на Русь по причине начавшейся в Орде "замятни" (междоусобицы). В выписке Н.М.Карамзина из Троицкой летописи упоминается поездка Алексея по приглашению Тайдулы, но о ее болезни не говорится. Видимо, в Троицкой летописи содержался рассказ второго вида, поскольку к ней (точнее, к ее протографу - Своду 1408 г.) восходят Рогожский летописец и Симеоновская летопись.

Во Владимирском летописце, который сохранил многие сообщения Свода 1408 г., при-ведены известия о двух поездках Алексея в Орду в течении 6865 (1357/58) г. Первое: “Того же лета ходил Алексеи митрополит в Орду, а оттоле иде в Царьград ... тое же осени и на Русь при-иде”. Второе: “Того же лета прииде из Орды посол от царици Даидулы архиепископу Алек-сею митрополиту звать его в Орду да светит царицю, бе бо больна вельми. ... Того же лета ме-сяца августа 18 день иде в Орду архиепископ Алексеи митрополит, и того же дни Алексеи ми-трополит нача молебен пети ... а сам того же дни поиде в Орду вборзе, и отпущен бысть из Ор-ды, занеже сталася замятня в Орде.” Мог ли митрополит в течение одного года успеть совер-шить две сложные поездки: сначала в Константинополь, затем в Орду? Быть может, летописец объединил в одну статью события двух лет? Это представляется наиболее вероятным, посколь-ку посещение Алексеем Константинополя, как известно, произошло в 1356 г. Летописец мог объединить известия о поездке в 1356 г. в Константинополь и в августе 1357 г. в Орду в одну статью. Не углубляясь специально в вопросы хронологии, отметим, что во время первой поезд-ки (1356 г.) Алексей посетил Орду, возможно, встречался с Тайдулой. Однако второй подорож-ной грамоты Тайдулы Алексею не сохранилось.

Что означают слова Владимирского летописца “да светит царицю, бе бо больна вель-ми”? “Святити“ - освятить, просвятить; рукоположить; освятить храм. То есть согласно лето-писи Алексей в 1357 г. приехал в Орду по приглашению больной Тайдулы, возможно, читал над нею молитвы и даже окрестил ее. Рассказ Владимирского летописца о поездке Алексея в Орду примыкает ко второму виду, но значительно отличается от рассказа Рогожского летопис-ца и Симеоновской летописи, так что его вряд ли можно возвести к протографу этих двух лето-писей (Своду 1408 г.). Принципиально важно, что Владимирский летописец подтверждает вер-сию Рогожского летописца о болезни Тайдулы.

К третьему виду относится рассказ, который содержится в более поздних летописях: в Тверском сборнике, “Московской летописи конца XV в.” и Воскресенской летописи. В Нико-новской летописи он встречается в двух статьях: 1) под 6865 г. и 2) под 6886 г. (годом смерти Алексея) в составе “Повести об Алексеи митрополите”. Эти летописи повествуют, что Алек-сей сумел чудесно исцелить ослепшую ханшу и с большим почетом вернулся в Москву. Пер-воначальный вариант жития Алексея (“Повести об Алексеи митрополите”) находится в Рогож-ском летописце и Симеоновской летописи под 6886 г. Он не содержит рассказа о чудесном исцелении Тайдулы, который появился в составе жития Алексея (“Повести о Алексеи митропо-лите”) впервые на страницах Никоновской летописи. Третий вид рассказа оказался весьма при-влекателен для церковной историографии, поскольку Русская церковь в XVI в. признала ми-трополита Алексея святым. С рассказом об исцелении Тайдулы связаны также некоторые ста-ринные московские предания. Однако отсутствие этого рассказа во всех ранних летописных сводах побуждает отнестись к нему с определенным недоверием.

