Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Плюс-минус...

Хм, в очередный раз убеждаюсь, что практически любое присловье когда-то имело буквальный смысл.

(Максимов С. В., "Крылатые слова...", 1899, стр. 41)

@темы: разное

---

Дестют де Траси, "Основы идеологии"

mirknig.com/knigi/guman_nauki/1181662095-osnovy...
Основы идеологии
Автор: Антуан-Луи-Клод Дестют де Траси
Год издания: 2013
Страниц: 334
Формат: PDF
Дестют де Траси принадлежал к "идеологам" - философской школе, объединившей последователей Локка и Кондильяка и ставшей связующей нитью между философией XVIII в. и позитивизмом. Идеи Дестюта де Траси изложены в работе "Основы идеологии". В этом сочинении, написанном в связи с задачей реорганизации системы образования, обосновывалось значение идеологии (в широком смысле) как системы идей, призванной восстановить единство наук. В работе идеология рассматривается как наука об идеях. Наука идеология представляет собой анализ человеческих способностей, опирающийся на концепцию Кондильяка. Дестют де Траси выделяет четыре способности человека, участвующие в формировании идей: чувства, память, способность суждения, воля.
mirknig.com/knigi/guman_nauki/1181662093-razmys...
mirknig.com/knigi/guman_nauki/1181661427-slovar...
mirknig.com/knigi/guman_nauki/1181659911-obrazy...

@темы: книги, вернуться

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Ревизьонисты - народ плечистый

kmartynov.livejournal.com/1878837.html#
Кирилл Мартынов
Что такое советская промышленная революция?

(рецензия на: Роберт С. Аллен «От фермы к фабрике. Новая интерпретация советской промышленной революции». М.: РОССПЭН, 2013.)

(рецензия на: Роберт С. Аллен «От фермы к фабрике. Новая интерпретация советской промышленной революции». М.: РОССПЭН, 2013.)

Уникальная в своем роде книга — ревизионистская работа оксфордского историка экономики, который пытается с объективистских и деидеологизированных позиций реабилитировать советский экономический эксперимент. Мы смирились с тем, что СССР развалился в силу его внутренних противоречий, а его успехи были слишком незначительными и купленными слишком дорогой ценой. Аллен спорит с этими тезисами, за исключением последнего — лежащего скорее в сфере политической теории и идеологии.

Аллен выделяет шесть линий критики советской экономики.

1. В общемировом контексте СССР развивался не так уж быстро, его опережала Япония, а в последние десятилетия более высоких темпов роста добивались Южная Корея, Тайвань и, возможно, Китай.

2. Еще до 1917 года Россия встала на путь экономической модернизации. Если бы не революция, к 1980 годам уровень жизни в стране сравнялся бы с западноевропейскими стандартами.

3. Увеличение промышленного роста затронуло в основном тяжелую промышленность. Благосостояние простых людей не выросло.

4. Советская сельскохозяйственная политика провалилась.

5. Административно-хозяйственная модель центрального планирования была иррациональна, игнорировала ценовой фактор и потребителя.

6. Плановое хозяйство, возможно, оказалось эффективным способом развития в эпоху индустриализации, однако его оказалось недостаточно для стабильного технологического преимущества после 1970 года.


Краткие контраргументы Аллена выглядят следующим образом для каждого из этих пунктов.

1. Ряд исследователей отмечают исключительно высокие темпы роста советской экономики, которая была фактически единственным в 20 веке примером перехода большой страны из категории бедных и аграрных держав в категорию условно богатых. Единственная страна, повторившая этот путь — Япония. Такие страны как Аргентина и Уругвай, бывшие в начале 20 века в лагере богатых, показали, что возможен и обратный вариант развития — в сторону относительной бедности и отставания.

2. Перспективы развития царской империи, по мнению многих исследователей, были довольно мрачными.

3. После Второй мировой войны потребление в СССР стремительно росло. Есть данные о росте потребления между 1928 и 1940 годами.

4. Несмотря на критику коллективизации, многие авторы признают ее вклад в ускоренную индустриализацию страны.

5. Различные направления советской политики были связаны друг с другом и их нельзя рассматривать в изоляции друг от друга.

6. Замедление роста советской экономики связаны как с фундаментальными, так и, возможно, со случайными факторами вроде концентрации исследовательских кадров исключительно в военной сфере.

Аллен приводит данные, из которых следует, что в период с 1928 по 1970 год темпы экономического роста СССР находились на втором месте в мире, уступая только японским. Около 1970 года ВВП на душу населения в СССР очень показательно превысил аналогичные показатели для стран вроде Аргентины, считавшихся в начале 20 века развитыми.

При этом, доказывает Аллен, стартовые позиции СССР были плохими. Аграрная страна, где отсутствовали политические институты гражданского общества и экономические институты частной собственности, Россия была больше похожа на Индию, чем на Германию. Ревизионист Аллен утверждает, что если бы не сталинская индустриализация, развитие России сегодня находилось бы на уровне большинства стран Латинской Америки и Южной Азии. Основной аргумент, который он приводит — симуляция альтернативных сценариев развития, начиная с 1917 или 1928 года, без коллективизации и индустриализации. Аллен считает, что потенциала для экономического роста у России без этих мер не было, и вектор ее экономики остался бы в основном аграрным.

Замедление развития СССР после 1970 года Аллен связывает с Холодной войной и переориентацией технологического потенциала советской экономики на военные нужды, а также с внутренними факторами — окончанием эпохи избыточных трудовых ресурсов, черпавшихся из числа безработных в сельском хозяйстве, и выработкой природных ресурсов, находившихся в легком доступе.

«Советское руководство ответило на эти изменения, вложив огромные суммы денег в переоснащение старых заводов и развитие Сибири», — пишет Аллен. — «Это похоже на то, как если бы правительство США приняло решение о сохранении сталелитейной и автомобильной промышленности на Среднем Западе, переоборудовав старые заводы и обеспечив их рудой и топливом из северной Канады, вместо того чтобы закрыть предприятия в промышленном поясе и импортировать автомобили и сталь, произведенные на новых, ультрасовременных заводах Японии, закупающей дешевое сырье в странах третьего мира (что и было сделано). СССР нужен был политический курс, предполагавший закрытие старых предприятий и перевод рабочих на новые производственные площадки с высокой производительностью.

«Президент Горбачев был настолько решительным и изобретательным, насколько это вообще было возможно для советского лидера, однако он избрал ложный путь для своих экономических реформ. Пожалуй, ключевым достоинством рыночной системы является ее принцип, согласно которому управление экономикой не является компетенцией отдельно взятых индивидов, поэтому никто не обязан выдумывать решения постоянно возникающих проблем. Особенность советской экономики, которая изначально являлась ее сильной стороной, впоследствии стала ее главным недостатком. Рост экономики прекратился лишь потому, что руководству страны не хватило находчивости, позволяющей справляться с новыми вызовами времени», — резюмирут Аллен в конце книги.

Иными словами, если верить автору, вся окружающая действительность за окном — догнивание советской инфраструктуры, безумная РФ, — это результат отсутствия у советского политбюро воображения. И в альтернативной истории существовал не просто путь, похожий на китайский, без 90-х, но, может быть, и какой-то особый советский путь для XXI века. Перезагрузка должна произойти в 1970 году, когда советские граждане еще хотели верить в коммунизм. В этом всем, конечно, очень много вопросов.

Критики Аллена делают много частных замечаний к его тексту, но не предлагают, как кажется, масштабного опровержения самой логики ревизии советского экономического наследия. Впрочем, книга, насколько можно судить, не вызвала широкой научной дискуссии, в научных журналах находится всего 4-5 отзывов. Видимо, экономические историки верят, что капитализм не имеет альтернатив и искать плюсы в его аналогах — значит лишь напрасно терять время.

P.S. А еще отлично, что РОССПЭН со всей его — совершенно благородной — миссией десталинизаторства отваживается публиковать такие спорные книги.


Второй пункт - как по мне, так самое интересное. Ну, будем ждать.

ещё
antisgkm.narod.ru/Allen0_0.htm#1

[UPD 29.01.2015] рецензии - www.hist.msu.ru/Labs/Ecohist/OB13/ellman.pdf Эллман М.; рецензия достаточно развёрнутая, производит впечатление объективной, перечитать повнимательнее.
inecon.org/docs/Goland_Vopreco_2014_6.pdf Голанд Ю., 2014 - "больше, больше рыночной экономики!"
немного здесь - himmelwerft.livejournal.com/3306.html?thread=23...

[UPD 15.03.2015] есть

@темы: книги, бороться и искать

---

Боже мой, боже мой...

Никому и ничему нельзя верить!

@темы: разное

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Культуры Евразийских степей второй половины I тыс. н.э. (из истории костюма)

mirknig.com/knigi/history/1181660755-kultury-ev...
Культуры Евразийских степей второй половины I тыс. н.э. (из истории костюма) (отв. ред. Сташенков Д.А.)
Самара, 2001
Страниц: 250
Формат: DJVU
Сборник посвящен проблемам реконструкции костюма и его детали раннесредневекового населения евразийских степей: среди прочих проблем рассматриваются золотые украшения женщин гуннской эпохи, Аланский костюм VIII-IX вв., прически женщин эпохи средневековья, головной убор в изобразительной традиции древнетюркской эпохи, свадебные наряды, типология украшений, связь распространения торговых путей и изменения деталей костюма и др.

Масса интересного и хрестоматийно-смешной Горелик.

Содержание:
Яценко С. А. О некоторых вопросах изучения «археологического» костюма. Механизмы костюмных связей народов Великой степи 4
Боталов С.Г. Элементы женского наряда гунно-сарматского населения 22
Засецкая И.П. Золотые украшения костюма знатных женщин гуннской эпохи (конец IV-V вв. н.э.) 32
Гмыря Л.Б. Одеяние служителей языческих культов в «стране гуннов» Прикаспия 57
Гаджиев М. С. К интерпретации бронзовой статуэтки воина из Гигатля (Дагестан) 76
Иерусалимская А.А. Адыго-аланский костюм VIII-XI вв. на фоне общих проблем изучения средневекового костюма Запада и Востока 87
Орфинская О.В. Аланский костюм VIII-IX вв. (По материалам из скальных могильников Карачаево-Черкесии) 106
Демаков А. А., Орфинская О.В. Об одном типе каменных статуй Верхнего Прикубанья 123
Швецов М. Л. Об одной из причесок эпохи средневековья 135
Мотов Ю. А. Головной убор в изобразительной традиции древнетюркской эпохи (на материале каменных изваяний) 145
Кызласов И. Л. О свадебном наряде средневековых хакасок 152
Горелик М. В. Образ мужа-воина в Кабарии-Угрии-Руси 169
Ковалевская В. Б. Волжский путь VI-XI вв. по материалам распространения поясов геральдического типа и бус 189
Белорыбкин Г. Н. Мода на украшения на территории Верхнего Посурья в IX-XI вв 214
Крыласова Н. Б. Женский костюм по материалам Каневского могильникаОб одном типе каменных статуй Верхнего Прикубанья 226
_____________________
apsnyteka.org/629-ambroz_hronologiya_drevnostei...
А. К. Амброз
Хронология древностей Северного Кавказа V-VII вв.

Содержание

Содержание
•Абрамова М.П. Предисловие редактора. — 3-5
•Развитие взглядов на хронологию северокавказских древностей V-VII вв. — 6-19
•Проблема выделения памятников V-VI вв. на Северном Кавказе. — 20
•Северокавказские древности VII в. — 61-62
•Датировка северокавказских погребений групп II и III степных древностей и дискуссия о «гуннской» хронологии. — 63
•Заключение. — 85-86
•[ Иллюстрации: Рис. 1-45.] — 87-131
•Список сокращений. — 132
_____________________
О! - нашёлся, внезапно, сайт С. Г. Боталова. Он и стихи пишет (и почему я не удивлён? )
botalovs.narod.ru/index.html

_____________________
kronk.spb.ru/library/pankova-sv-2011a.htm
Панкова С.В. Воины таштыкских миниатюр: возможности атрибуции. // Древнее искусство в зеркале археологии. К 70-летию Д.Г. Савинова. / Труды САИПИ. Вып. VII. Кемерово: Кузбассвузиздат. 2011. С. 117-141.

@темы: книги, археология, ЗП, вернуться, Боталов С. Г., ГСЭ

---

Пусти Сталина в Индию )))))

Из воспоминаний Бережкова (В.М. Бережков, "Рядом со Сталиным", 1998, с.351-353):

— Нам, конечно, не следует повторять путь в Лондон, где уже и без того больше дюжины правительств в изгнании. Я не случайно сказал вчера Черчиллю, что уже бывал в Лондоне, на съезде партии большевиков вместе с Лениным. Мне этого хватит. Но вот Индия могла бы быть подходящим местом...
И он легонько провел трубкой по огромному субконтиненту.

"После одной из бесед с Черчиллем в кремлевском кабинете Сталина, закончившейся около трех ночи, моему коллеге Павлову поручили проводить британского премьера до предоставленной ему под резиденцию так называемой государственной дачи номер семь, а я должен был составить для советского посольства в Вашингтоне текст телеграммы, которую, по обыкновению, сразу же подписывал Сталин.
Мой первый вариант не во всем его устроил, и, сделав несколько конкретных замечаний, он предложил мне, устроившись в конце длинного, покрытого зеленым сукном стола, переписать текст начисто. Пока я был занят этим делом, Сталин прохаживался по узорчатой ковровой дорожке, попыхивая трубкой. Молотов остался у другого конца стола, где он сидел во время беседы с Черчиллем.
Вот тогда-то я и услышал из уст нашего вождя то, о чем до сего момента он не решался поведать никому.
— Как бы, Вячеслав, нам не пришлось пополнить список правительств в изгнании, — произнес Сталин глухим голосом. — Если германцы продвинутся за Урал, это может случиться...
— Но это равносильно гибели, — как-то растерянно отреагировал Молотов.
— Погибнуть мы всегда успеем. Но стоит прикинуть, какие могут быть варианты. Говорил же Черчилль, что в случае оккупации нацистами Англии его правительство будет продолжать борьбу с врагом из заграницы, например из Канады.
Сталин подошел к одному из свернутых вдоль стены рулонов и, потянув за шнурок, развернул карту Восточного полушария.
— Победа над СССР, в чем в таком случае будет участвовать и Япония, — продолжал Сталин, — будет означать огромное усиление держав фашистской оси. Вот почему Англия и Америка будут еще больше нуждаться в помощи советского народа и нашей партии. Подпольные обкомы, которые мы создали в конце прошлого года, когда враг подошел к воротам Москвы, не расформированы и продолжают подготовку ко всеобщей партизанской войне. Наш народ верит в партию и ее руководство и будет выполнять наши указания, даже поступающие издалека...
Проведя своей здоровой правой рукой по периметру Советского Союза, Сталин продолжал:
— Нам, конечно, не следует повторять путь в Лондон, где уже и без того больше дюжины правительств в изгнании. Я не случайно сказал вчера Черчиллю, что уже бывал в Лондоне, на съезде партии большевиков вместе с Лениным. Мне этого хватит. Но вот Индия могла бы быть подходящим местом...
И он легонько провел трубкой по огромному субконтиненту.
Меня потрясло услышанное. Но я сделал вид, что погружен в свою работу."
отсюда

Представляю себе тот "восторг", с которым британский кабинет, внезапно, узнаёт о намерении И. В. расположиться в Индии...

@темы: разное

---

Амосов М. В. Становление государственности Древнего Новгорода...

mirknig.com/knigi/history/1181660207-stanovleni...
Амосов М. В. Становление государственности Древнего Новгорода и монументального зодчества
Издательство: ИЦ РИОР
Год: 2012
Формат: pdf
В книге рассматривается процесс сложения новгородской архитектурной школы во взаимосвязи со сложными процессами становления новгородской государственности в конце XI - первой трети XII вв. Существенное место отводится анализу борьбы Новгорода с Киевом за независимость, а так же того влияния, которое это борьба оказывала на становление новгородской архитектурной школы.