Итак, рассказы первого и второго вида следует признать наиболее ранними вариантами повествования о визите Алексея к Тайдуле. Рассказ второго вида содержится в Рогожском ле-тописце и Симеоновской летописи. К этому виду примыкает рассказ Владимирского летописца. Рассказ первого вида находится в составе более поздних Софийской I и Новгородской IV лето-писей; он краток, и его можно было бы счесть сокращением рассказа второго вида, но зато он содержит дополнительное сообщение, что Алексей в Орде пострадал во время смены власти. Это дополнение весьма правдоподобно, его едва ли можно отнести к вымыслу составителя протографа Софийской I и Новгородской IV летописей. Следовательно, рассказы первого и второго вида, скорее всего, независимы друг от друга. Поэтому правомерно их соединить и взять за основу при изучении поездки Алексея к Тайдуле, которая произошла во второй поло-вине 1357 г. (время смерти Джанибека и воцарения в Орде Бердибека).

Согласно Рогожскому и Владимирскому летописцам, Тайдула позвала к себе митропо-лита все же из-за какой-то своей болезни. Если это было в действительности так, то в таком случае мы можем предположить следующее развитие событий. Уже во время первой поездки в Константинополь в 1354 г. Алексей сумел произвести впечатление на ханшу и приобрел ее рас-положение, чему свидетельство - ее подорожная грамота того же года. По сообщению Влади-мирского летописца, в 1356 г. он опять проезжал в Константинополь через Сарай, а значит, мог встретиться там с Тайдулой. В 1357 г. состояние здоровья немолодой уже ханши ухудшилось и она пригласила к себе Алексея. Видимо, Тайдула надеялась, что главный русский священно-служитель, с которым у нее сложились хорошие отношения, сможет с помощью своего Бога вылечить ее. Алексей срочно приехал в Орду и, видимо, произвел над больной какие-то свя-щеннодействия. Неизвестно, как это повлияло на состояние здоровья влиятельной “царици”, но, во всяком случае, Алексей сохранил ее расположение, что оправдывало все его заботы и хлопоты. Именно в этот момент (осень 1357 г.) в Орде произошла смена власти, и Алексей ока-зался в тревожной обстановке смуты. Вполне возможно, что русский митрополит был просто ограблен кем-то из ордынцев. Вскоре на престоле в Сарае утвердился Бердибек и политическое положение стабилизировалось. Сохранился ярлык от 23 октября 1357 г., выданный Бердибеком Алексею, с подтверждением прежних прав Русской церкви, причем весьма вероятно, что этот документ был выдан по протекции Тайдулы, которая приходилась Бердибеку, видимо, бабуш-кой.

Со смертью Бердибека в 1359 г. в Орде начался период смуты, и митрополит Алексей, имея уже печальный опыт, благоразумно не посещал Орду, в отличие от русских князей, кото-рым приходилось ездить туда за ярлыками.

Последние известные случаи посещений митрополитами Золотой Орды связаны, глав-ным образом, с борьбой между претендентами на пост главы Русской церкви после смерти Алексея. Как повествуют Рогожский летописец и Симеоновская летопись, летом 1379 г. (6885 г.) Митяй (Михаил), кандидат в митрополиты от Дмитрия Донского, проезжая через владения Мамая по пути в Константинополь, был задержан могущественным темником, но вскоре отпу-щен. Никоновская летопись добавляет весьма любопытное сведение о том, что люди Мамая даже проводили Митяя до черноморского порта - Кафы. В 6887 г., как сообщает Рогожский летописец, через Сарай пролегал путь в Константинополь другого кандидата на пост руководи-теля русской митрополии, епископа Дионисия Нижегородского. Его поездка произошла в 1379 г. В 1385/1386 г. (6893 г.) тот же путь проделал митрополит Пимен, о чем сообщают Троицкая летопись, Рогожский летописец и Симеоновская летопись. В 1389 г. Пимен вторич-но проезжал по территории Золотой Орды, спустившись вниз по Дону до черноморского побе-режья. О контактах Дионисия и Пимена с ханской властью сведений нет.