@темы: Новгород

---

Уваров Д. Военные потери в Средневековье

xlegio.ru/ancient-armies/military-organization-...
Публикация:
XLegio © 2002
Уваров Д. Военные потери в Средневековье

Проблема оценки потерь – прежде всего проблема оценки источников, тем более, что до XIV века почти единственными источниками являются хроники. Только для позднего средневековья становятся доступны более объективные канцелярские отчеты и, изредка, археологические данные (например, сведения о датско-шведском сражении 1361 г. у Висбю были подтверждены обнаружением 1185 скелетов в ходе раскопок 3 из 5 рвов, в которых были захоронены убитые).

Хроники, в свою очередь, невозможно правильно интерпретировать, не понимая психологию того времени.

Европейское средневековье исповедовало две концепции войны. В эпоху "развитого феодализма" (XI-XIII века) они существовали де-факто, в позднем средневековье появились и военные трактаты, прямо и явным образом их излагавшие и исследовавшие (например, работа Филиппа де Мезьера, 1395 г.).

Первой была война "mortelle", "смертельная", война "огня и крови", в которой все "жестокости, убийства, бесчеловечности" были терпимы и даже систематически предписывались. В такой войне было должно использовать против противника все силы и приемы, в сражении надлежало не брать пленных, добивать раненых, догонять и избивать бегущих. Можно было пытать высокопоставленных пленных с целью получения сведений, убивать вражеских гонцов и глашатаев, нарушать соглашения, когда это было выгодно, и т.д. Подобное же поведение допускалось и по отношению к гражданскому населению. Иными словами, главной доблестью провозглашалось максимально возможное истребление "погани". Естественно, это в первую очередь войны против "неверных", язычников и еретиков, но также и войны против нарушителей "установленного Богом" социального порядка. На практике к этому типу приближались и войны против формально христиан, но резко отличных по национально-культурному или социальному признаку.

Второй концепцией была война "guerroyable", т.е. "рыцарственная", "guerre loyale" ("честная война"), ведущаяся между "добрыми воинами", которую подобало вести в соответствии с "droituriere justice d'armes" ("прямым правом оружия") и "discipline de chevalerie", ("рыцарской наукой"). В такой войне рыцари мерялись силой между собой, без помех со стороны "вспомогательного персонала", с соблюдением всех правил и условностей. Целью сражения было не физическое уничтожение противника, а выяснение силы сторон. Пленить или обратить в бегство рыцаря противной стороны считалось более почетным и "благородным", чем убить его.

Добавим от себя, что пленение рыцаря было и экономически намного выгоднее его убийства – можно было получить большой выкуп.

По существу "рыцарственная война" являлась прямым потомком древнегерманской концепции войны как "божьего суда", но гуманизированной и ритуализированной под влиянием христианской церкви и общего роста цивилизованности.

Тут уместным будет некоторое отступление. Как известно, германцы рассматривали сражение как своего рода судебный процесс (judicium belli), выявлявший "правду" и "право" каждой из сторон. Характерна речь, вложенная Григорием Турским в уста некоего франка Гондовальда: "Бог рассудит тогда, когда мы сойдемся на поле битвы, сын я или не сын Хлотаря". С сегодняшней точки зрения подобный способ "установления отцовства" кажется анекдотическим, но для германцев он был вполне рационален. Ведь фактически Гондовальд претендовал не на установление "биологического факта" отцовства (что в то время было просто невозможно), а на материальные и юридические права, вытекающие из этого факта. И сражение должно было установить, обладает ли он необходимыми силами и способностями, чтобы удержать и реализовать эти права.

На более частном уровне этот же подход проявлялся в обычае "судебного поединка", причем здоровый мужчина обязан был защищать себя сам, а женщина или старик могли выставить заместителя. Примечательно, что замена поединка вергельдом воспринималась раннесредневековым общественным мнением не как признак "гуманизации" общества, а как признак "порчи нравов", достойный всяческого осуждения. Действительно, в ходе судебного поединка верх одерживал более сильный и умелый воин, следовательно, более ценный член племени, уже в силу этого в большей степени заслуживающий, с точки зрения общественной пользы, обладать оспариваемым имуществом или правами. "Денежное" же решение спора могло предоставить преимущество менее ценному и нужному племени человеку, пусть и обладающему большим богатством в силу каких-то случайностей или низменности своего характера (склонности к скопидомству, хитрости, торгашества и т.д.), то есть стимулировало не "доблесть", а "порок". Неудивительно, что при таких взглядах судебный поединок в разных формах (включая боевое единоборство) смог сохраниться у германских народов вплоть до конца Средних веков и даже пережить их, превратившись в дуэль.

Наконец, германское происхождение концепции "рыцарской" войны видно и на лингвистическом уровне. В Средние века латинское обозначение войны, bellum, и германское, werra (превратившееся во французское guerre) были не синонимами, а обозначениями двух разных типов войн. Bellum применялось к официальной, "тотальной" межгосударственной войне, объявлявшейся королем. Werra изначально обозначала войну как реализацию "файды", семейной кровной мести, и "божий суд" по обычному праву.

Вернёмся теперь к хроникам, главному источнику сведений о потерях в средневековых битвах. Едва ли нужно доказывать, что в подавляющем большинстве случаев хроника не является объективным "канцелярским" документом, это скорее полухудожественное "панегирико-дидактическое" произведение. Но ведь прославлять и поучать можно исходя из разных, даже противоположных предпосылок: в одном случае этим целям служит подчеркивание беспощадности к "врагам веры и порядка", в другом – "рыцарственности" в отношениях с "благородными" противниками.

В первом случае важно подчеркнуть, что "герой" избивал "неверных" и "злодеев" как только мог, и добился в этом значительных успехов; отсюда появляются десятки тысяч убитых сарацин или простолюдинов в хрониках, посвященных "смертельным" войнам. Рекордсменом по этой части считается описание битвы на реке Саладо в 1341 г. (последняя крупная попытка вторжения африканских мавров в Испанию): 20 убитых рыцарей у христиан и 400000 убитых у мусульман.

Современные исследователи подчеркивают, что хотя и нельзя понимать буквально преувеличенные цифры "20000", "100000", "400000" "крестоносных" хроник (убитых "язычников" вообще редко пересчитывали), они имеют определенную смысловую нагрузку, поскольку передают масштаб и значимость сражения в понимании летописца и, главное, служат психологически точным свидетельством, что речь идет именно о "смертельном" сражении.

Напротив, применительно к "рыцарственной" войне, то есть ритуализованному "божьему суду" внутри рыцарского сословия, большое число убитых "собратьев" победителя никак не может выставить его в выгодном свете, засвидетельствовать его великодушие и "правильность". По понятиям того времени более "рыцарственным" выглядел тот военачальник, который обратил в бегство или захватил в плен противников-дворян, а не устроил их истребление. Тем более что с учетом тактики того времени большие потери противника подразумевают, что выбитые из седла или раненые рыцари вместо пленения добивались идущими сзади кнехтами-простолюдинами – позорное поведение по понятиям того времени. То есть тут хороший летописец должен был стремиться скорее к занижению потерь среди рыцарей, в том числе и вражеских.

К сожалению, историки-"минималисты", справедливо критикуя явно завышенные цифры, не принимали в расчет другую сторону медали – что в иной психологической ситуации "поэты"-летописцы могли быть столь же склонны к преуменьшению потерь (раз уж "объективность" в современном понимании им все равно была чужда). Ведь, если подумать, 3 убитых французских рыцаря из полутора тысяч после трёхчасового ближнего рукопашного боя при Бувине (1214 г.) ничуть не более правдоподобны, чем 100 тысяч убитых мусульман при Лас-Навас-де-Толоса.

В качестве эталона "бескровных битв" XII-XIII веков приводят такие, как при Таншбре (1106 г.), когда с французской стороны был якобы убит всего один рыцарь, при Бремюле (1119 г.), когда из 900 участвовавших в бою рыцарей погибли всего 3 при 140 пленных, или при Линкольне (1217 г.), когда у победителей погиб всего 1 рыцарь (из 400), у побежденных – 2 при 400 пленных (из 611). Характерно высказывание летописца Ордерика Виталиса по поводу битвы при Бремюле: "Я обнаружил, что там были убиты только трое, поскольку они были покрыты железом и взаимно щадили друг друга, как из страха божьего, так и по причине братства по оружию (notitia contubernii); они старались не убивать беглецов, а брать их в плен. Поистине, как христиане, эти рыцари не жаждали крови своих собратьев и радовались честной победе, предоставленной самим Богом...". Можно поверить, что в данных случаях потери были малы. Но являются ли такие сражения наиболее характерными для Средневековья? На самом деле это только одна их категория, значительная, но не преобладающая. В них участвовали рыцари одного и того же сословия, религии и национальности, которым, по большому счету, было не так уж важно, кто станет их верховным сюзереном – один претендент или другой, Капетинг или Плантагенет.

Впрочем, и в сражениях такого типа столь низкие потери возможны лишь в том случае, если противники сознательно щадили друг друга, избегая смертельных ударов и добивания, а в затруднительном положении (будучи ранены или выбиты из седла) легко сдавались в плен, вместо борьбы до конца. Рыцарский метод индивидуального ближнего рукопашного боя вполне допускает "дозировку поражающего действия". Однако этот же метод может быть и исключительно кровавым – если противники намерены действовать не только в полную силу, но и беспощадно друг к другу. Оторваться от агрессивного противника и спастись в ситуации ближнего боя крайне трудно.

Подтверждением последнего являются взаимоистребительные крестоносно-мусульманские сражения на Ближнем Востоке и в Испании – они происходили в то же самое время и с участием тех же рыцарей, что бились при Бремюле и Линкольне, но тут хронисты ведут счет потерь на тысячи, десятки и даже сотни тысяч (например, 4 тыс. крестоносцев и явно преувеличенные 30 тыс. турок при Дорилее в 1097 г., 700 крестоносцев и 7 тыс. сарацин при Арзуфе в 1191 г. и т.д.). Нередко они завершались поголовным истреблением побежденной армии, без различия сословного ранга.

Наконец, многие европейские сражения XII-XIII веков носят как бы промежуточный характер между "рыцарственными" и "смертельными", примыкая то к первому, то ко второму типу. Очевидно, это сражения, к которым примешивалось сильное национальное чувство и в которых активно участвовали пешие ополчения из простолюдинов (обычно горожан). Таких сражений немного, но обычно это наиболее крупные сражения.

К "рыцарственному" типу примыкает битва 1214 г. при Бувине, о которой было упомянуто выше. Известна она по трем источникам – подробной рифмованной хронике Гийома ле Бретона "Филиппида", сходной с ней стихотворной хронике Филиппа Муске, а также анонимной хронике из Бетюна. Примечательно, что все три источника – французские, и их предпочтения видны невооруженным глазом. Особенно это касается наиболее детальных хроник ле Бретона и Муске – похоже, что авторы соревновались в написании хвалебных од своему королю Филиппу-Августу (первый из них и вовсе был личным капелланом Филиппа).

Именно из поэм ле Бретона и Муске мы узнаем, что при Бувине погибло 3 французских и 70 германских рыцарей (при минимум 131 пленном) на 1200-1500 участников с каждой стороны. Дельбрюк и его последователи принимают эти цифры потерь за аксиому. Более поздний Вербрюгген предполагает, что у союзников погибло около 170 рыцарей (поскольку мемориальная надпись в церкви св. Николая в Аррасе говорит о 300 убитых или плененных вражеских рыцарях, 300-131=169). Однако французские потери из 3 убитых рыцарей все они оставляют без обсуждения, хотя тексты тех же самых хроник никак не сочетаются со столь смехотворно низкой цифрой:

1) Двухчасовой рукопашный бой французских и фламандских рыцарей на южном фланге – все ли из этих традиционных соперников были склонны щадить друг друга? Кстати, после Бувина Фландрия покорилась французскому королю, и у его придворных хронистов были все политические основания не задевать новых подданных и подчеркивать "рыцарский" характер произошедшего испытания.

2) Прежде чем герцог Фландрии Фердинанд попал в плен, после жестокого боя были убиты все 100 его сержантов-телохранителей. Неужели эти наверняка неплохие воины позволили перебить себя как овец, не нанеся никаких потерь французам?

3) Сам французский король еле избежал гибели (примечательно, что сбившие его с коня немецкие или фламандские пехотинцы пытались его именно убить, а не взять в плен). Неужели его окружение никак не пострадало при этом?

4) Хроники говорят и о доблестном поведении германского императора Оттона, долго бившегося секирой, и его саксонского окружения. Когда под Оттоном убили коня, он едва избежал плена и был с трудом отбит телохранителями. Сражение уже проигрывалось союзниками и у немцев не было никаких оснований надеяться сохранить пленных, т.е. они должны были бить насмерть, чтобы спастись самим. И в результате всех этих подвигов 1-2 убитых француза?

5) На северном фланге 700 копейщиков-брабансонов, построившись в круг, долго отбивали атаки французских рыцарей. Из этого круга делал вылазки граф Булонский Рено Даммартин со своими вассалами. Граф был опытным воином и ему, как предателю, было нечего терять. Неужели он и его люди смогли убить 1-2 французских рыцарей, в лучшем случае?

6) Наконец, почти вся нагрузка у французов в этом долгом и важном сражении легла на рыцарей, поскольку французская пешая коммунальная милиция почти сразу разбежалась. Эти полторы тысячи французских рыцарей справились и с немецко-фламандскими рыцарями, и с многократно более многочисленной, агрессивной, хотя и плохо организованной немецко-голландской пехотой. Ценой всего лишь 3 погибших?

В общем, утверждениям ле Бретона и Муске можно было бы поверить только в том случае, если бы они подтверждались такими же данными с немецкой и фламандской стороны. Но немецких и фламандских описаний этого крупнейшего сражения того времени не сохранилось – видимо, поэтов-хронистов этих стран оно не воодушевляло. Пока же приходится признать, что хроники ле Бретона и Муске представляют собой тенденциозно-пропагандистский панегирик и цифры потерь в них не заслуживают доверия.

Другой пример такого рода – сражение при Мюре 12 сентября 1213 г., единственное крупное сражение Альбигойских войн. В нем 900 северофранцузских всадников с неизвестным количеством пеших сержантов под командованием Симона де Монфора разбили по частям 2000 арагонских и южнофранцузских ("окситанских") всадников и 40 тыс. пехотинцев (тулузское ополчение и рутьеры). Арагонский король Педро II (активный участник Реконкисты и сражения при Лас-Навас-де-Толоса в 1212 г.), находясь в авангарде, столкнулся с французским авангардом и был убит, после жестокого боя была перебита и вся его maynade, т.е. несколько десятков рыцарей и сержантов ближайшего окружения. Затем французы ударом во фланг опрокинули деморализованных смертью короля арагонских рыцарей, те увлекли в своем бегстве окситанских рыцарей, затем французы расчленили и загнали в Гаронну тулузское пешее ополчение, причем было зарублено или утоплено якобы 15 или 20 тысяч человек (слишком выдающееся достижение для 900 конных воинов).

При этом, если верить "Истории Альбигойского крестового похода" монаха Пьера де Во-де-Серни (он же Петр Сернейский, ярый панегирист Симона де Монфора), у французов были убиты всего 1 рыцарь и несколько сержантов.

Еще можно поверить, что французская конница перерезала тулузское пешее ополчение как стадо баранов. Цифра в 15-20 тысяч погибших явно преувеличена, но с другой стороны, гибель значительной части мужского населения Тулузы в сражении при Мюре является объективным и впоследствии многократно проявлявшимся фактом. Однако в то, что король Педро II и его придворные рыцари позволили так задешево перебить себя, поверить невозможно.

В заключение – немного о еще одном хорошо изученном сражении той же эпохи, при Воррингене (1288 г.). Если верить рифмованной хронике Яна ван Хеелу, победители-брабантцы потеряли в нем всего 40 человек, а проигравшая немецко-голландская коалиция – 1100. Опять же, эти цифры никак не сообразуются с описанным в той же хронике ходом сражения, долгого и упорного, и даже "минималист" Вербрюгген считает цифру брабантских потерь несообразно заниженной. Причина очевидна – ван Хеелу был таким же панегиристом брабантского герцога, как Петр Сернейский – Монфора, а ле Бретон и Муске – Филиппа-Августа. Видимо, для них было хорошим тоном до неправдоподобия занижать потери своих победоносных покровителей.

Для всех вышеприведенных сражений характерны одни и те же особенности: подробные их описания сохранились только со стороны победителей, и всякий раз присутствует огромный разрыв в боевых потерях между победителями и побежденными, никак не сочетающийся с подробным описанием долгой и упорной борьбы. Это тем более странно, что все эти сражения были не менее значимы для побежденных, имевших свою непрерывную летописную традицию. Очевидно, проигравшая сторона, не испытывая никакого поэтического восторга, предпочитала ограничиваться считанными строчками в общих хрониках. Добавим также, что сдержанность летописцев сразу исчезает, когда речь заходит о солдатах-простолюдинах – тут многотысячные цифры являются обычным делом.

Это то, что касается сражений XII-XIII веков. Их печальной особенностью является невозможность, в подавляющем большинстве случаев, проверить цифры описывающих их хроник, сколь бы невероятными они не были.

Картина резко меняется на рубеже XIII-XIV веков, после битв при Фолкерке 1298 г. и Куртре 1302 г. "Малокровные" сражения практически исчезают, какую серию сражений позднего средневековья ни возьми – одни кровавые побоища с гибелью от 20 до 50% активных участников у проигравшей стороны. В самом деле:

А) Столетняя война – "жалкие" 15% убитых у французов в битве при Креси (1346 г.) объясняются только пассивно-оборонительной тактикой англичан и наступившей ночью, позволившей спастись большинству раненых; зато в битвах при Пуатье (1356 г.) и Азенкуре (1415 г.), происходивших днем и закончившихся успешной контратакой англичан, было убито до 40% французских рыцарей; с другой стороны, в конце войны получившие тактическое преимущество французы убили до половины английских воинов в сражениях при Пате (1429 г.), Форминьи (1450 г.) и Кастильоне (1453 г.);

Б) на Иберийском полуострове – в наиболее крупных сражениях при Нахере (1367 г.) и Алжубарроте (1385 г.) английские лучники устроили точно такой же завал из трупов кастильских и французских рыцарей, как при Пуатье и Азенкуре;

В) англо-шотландские войны – больше 5 тысяч убитых шотландцев (вероятно, около 40%) в битве при Фолкерке (1298 г.), убито 55% шотландской кавалерии при Халидон-Хилле (1333 г.), погибло более половины (возможно, 2/3, включая пленных) шотландцев, участвовавших в битве при Невиллс-Кроссе (1346 г.); с другой стороны, минимум 25% английской армии (против примерно 10% у шотландцев) убито в битве при Баннокберне (1314 г.), более 2 тысяч убитых англичан (20-25%) в битве при Оттерберне (1388 г.);

Г) франко-фламандские войны – 40% французских рыцарей и конных сержантов убиты в битве при Куртре (1302 г.), 6 тыс. убитых фламандцев (т.е. 40%, по французским, возможно, завышенным данным) и 1500 убитых французов в битве при Мон-ан-Певеле (1304 г.), более половины фламандской армии истреблено в сражениях при Касселе (1328 г.) и Розебеке (1382 г.);

Д) войны с участием швейцарцев – более половины австрийских рыцарей убито в битвах при Моргартене (1315 г.) и Земпахе (1386 г.), в битве при Сен-Жакоб-ан-Бирс до последнего человека уничтожен бернско-базельский отряд в 1500 чел., погибло и неизвестное число пытавшихся спасти его базельцев, у французских наёмников якобы убито 4 тыс. человек, в битве при Муртене (1476 г.) убито более половины бургундской армии, 12 тыс. чел.;

Е) войны на Севере – при Висбю (1361 г.) убито более 1500 чел., датчане полностью уничтожили защищавший город шведский отряд, при Хеммингштедте (1500 г.) крестьяне Дитмаршена, потеряв 300 убитых, уничтожили 3600 солдат датского короля Иоганна I (30% всей армии);

Ж) сражения Гуситских войн 1419-1434 гг. и войн Тевтонского ордена с поляками и литовцами, включая Грюнвальд (1410 г.) – также известны беспощадным истреблением проигравшей стороны.

Неким островком "рыцарственной" войны (хотя уже в извращенной форме) прежде представлялись только войны кондотьеров в Италии. Мнение о привычке предводителей кондотьеров сговариваться между собой и устраивать почти бескровные имитации сражений, тем самым обманывая нанимателей, основывается преимущественно на произведениях итальянского политика и писателя Никколо Макиавелли (1469-1527 гг.). Его "История Флоренции" (1520 г.), написанная под явным влиянием античных образцов и своей конкретностью выгодно отличающаяся от средневековых хроник, до недавних пор безоговорочно принималась на веру как важнейший источник по позднесредневековой истории Италии. Например, о битве между флорентийско-папскими и миланскими войсками при Ангиари (1440 г.) он пишет: "Никогда еще никакая другая война на чужой территории не бывала для нападающих менее опасной: при столь полном разгроме, при том, что сражение продолжалось четыре часа, погиб всего один человек, и даже не от раны или какого-либо мастерского удара, а от того, что свалился с коня и испустил дух под ногами сражающихся". А вот о сражении между флорентийцами и венецианцами при Молинелла (1467 г.): "Однако ни один человек в этой битве не пал – ранены были лишь несколько лошадей и, кроме того, и с той, и с другой стороны взято было несколько пленных". Однако, когда в последние десятилетия были тщательно изучены архивы итальянских городов, оказалось, что в действительности в первом сражении погибло 900 человек, во втором – 600. Может быть, это не столь много для армий тысяч по 5 человек, но контраст с утверждениями Макиавелли разителен.

Таким образом, стало очевидным, что "История Флоренции" вопреки внешнему впечатлению – не точный отчет о событиях того времени, а скорее тенденциозный политический памфлет, в котором автор, отстаивая определенные идеи (необходимость замены наёмников-кондотьеров на регулярные национальные армии), весьма вольно обращается с фактами.

Случай с "Историей Флоренции" показателен в том плане, что даже самые убедительные и правдоподобные, на первый взгляд, средневековые описания могут быть очень далеки от подлинного положения дел. "Историю Флоренции" современным исследователям удалось "вывести на чистую воду", для хроник XII века это, увы, невозможно.

Тем не менее, определенные закономерности могут быть обнаружены. О двух типах войн уже было сказано в начале статьи. Еще более существенно, что степень "кровавости" средневековых войн неотделима от общего социального и культурного развития средневекового общества. Для раннего периода (по XI век) характерны "феодальная анархия", неустойчивость социальных институтов и морали. Нравы в это время были варварские, сражения хоть и невелики по масштабам, но кровавы. Затем наступил "золотой век" рыцарства, когда его иерархия и мораль уже сформировались и еще не были слишком испорчены товарно-денежными отношениями. В это время главенствующая военно-политическая роль рыцарей никем не ставилась под сомнение, что позволяло им разыгрывать власть и имущество по своим собственным, щадящим правилам. К этому не столь уж долгому периоду (XII-XIII века) относится большинство западноевропейских "сражений-турниров". Однако на периферии католического мира и в это время действовали прежние правила – с иноверцами и еретиками шла борьба не на жизнь, а на смерть.

Впрочем, и "золотой век", если присмотреться, был внутренне неоднороден. Наиболее "феодальным" было XII столетие, время наивысшей религиозности и власти папства в Европе. Эта ведущая роль церкви оказывала глубокое влияние и на воинскую мораль, постепенно модифицируя изначальный германо-языческий менталитет рыцарства. Именно в XII веке наиболее малокровны внутриевропейские (то есть межрыцарские) войны и наиболее кровава внешняя "крестоносная" агрессия. В XIII веке церковь начинает оттесняться на второй план королевской властью, а религиозность – "государственными интересами", "братство во Христе" начинает вновь уступать дорогу национализму. Мало-помалу внутриевропейские войны ожесточаются, чему способствует широкое использование королями простолюдинов-горожан. Настоящий перелом наступает около 1300 г., когда "рыцарственная война" и внутри Европы окончательно сдает позиции "войне смертельной". Кровавость сражений XIV-XV веков можно объяснить несколькими факторами:


1) Формы боевых действий все усложняются, на смену одному основному виду войск и способу боевых действий (лобовому столкновению рыцарской конницы в открытом поле) приходят несколько родов войск и множество тактических приемов с резко различающимися наборами достоинств и недостатков. Использование их в разных, еще не вполне изученных условиях может привести как к полной победе, так и к катастрофическому поражению. Наглядный пример – английские лучники: в одних сражениях они почти без потерь истребляли французскую тяжелую конницу, в других та же конница почти без потерь истребляла их.

2) Это же усложнение форм боевых действий приводит к регулярному участию в сражениях наемных формирований пехотинцев-простолюдинов, своей неуправляемостью резко отличных от прежних кнехтов – рыцарских слуг. Вместе с ними на поля регулярных сражений возвращается и межсословная ненависть.

3) Новые технические средства и тактические приемы, такие, как массированная стрельба лучников по площадям, оказываются принципиально несовместимы с "сознательно-щадящим" способом ведения боевых действий.

4) Завоевательный "государственный интерес" и специфика все более регулярных и дисциплинированных армий оказываются несовместимы с интернациональным рыцарским "братством по оружию". Наглядный пример – приказ Эдуарда III во время битвы при Креси 1346 г. не брать пленных до конца сражения.

5) Разлагается и мораль самого рыцарства, больше не имеющего единоличного контроля над ходом сражений. "Христианское великодушие" и "рыцарская солидарность" все более уступают рациональному интересу – если в данных конкретных условиях нет возможности получить лично для себя выкуп от плененного "благородного" противника, оказывается естественным его убить.

Впрочем, и "малокровные" сражения XII века были небезобидны для проигравших – в разорительном выкупе нет ничего хорошего. Напомним, что при Бремюле (1119 г.) треть рыцарей побежденной стороны оказалась в плену, а при Линкольне (1217 г.) – даже две трети.

Иными словами, на протяжении всех Средних Веков генеральное сражение в открытом поле было исключительно рискованным, грозящим непоправимыми потерями делом.

Отсюда отличительная особенность средневекового военного дела в рассматриваемый период (с 1100 по 1500 г.) – упор на оборону/осаду крепостей и "малую войну" (засады и набеги) при уклонении от больших сражений в открытом поле. Причем генеральные сражения чаще всего были связаны с деблокирующими действиями, то есть носили вынужденный характер. Характерный пример – Альбигойские войны (1209-1255 гг.): за 46 лет в десятках осад и тысячах мелких стычек погибли многие десятки тысяч воинов с каждой стороны, причем рыцари умерщвлялись в той же мере, как и сержанты-простолюдины, но крупное сражение было всего одно – при Мюре в 1213 г. Таким образом, средневековый рыцарь мог иметь огромный, регулярно пополняемый боевой опыт, и в то же время за всю жизнь участвовать всего в 1-2 больших сражениях.

@темы: Уваров Д., Раковорская битва

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Остяк изготавливает лук

1912. Река Вах, село Ларьяк.
humus.livejournal.com/3560670.html#cutid1

У березы на лук

Сдирает бересту с березы

Срубает елину на лук

На шбале
[???]

Остругивает ножом березовую часть лука

Вколачивает клинья

Втирает серу
[здесь "сера" - лиственничная или еловая живица]

Оскабливает лишнюю серу

Подогревает лук над огнем

Склеивает лук

Вырезает из черемухи пальцы к луку

Приклеивает к луку палец

Расправляет пласт бересты и обмазывает клеем

Оклеивает лук берестой

Окисляет тетиву берестой
[мне кажется, не "окисляет", а "оплетает" или что-то подобное]

Остругивает стрелку ножовым стругачом

Куют наконечники к стрелам

Оттачивает наконечник стрелы

@темы: вооружение

---

Дикая тварь из дикого космоса

www.youtube.com/watch?v=5K06ZfGUBE0

""Гигантский коготь (англ. The Giant Claw) - американский фантастический фильм ужасов 1957 года кинокомпании Columbia Pictures, снятый режиссёром Фредериком Френсисом. Релиз на DVD состоялся в 2007 году.
Сюжет:
Всё чаще и чаще происходят таинственные исчезновения самолётов. Периодически до правительства США доходят сообщения об НЛО, которые, впрочем, не воспринимаются всерьёз. Вскоре весь мир оказывается потрясён появлением чудовищной птицы из другого временного измерения. Чудовище «размером с корабль» атакует Нью-Йорк, вся армейская мощь не может её остановить. Только после использования смертельного изотопа птица погибает. В финале фильма показана гигантская птичья лапа, исчезающая в морской пучине.""
Говорят, весь секрет - в недорогих мексиканских спецэффектах.

vvord.ru/tekst-filma/Gigantskiy-kogotj/
Текст фильма (весь!, причём перевод)

Я влюбился

Но где же вторая голова?

@темы: синематограф

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Тордеман, Доспехи в Калевале

www.tgorod.ru/index.php?topgroupid=2&groupid=7&...
Bengdt Thordeman
Rustningarna i Kalevala
Доспехи в Калевале
Перевод © Б. Лемешко
Статья известного историка и археолога Бенгта Тордемана, посвященная северному доспеху, была написана в разгар Финской войны и таким образом является вдвойне интересной - и как документ эпохи, и как иллюстрация развития взглядов на эволюцию пластинчатого доспеха на Севере и в скандинавских странах.
Страница со списком литературы и сносками отсутствует.

Когда я писал эти строки, меня не оставляла мысль о совсем другом вооружении, чем то, которое нередко описывается в журнале Шведского общества антикваров. В Карелии, где сохранилась память о бессмертных героях рун Калевалы, сама богиня История творит сейчас новых героев и новые подвиги, которые не забудет народ Севера. Места, навсегда связанные с собиранием рун Калевалы — Вуонниен, Вуокикиниеми и Латварярви, — находятся там, куда сейчас приковано внимание всего мира: во фронтовом секторе Суомуссальми, а по зимнему льду Сувантоса, куда направлялся Вяйнамойнен в день создания кантеле, снова и снова прокатываются волны русских атак. В такое время не до исторических изысканий. Но, как после ненастья погода улучшается, «бесполезные» изыскания обязательно рано или поздно становятся неотъемлемой частью культуры и на нас, пока не вовлечённых в конфликт, лежит обязанность не разочаровываться в науке. Больше всего она нуждается в бескорыстном служении ей в меру наших скромных сил.

Финские песенные руны или Калевала, как их обычно называют (1), были записаны в основном в Карелии и первоначально предполагалось,что в тех же краях — скорее всего в Бьярмланде на побережье Белого моря в устье Северной Двины — они и были сложены. Позднейшие исследования заставили, не без сопротивления традиционалистов, отказаться от этой точки зрения. Изучение языка рун и описанной в них природы и культуры показали, что речь в них идёт о территории, расположенной на других градусах географической долготы. В настоящее время среди исследователей достигнуто полное единство в том, что родину Калевалы следует искать в собственно Финляндии и окружающих её краях. Также локализует сказания и топонимика. В ингерманландских вариантах сказаний о борьбе между Унтамо и Калерво первый живёт в Суоми — собственно Финляндии, а второй — в Карьяла, вероятно, искажённое «Каланди» - средневековое название местности вокруг Нюстада. То же название встречается и в сказании о сватовстве «древнешведских богатырей». Луотола, именуемый также Ляммикяйненом, направляется туда, где находятся шхеры, то есть к западу от Або (Тампере). Герой Ахти не только владелец серебра Луоталы, но и конунг или старейшина Саари — острова — возможно, Эзеля, Даго, но, скорее всего, одного из Аландских островов. С Саари Канкамойнен летает «глубоко в Швецию, в середину Эстонии». Большую роль в Калевале играет и Готланд — Вуойола. Пожалуй, самый выдающийся подвиг этого эпоса — захват таинственного палладиума Сампо Вяйнямойненом. Из Калевалы Элиаса Лёнорта и оперы по её сюжету Яна Сибелиуса нам известно, что путь Вяйнямойнена лежал в Северную страну — Похьяла. Если подтвердится революционная гипотеза Каарле Крона (Kaarle Krohn), отождествляющая Вуойола с Похьяла, вся культурно историческая ориентировка Калевалы предстанет в новом свете. В цикле рун о Ляммикяйнене есть виса, записанная к северо-востоку от Ладоги, где говорится о готландском купце немецкого происхождения Винцентусе или Вильгельме Людекене, из-за поломки лыж на лосиной охоте зазимовавшим в Финляндии; а в записанной в Латваярви руне описывается, как Вяйнямойнен варит целебные мази и лечит ими детей Вуолойя от обрушившихся на них неизвестных болезней. Сам Вяйнямойнен — центральный персонаж Калевалы — согласно гипотезе Каарле Крона жил в долине реки Кумо, где в волости Каркку, фамилия Вяйня — которую, вероятно, носили потомки героя рун — встречалась ещё в 16-ом веке. Там находится Биркала, которую издавна связывают с «биркарларна» (birkarlarna) — торговцами и сборщиками податей с саамов северной Швеции, а Крон считает, что «ненависть косоглазых лаппонов (саамов) к Вяйнямойнену — исходный мотив цикла Сампо — отражает ненависть угнетённых саамов к сборщикам податей». Вообще же, сказания о Сампо можно трактовать как описание исторического набега викингов из полуязыческой Финляндии на Готланд и захвата тамошних богатств. Клад монет и оборонительные сооружения на Готланде позволяют датировать этот и подобные ему набеги концом 12-го века (2). То, что на многих сказителей оказывала влияние христианская культура, видно по собственным именам, которые в значительной мере состоят из более или менее легко узнаваемых имён христианских — в основном западноевропейских — святых, среди которых имя нашей шведской Бригитты (Пирьятта). Вообще же младшие руны нередко базируются на средневековых христианских легендах (3).


Этих заметок по культурно исторической локализации сказителей Калевалы вполне достаточно, для того, чтобы показать,что возникшее из глубин финской народной души произведение тесными узами связана с шведской культурой. Эта связь — важный стимул для исследования шведских древностей.

Глубокие и детальные исследования по тематике Калевалы, которые велись в Финляндии последние сто лет со всё возрастающей интенсивностью, в конечном счёте сложились в отдельную науку со своей богатой литературой, к сожалению, в значительной степени недоступной тем, кто — как пишущий эти строки — не владеет финским языком. В ежегоднике Общества Калевалы за 1937 год два исследователя — Йорма Леппяаху и Кутаа Вилкуна опубликовали работу по различным наименованиям доспехов и предметам, которые эти наименования обозначают (4), значительно обогащающее наше знание об эволюции доспехов на Севере в средние века и предшествующие эпохи. Кроме уникального доспеха из Вальсгeрдe (Valsgärderustning) (5) — по времени жёстко привязанного к середине 14-го века, хотя разнородность элементов его конструкции и позволяют судить о более ранних видах доспехов, и богатых находок у Поминального креста (Korsbetningfynd) (6) близ Висбю до нас дошло только несколько отдельных фрагментов северных доспехов, и немногим больше находок такого же археологического материала из остальной Европы. Для полноты картины приходится привлекать изобразительный материал и письменные свидетельства того времени. Основательный материально - филологический анализ древне- скандинавской литературы с такой точки зрения уже давно произвёл Хьялмар Фальк (7). Соответствующий пробел по финскому культурному пространству теперь в основном ликвидировало указанное выше исследование. Мне оставалось изложить основные выводы, прокомментировать их и сформулировать несколько критических замечаний.

Особо тесна связь с доспехами у двух описанных в Калевале героев: Ляммикайнена — героя, авантюриста и любимца женщин — и Илмаринена — великого кузнеца, владельца чудесного Сампо. В эпосе встречаются следующие названия доспехов: sotisopa «военный доспех», vainovaatteet «воинские одежды», vaskivaippa «медный плащ», rautakauhtana «железный кафтан», rautapaita «железная рубаха»,rautaliivit «железный жилет» и panuen paita «искрящая рубаха». Эти названия дают представление о материале и конструкции доспехов — скорее всего, это кольчуги. Особенно выразительно название «искрящая рубаха»: так и представляется свеженачищенная кольчуга, отражающая солнечные блики тысячами своих колец. Что до «медного плаща», то он ассоциируется, пожалуй, с восточными кольчугами, которые нередко украшались узорами из вплетённых бронзовых колец. В то же время в некоторых вариантах цикла о Лямммикяйнене , записанных в дальней и пограничной Карелии, рассказывается о том, как девицы и матери прядут и ткут материал одежды для мужчин в доказательство своей сноровки или в дар будущему жениху. Наряд воина должен был быть как можно лучше, и из этих вариантов сказаний следует, что он был полотняным. Поэтому финские исследователи сравнивают его с linpanzaras «полотняной бронёй» и silkitreya «шёлковым кафтаном» - боевой одеждой северных саг (8). В этой статье мы оставляем открытым вопрос, была ли эта одежда усилена железными пластинами или набивкой для защиты воина или это были кафтаны с гербами, которые в 13-ом и первой половине 14-го века повсеместно надевали поверх кольчуг, либо всего лишь роскошные воинские одежды без защитных элементов, которыми вообще-то издавна пренебрегали воюющие германцы (9). Единственное число таких слов, как kauhtana «кафтан», paita «рубаха», vaippa «плащ с капюшоном» относятся к отдельным позициям одежды, а множественное число vaattet «одежды» обозначает её комплект.

Описание того, как Илмаринен наряжается для сватовства в Похьяла не только даёт полную картину снаряжения героя Калевалы — в нём появляется ещё одно название доспеха, куда более интересное чем приведённые выше: Вымывшись Илмаринен надевает полотняную рубаху, штаны в обтяжку и одежды, которые стягивает lustut и ремнём с металлическим набором. Terasvoissa tenosampi, «в стальных опоясках [мужи] сильнее» - такими словами, заимствованными из защитного заговора (10). заканчивается это описание. Также и Лямикяйнен в одном из вариантов сказаний завершает своё облачение тем, что, снаряжаясь в опасную дорогу на пир в Похьяла, обматывается lustut, а в других вариантах надевает vainovaatteet «воинские одежды» или pelervopaita «полотняную рубаху», которую его мать соткала и сшила в девичестве для своего жениха — отца Лямикяйнена (11).

Что же такое, это lusto или lustu (множественное число lustut)? Значение этого слова до сих пор оставалось неясным. Элиас Лённрот возводил его этимологию к словам «скелет, костница, собрание костей» и переводил как «костяной панцирь». Это перевод многократно использует и Каарле Крон в своих «Исследованиях Калевалы». Согласно последним исследованиям такая этимология ошибочна. Более оправдано возводить это слово к саамскому lasto «ива, ивовая кора, лозняк» (12). Леппяахо и Вилкуна сообщают, что это слово встречается в финских диалектах со значениями «годовое кольцо дерева», «твёрдая заболонь дерева», «жёсткая обмотка, которой лезвие косы крепится к древку» и т. п. Основным значением должно было быть «какая-то связка». Производным - «твёрдая поверхность» или «твёрдая обмотка вокруг чего-нибудь».Слово встречается также со значением «упорядоченная укладка», например, складок в юбке или дранок на крыше. Всё это выводит нас на комплекс значений, который даёт очень точное и сжатое описание доспеха арктического типа, вроде тех, которые были найдены в Бирке и у Поминального креста близ Висбю. Такие доспехи выглядят как набор складчатых рядов скреплённых друг с другом железных пластин (Рис. 1).

Рис. 1 Реконструкция пластинчатого доспеха из захоронения у Поминального креста близ Висбю.

Сходство с крытой дранками крышей поразительное. Я, со своей стороны, безоговорочно присоединяюсь к тому толкованию термина lusto, которое предложили два упомянутых выше финских исследователя: «ремни, усиленные железными накладками». Согласно рунам, lustut обматывались вокруг тела как ремни. Соединённых друг с другом ремней могло быть столько, что они закрывали большую часть туловища воина, доспех которого представлял собой корсет без рукавов. В качестве иллюстрации можно привести изображение воина в таком же пластинчатом доспехе с росписей - в настоящее время закрашенных — церкви в Скиббю на острове Зеландия, Дания (13). (Рис. 2).


Рис. 2. Воин в пластинчатом доспехе (слева) и в бригантине (coat of plates) (справа). Копия росписи церкви в Скиббю на острове Зеландия Дания.


В связи с приведённым выше словом vaskivaippa «медный плащ» можно добавить, что пластины такого доспеха могли изготовляться и из меди (14).

Две изолированные находки пластинчатых доспехов в регионе Балтийского моря — в Бирке и захоронении у Поминального креста близ Висбю,- которые до сих пор дополнялись лишь малочисленными и слабо детализированными изображениями, получили таким образом весьма интересное подтверждение в финской культуре эпохи крестовых походов и последующих столетий. В связи с этим возникает волнующий вопрос: Может ли обнаружение нового ареала распространения пластинчатого доспеха объяснить его появление на скандинавском Севере?

Для этого необходимо рассмотреть следующие хронологические и культурно исторические гипотезы:

1.Пластинчатый доспех — исконное достояние финской культуры и именно финны принесли его в Скандинавию из мест своего первоначального обитания.

2.Пластинчатый доспех в Финляндии — ответвление арктического пластинчатого доспеха, вплоть о наших дней используемого в Восточной Сибири.

3.Пластинчатый доспех в 5-ом веке занесли в Европу авары (находки в Джитигаринске, Керчи, Кунсентмартоне, Кастель Тростино), откуда он попал на скандинавский Север через Россию (15) (находка в Борстне, Черниговской губернии) или Центральную Европу (находка в Шрецхайме) (16).

4.Пластинчатый доспех попал на скандинавский Север через Россию в эпоху викингов.

5.Пластинчатый доспех распространился на скандинавском Севере в результате монгольского нашествия 1240 годов. Изображения того времени подтверждают, что доспехи такого типа широко использовались в монгольском войске (17).

В рамках гипотезы 2 А. Хеландер уже давно отождествлял принадлежавший выборгскому музею пластинчатый доспех арктического типа с упоминаемым в Калевале lusto (luusto) (18).

Рис. 3. Арктический костяной пластинчатый доспех. Выборгский музей.


Этот доспех был приобретён купцом из приобретшего ныне печальную известность города Териоки (В «Зимнюю войну» в Тероки — Зеленогорске пребывало «демократическое правительство Финляндии» Б. Л.) в дальней Карелии или Олонецкой губернии. Хеландер уже был знаком с аляскинскими доспехами такого типа, и исключить возможность связи между ними и упомянутыми в Калевале доспехами он не мог. Теперь, когда нам известно, что центром распространения костяных пластинчатых доспехов являются сибирские территории, заселённые чукчами и коряками (19), а пластины таких доспехов найдены гораздо западнее — в Томилово близ Урала (20), такая возможность представляется более вероятной. Как любезно сообщим мне профессор А. М. Таллгрен, томиловская находка принадлежит сарматской доримской культуре и датируется 2-ым — 1-ым веками н. э. Альтернативное объяснение Хеландера изолированного появления такого доспеха в Дальней Карелии как завоз с Аляски вернувшимся оттуда около 1825 года адмиралом А. А. Этхоленом, подарившим два подобных доспеха Академии Або (Тампере), представляется менее вероятным, чем местное приобретение костяного пластинчатого доспеха. Однако чтобы связь упомянутого в Калевале lusto с арктическим костяными доспехами была действительно обоснованной, а не оставалась только счастливой догадкой, нужны серьёзные доказательства. Такими доказательствами могут быть упоминание костяных доспехов в финских рунах или находки костяных доспешных пластин в ареале обитания финских племён (21).

Лично я отдаю предпочтение гипотезам 3 или 4, хотя и не могу привести решающих аргументов в их пользу. Я считаю, что шлем, найденный в Туна (Веле) (22) и доспех из Валсгереде могут быть датированы 6-ым веком и что в этих найденных в Швеции предметах прослеживается влияние вооружения юго-восточной Европы того времени. К такому же выводу, независимо от меня, пришла и Грета Арвидссон (23). Всё это как-будто говорит в пользу гипотезы 3, хотя, с другой стороны, полное отсутствие находок доспешных пластин на Севере до 11-го века, а также тесные связи викингов с Востоком скорее подтверждают 4-ую гипотезу.

Рис. 4. Воин в ламелярном доспехе. Алтарь из Бродеторпа (Швеция)


В этом вопросе Леппяахо и Вилкуна решительно высказываются за 5-ую гипотезу. По их мнению изолированная находка в Бирке - импортный экземпляр, случайно попавший туда из далёкой Азии, а на изображении доспеха 12-го века в часовне (? antemensal) в Бродекорпсе, который я классифицировал как пластинчатый, железные чешуйки (24) направлены вниз, а не вверх, как это должно быть у пластинчатого доспеха (Рис. 1). Потому такой доспех следует считать раннесредневековым чешуйчатым доспехом, не имеющим никакого отношения к рассматриваемой здесь проблематике. На это можно прежде всего возразит, что по изображению из Бродекорпса нельзя определить куда — вниз или вверх — направлены железные чешуйки. Вообще же я классифицировал этот доспех как пластинчатый не по направлению чешуек / пластин, а по общему характеру его конструкции и по пропорциональной длине металлических элементов усиления. Вполне можно допустить невозможность доказать, что перед нами именно пластинчатый доспех, но доказать, что мы имеем дело с чешуйчатым доспехом ещё труднее. А поскольку в данной дискуссии это изображение решающей роли не играет, его можно вообще не рассматривать.


Оба финских исследователя считают, что пластинчатые доспехи появляются на Севере с середины 13-го века и в качестве доказательства привлекают изображение, до сих пор не рассматривавшееся в связи с таким доспехами, а именно печать
герцога Бенгта Финляндского (Рис. 5).


Рис. 5. Печать герцога Бенгта Финляндского. По слепкам Дж. Флитвуда. Масштаб 1 : 1.


Они считают, что изображённый на печати доспех — пластинчатый, откуда можно сделать вывод,что такие доспехи в конце 13-го века были модными у высшей аристократии и, следовательно, чем-то совершенно новым для того времени. Исходя из этого, они делают вывод, что пластинчатый доспех вполне мог использоваться в Финляндии во время похода ярла Биргера в 1249 году, несмотря на то, что времени для распространения на Севере такого заимствованного у монголов доспеха было явно недостаточно: битва у Легницы в Силезии, в которой монгольский доспех окончательно подтвердил своё превосходства над кольчужным доспехом немецкого рыцарства произошла 29-го апреля 1241 года.
Такой классификации доспеха герцога Бенгта способствовала и несколько упрощённая прорисовка этого доспеха в публикации Хаузена (25). Я самым тщательным образом рассмотрел оригинальный оттиск этой печати, хранящийся в Риксаркиве в Стокгольме (26), и у меня не осталось ни малейшего сомнения, что на печати изображена обычная кольчуга, которую на своих печатях одеты князья и рыцари того времени. Даже по репродукции Рис. 5, особенно по трактовке соединения защитного доспеха корпуса со штанами, очевидно, что никакой другой материал, кроме кольчуги, для его изготовления использован быть не мог. Поэтому печать герцога Бенгта следует исключить из дискуссии о распространении пластинчатых доспехов.

Разумеется не исключена возможность, что доспех / доспехи из Бирки являются единичными импортными экземплярами. В этом случае придётся рассматривать возможность двукратного проникновения пластинчатого доспеха на Север. Особых доводов в пользу такой гипотезы не существует, скорее наоборот: пластины, найденные у Поминального креста, носят следы неоднократных и основательных подгонок и переделок до их последнего использования в битве 27-го июля 1361 года. Следовательно, они существенно старше этой даты и являются пережитками более ранней моды на доспехи.

Поэтому я не вижу причин оказаться от раннее сформулированной мною точки зрения. Варианты, которые я выше обозначил как гипотезы 1 и 2, в настоящее время нуждаются в пересмотре. Но даже если будет доказано, что пластинчатые доспехи появились в ареале Балтийского моря ещё в доисторические времена, нельзя утверждать, что они с самого начала получили широкое распространение в Финляндии. Хотя я и не могу отрицать, что такие доспехи могли впервые появиться там вовремя похода ярла Биргера, я всё же считаю это маловероятным. По-моему, уже в то время пластинчатые доспехи считались чем-то совершенно устаревшим в Швеции, где — судя по печати — придерживались континентальной рыцарской моды, по крайней мере среди аристократов. Я склонен скорее считать, что пластинчатые доспехи попадали раньше в Финляндию либо торговыми путями через Новгород или Готланд, либо как военная добыча финских набегов на Вуойолу, бессмертным свидетельством которых остаются руны о старом Вейнямойнене.

Отправлено: 17.11.2008

@темы: вооружение, Тордеман, Раковорская битва