Во всех четырех случаях соперники в борьбе за звание русского митрополита были в Орде лишь проездом, не имея цели встретиться с ханом. Однако Митяй получил от Мамая (формально - от его марионетки, “подставного” хана Тюляка) ярлык, подтверждающий обыч-ные права Русской церкви. Согласно переводу А.П.Григорьева, ярлык датируется 11 февраля 1379 г., то есть был составлен раньше, чем Митяй встретился с Мамаем (Митяй отправился в путь только в июле 1379 г.). На основании имеющихся источников это хронологическое несо-ответствие едва ли можно объяснить. Заметим, что в 1379 г. московский великий князь Дмит-рий Иванович практически уже не признавал власть Мамая и ярлык носил более формальное значение. В 1382 г., при хане Тохтамыше, власть Золотой Орды над Русью была восстановлена (до 1395 г.), однако информации о контактах русских митрополитов с ордынской властью в эти и последующие годы пока не выявлено.

Анализ сведений русских летописей о визитах русских митрополитов в Золотую Орду (и их транзитных поездок в Константинополь через ордынскую территорию) в сочетании с хро-нологией выдачи ханских ярлыков (включая подорожную грамоту Тайдулы) и годами вступления джучидских ханов на престол дает возможность составить следующую таблицу:

Год	Поездка	Вступление на трон нового хана	Ярлык
1266		Менгу-Тимур
1267 (или 1279)			Менгу-Тимура
1281		Тудаменгу
1283/1284	Максима к Тудаменгу (согласно Никоновской летописи)
1287		Телебуга
1291		Тохта
1312/1313		Узбек
1313/1314	Петра к Узбеку
1333/1334	Феогност был в Сарае по пути из Константинополя на Русь
1342/1343	Феогноста к Джанибеку	Джанибек
1347			Тайдулы “митрополиту Иоану”
1351			Тайдулы Феогносту
1354	Алексей проезжал через Сарай по пути в Константинополь		Подорожная грамота Тайдулы Алексею
1356	Алексей проезжал через Сарай по пути в Константинополь
1357	Алексея к Тайдуле (осенью)	Бердибек	Бердибека Алексею от 23 октября
1359		начало смуты в Орде, во время которой ханы очень часто менялись
конец 1370-х		реальным правителем большей части Орды становится темник Мамай
1379	Михаил (Митяй) проезжал по территории Золотой Орды по пути в Константинополь в конце лета, был задержан в степи Мамаем (формально - ханом Тюляком). Дионисий проезжал через Сарай по пути в Константинополь.		Тюляка Митяю от 28 февраля
1382		Тохтамыш
1385/1386	Пимен проезжал через Сарай по пути в Константинополь
1389	Пимен проезжал по территории Золотой Орды по пути в Константинополь

В XIII-начале XIV в. контакты русских митрополитов с золотоордынскими правителями были крайне редкими. Со вступления на престол хана Узбека, при митрополите Петре, в 1313/14 г. установился определенный порядок посещения главой Русской церкви каждого но-вого хана. Этот порядок просуществовал до начала “замятни” в Золотой Орде (1359 г.). Поезд-ки митрополитов к потомкам Джучи были, очевидно, действием вынужденным. Видимо, ду-ховный глава Руси должен был получать от нового хана подтверждение традиционных прав русских священнослужителей. Однако, как можно заключить из таблицы, у нас нет конкретных свидетельств о существовании правила, согласно которому бы каждый новый хан при вступле-нии на престол выдавал Русской церкви ярлык, подтверждающий ее прежние права. Из извест-ных нам ярлыков только один был выдан определенно при подобных обстоятельствах - это ярлык хана Бердибека митрополиту Алексею, когда последний в 1357 г. случайно оказался в Орде во время смены власти. Можно констатировать также большое значение личных контак-тов митрополитов с ханами и их окружением для защиты интересов Русской церкви. Так на-пример, покровительство влиятельной ханши Тайдулы в конце 1340-х и в 1350-х годах помога-ло митрополитам Феогносту и Алексею добиться своих целей в Орде. К концу XIV в. контакты русских первосвященников с ханской властью стали нерегулярными и сведения о них в имеющихся источниках прекратились.

@темы: Белозеров, Пётр царевич Ордынский

---

Егоров В. Л. Историческая география Золотой Орды

annales.info/volga/egorov/egorov.htm
Вадим Леонидович
ЕГОРОВ
ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ ЗОЛОТОЙ ОРДЫ в XIII—XIV вв.
МОСКВА «НАУКА» 1985

Первое в советской историографии исследование, освещающее комплекс историко-географических проблем средневекового государства от его возникновения до упадка. В книге рассматриваются территория, границы и административное устройство Золотой Орды. Приводятся данные о более 100 золотоордынских городах и прослеживаются маршруты военной экспансии Джучидов. Работа основана на русских и восточных летописных источниках, а также материалах археологии, нумизматики и средневековой картографии.

Оглавление

Предисловие

Глава первая. Источники и историография

Глава вторая. Территория и границы Золотой Орды
Территория и границы государства в XIII в.
Территория и границы государства в XIV в.

Глава третья. Города Золотой Орды и некоторые вопросы экономической географии государства
Пруто-Днестровское междуречье
Днестровско-Днепровское междуречье
Левобережный бассейн Днепра
Крым
Бассейн Дона
Бассейн Волги
Северный Кавказ
Волго-Уральское междуречье
Хорезм
Северный Казахстан
Западная Сибирь
Южный Казахстан

Глава четвертая
Административно-политическое устройство Золотой Орды

Глава пятая
Военно-политическая география Золотой Орды

Заключение

Список сокращений

Указатель географических названий

Карта 1. Золотая орда в XIII в.

Карта 2. Золотая орда в XIV в.

@темы: ссылкота, Пётр царевич Ордынский, Егоров В. Л.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Монгольский костюм-6

www.asia.si.edu/explore/shahnama/S1986.103.asp

Ardashir Captures Ardavan
Iran, Tabriz, Il-Khanid period, ca. 1330–36
Opaque watercolor, ink, and gold on paper
Purchase—Smithsonian Unrestricted Trust Funds,
Smithsonian Collections Acquisition Program, and Dr. Arthur M. Sackler
Arthur M. Sackler Gallery S1986.103

они жадничают; но PrtScr нас рассудит.

Собственно, вот:

Артабан выглядит, как какой-нибудь мусульманский правитель, взятый в плен монголами. Однако что касается головных уборов - здесь нет ни одной собственно монгольской шапочки (того, что Крамаровский называет "орбелге"). Зато - целая коллекция разнообразных тюркских шапок, в том числе две разновидности колпака с полями.
Nota bene - впрочем, по поводу Крамаровского я могу ошибаться; возможно, "орбелге" он именует все шапочки с перьями, вне зависимости от их формы. Помнится, то, что я называю "монгольскими шапочками", кто-то (не помню точно, Крамаровский или Горелик) выделял, как возможную традицию только для собственно монголов, или даже ещё уже - только для Борджигинов и подвластных им монголов.
Корона на голове Арташира, кстати, по очертаниям напоминает пресловутую шапку Мономаха.
Дерево нарисовано в китайской манере.

warfare.uphero.com/Persia/13-14C/Jami_al-Tawari...
Эдинбургский манускрипт (мелко)
Illustrations in the 1305-14
Jami‛ al-Tawarikh by Rashid al-Din.
Universal History or Compendium of Chronicles
Ğāmi‛ al-tavārīḫ. Rašīd al-Dīn Fazl-ullāh Hamadānī

warfare.uphero.com/Persia/13-14C/1341-Bahram_Gu...
Ilkhanid Illustration
Bahrām Gūr Ascends to the Throne
from the 1341 Inju Shahnama, Shiraz

@темы: Пётр царевич Ордынский, Монгольский костюм

---

Пример исчисления боевых потерь -

под 1069 г., Синодальный список НПЛ: "бесчисленное число" (бещисльное число)

@темы: разное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра